Мы представляем себе эту картину так: все эти шнуры, веревки и тросы сплелись в один клубок; вы пытаетесь вытянуть какую-то веревку, но она переплелась с чем-то другим. Вы как будто говорите: «Боже, все эти шнуры перепутались» (как в известной всем вам ситуации с новогодними гирляндами). Вы задаетесь вопросом: «Ну почему же они всегда так запутываются?» Знаете, это действительно напоминает ситуацию с новогодними гирляндами: с января по ноябрь они лежат где-то, спутавшись в ком. Но вы знаете, какое это чувство, когда вы вынимаете эти гирлянды из коробки, этот запутанный ком сначала озадачивает вас, но затем вы начинаете распутывать его. Это немного напоминает проведение границы между тем, что мы называем эмоциями, и тем, что мы называем чувствами. Но когда вы разберетесь с этим, вас ждет большая награда, так что мы надеемся, что вам будет интересно заняться этим.
Для Вероники это было настоящим освобождением, когда она смогла сказать: «Боже мой, вся эта путаница произошла из-за того, что я не оставалась в текущем моменте» — хотя на самом деле она знала, что пыталась сосредоточиться на пребывании в текущем моменте. Но вот во время того разговора она оставалась в текущем моменте, она действительно оставалась в нем — но только не ее эмоциональная система. Внимание Вероники было сосредоточено на моменте, а вот эмоциональная система — нет. В такой ситуации необходимо провести четкое различие между двумя состояниями:
«Я действительно нахожусь здесь, сейчас я здесь; большой палец, левый локоть; я действительно здесь, я действительно здесь, я действительно здесь» и
«У меня скачет сердце и скручивает живот, хотя я и нахожусь здесь».
Это понятно? У кого-то есть вопросы?
Участница сеанса: Я хотела рассказать в связи с этим о случае, который произошел со мной во время этих выходных. Мне позвонил один мой знакомый и сказал, что его брат, с которым у меня был когда-то роман, угрожает покончить с собой и что я должна позвонить и поговорить с ним, поскольку брат, Алан, больше не разговаривает с Эриком, а просто рассылает свои угрозы по электронной почте. Эрик находится в Китае, а Алан — в Балтиморе.
Ну вот, я ответила на этот звонок, что само по себе странно, потому что мой стационарный телефон обычно отключен, но в тот день я ждала одного звонка, поэтому телефон был включен. Очевидно, что все это должно было произойти. Так что я сделала глубокий вздох и подумала: «Действительно ли я хочу в это впутываться?» Затем я подумала: «Ладно, я позвоню». Итак, я позвонила Алану; он кричал, говорил бессвязно, рассказывал мне, что любит меня, что мы встретимся на том свете и что он собирается покончить с собой завтра — что показалось мне совсем уж странным. Если он действительно так сильно хочет покончить с собой, почему бы ему не сделать это прямо сейчас? Меня он слушать не стал и положил трубку. Я подумала: «Вот и отлично, я не стану перезванивать тебе, потому что ты бросил трубку, не выслушав меня. Лучше я позвоню Эрику в Китай и расскажу ему, что происходит».
Итак, я позвонила Эрику, даже не думая о деньгах, но, как бы там ни было, это другой вопрос. Я связалась с Эриком и рассказала ему обо всем. Мы с ним поговорили немного и пришли к выводу, что если воспринимать Алана всерьез, то необходимо вызвать полицию или сделать что-то еще, чтобы облегчить свои психологические страдания. Тем самым мы дали бы Алану знать, что такие угрозы могут иметь определенные последствия. Так мы и сделали. В каком-то смысле все это было довольно странно. Я имею в виду, что я никогда не общаюсь с этими людьми, но в тот момент я смогла проявить сострадание к ним обоим, попыталась разобраться с ситуацией и все действительно закончилось благополучно. Наследующий день Алан прислал мне текстовое сообщение, в котором попросил у меня прощения, а Эрик позвонил и поблагодарил меня. Мне было очень приятно, но затем я рассердилась. Я не сердилась тогда, когда все это происходило, но в понедельник я целый день злилась не только на Алана и Эрика, но и на всех, кто имел лишь косвенное отношение к ним. Все это сильно меня взбудоражило, и я сказала себе что-то в таком роде: «Ты на самом деле злишься на всех вокруг; тебе нужно сделать паузу и во всем разобраться». Так я и сделала, но мне показалось очень странным то, что я не поддалась этим эмоциям сразу же, а приберегла их на потом. Значит, я еще не научилась справляться с подобными ситуациями. Но все это действительно было как-то неестественно.
Элохеим: Что вы в конечном итоге сделали со своим гневом?
