1567, март
Враги общества, свадьбы и венчания.
После – смерть, обогащенная мертвецами.
Большие друзья окажутся друзьями до перекрестка,
Две секты гогочут, от неожиданности позднее сожаление.
1567, апрель
Религия измучена большими недугами
Из-за инфантов и посольскими легатами.
Дар дарован недостойному, выпущен новый закон.
Блага старых отцов, король в добром краю.
1567, май
От отца к сыну идет – магистраты названы суровыми.
Большие свадьбы, враги-смутьяны
Из скрытых выходят вперед вследствие веры в обвинения.
Добрые друзья и женщины против этаких ворчунов.
1567, июнь
Как сокровище найдено наследство отца.
Короли и магистраты, свадьбы, враги.
Недоброжелательная публика, судьи и городской голова.
Смерть, страх и испуг, – и трое великих преданы смерти.
1567, июль
Вновь близится смерть, королевский дар и легат.
Восстановят то, что по старости пребывает в разрухе.
Юные наследники под подозрением – не легатарии
Сокровища, найденного в лепнине и на кухне.
1567, август
Тайных врагов, заточенных в тюрьму,
Короли и магистраты удержат там твердой рукой
Жизни и здоровью многих [грозят] болезни глаз, носа —
Двое великих уйдут оттуда очень далеко в недобрый час.
1567, сентябрь
Длительная слабость головы; брак, враг общества,
Из-за прелата и путешествия, страшный сон великого.
Огонь и большое разрушение, найдено в окольном месте,
Открытое потоком, выйдут новые страхи.
1567, октябрь
Короли и магистраты из-за смертей берутся за дело.
Юные девушки больны, у великих отекает тело.
Из-за слабостей и свадеб крепостные – враги хозяину.
Общественные болезни, сочинитель весь отекает.
1567, ноябрь
Возвращение посольства, дар короля, установлен в [надлежащее] место.
Более не сделает этого: отправится к Богу.
Ближайшая родня, друзья, кровные братья
Найдут [его] мертвым у кровати и скамьи.
1567, декабрь
Дети, братья и сестры, друзья, найдено сокровище.
Молодой, прелат, легат и путешествие.
Болезнь [так] измучит женщину,
Что после смерти изменится [ее] лицо.
1567. Конец года
В печальном состоянии пребудут все сословия и секты,
Между братьями и сестрами – вражда и раздор.
Сокровища и свободы, более заметны