Участница сеанса: Я занялась йогой и поработала со своим телом. Я поработала с теми частями тела, которые были пронизаны гневом, и увидела, где он сосредоточен. Затем я сделала дыхательные упражнения и отправилась спать. Я просто была доброй к себе самой.
Элохеим: Это интересно; вы действительно внесли ясность в наше понимание вашей истории, ведь вы сказали, по сути, вот о чем: «Эта эмоция потребовала, чтобы я впустила ее в свое тело и испытала ее». Но вы вовремя спохватились, заметили, что происходит, и сделали все, что могли, для того чтобы достойно выйти из ситуации. Мы знаем, что ваши тела дают о себе знать в таких ситуациях, не так ли? Все дело в том, как реагирует тело, — это и есть напряженность плотной формы бытия. Вы пришли в это воплощение, для того чтобы обрести тело, а у тела есть свои эмоции и реакции, которые и образуют ваш опыт физического бытия. Поэтому вы просто сказали: «Я предоставляю своему телу возможность разобраться в том, что происходит». А теперь нам хотелось бы узнать, что произошло: вы действительно позволили своему гневу вылиться на кого-то из окружающих, как разбрызгивает воду пожарный шланг, или вы только обратили внимание на то, что вам хочется сделать это?
Участница сеанса: Я предупредила кое-кого о том, что я злюсь, и сказала, что это, возможно, не совсем подходящее время для разговора. Так что нет, я не изливала свой гнев на других людей. Я имею в виду, что если бы кто-то настаивал на общении, это все-таки произошло бы. Но я просто сказала: «Я действительно ужасно злюсь сегодня».
Элохеим: Это говорит об осознанности ваших действий. Мы допускаем, что десять-пятнадцать лет назад или даже всего полгода назад вы, возможно, рассуждали бы так: «Я злюсь и буду злиться на любого, кто встретится мне на пути; у меня есть полное право злиться, потому что в такой ситуации вполне естественно испытывать эту эмоцию». И здесь пора вспомнить о принципе математической задачи. Предположим, мы зададим вам вопрос: сколько будет 9 897 209 умножить на 8 239 203? Вы вряд ли назовете в качестве ответа первое же число, которое придет вам в голову. Но вы позволяете себе испытывать первую же эмоцию, которая возникает у вас. Поэтому, как и в случае с математической задачей, вы должны напомнить себе: «О да, все правильно, первая эмоция, которая во мне возникает, — это не обязательно именно та эмоция, которую я хочу испытывать». Ведь в вашем конкретном случае вы могли бы в тот же день свести с ума всех окружающих, поскольку вы сами вышли тогда из себя. С вашей стороны было в высшей степени осознанно сказать: «Я ужасно сердита сегодня, так что, мне кажется, нам не следует разговаривать с тобой сейчас». Вероника сказала бы это так: «Я неподходящая компания для кого бы то ни было сегодня. Так что вам не нужно приближаться ко мне, потому что я должна разобраться со всем этим». Это в высшей степени осознанное поведение, так что если все-таки кто-то будет настаивать на общении — что же, вы можете сказать: «Я тебя предупреждала; ты думал, я лгу?» Отлично. Итак, вы справились со своим гневом после того, как сделали все это.
Участница сеанса: Да, я справилась с ним. На самом деле меня очень удивило то, что я приберегла его на потом.
Элохеим: Что же, с вами происходило вот что. Вы были возмущены тем, что эти люди вовлекли вас в свои проблемы, но вы вели себя весьма осознанно и были очень осторожны. Ваша осторожность позволила вам занять осознанную позицию; вы как будто прошли по всей этой ситуации «на цыпочках», но после того, как вы сделали это, дала о себе знать накопившаяся в вашем теле эмоциональная задолженность — ведь вашим эмоциям тоже нужно было дать себе выход. Все это немного напоминает ситуацию, когда кто-то получает травму и вы должны быстро отвезти этого человека в больницу, причем все это время вы чувствуете себя спокойно, потому что знаете: вам нужно сделать то-то и то-то. Но затем, как только этот человек уже находится в отделении интенсивной терапии, вы вдруг теряете самообладание и начинаете плакать в приемном покое. Это очень похожая ситуация. Мы считаем, что в вашем случае было бы правильно рассуждать так: «Что за черт?! Я не сдаюсь! Я все время решаю такие трудные задачи, и я ужасно злюсь на тебя за то, что ты сдался и позвонил мне, чтобы рассказать обо всем этом. Ты позвонил мне и сообщил, что сдался, какого черта?!» Здесь присутствует некоторая доля возмущения.
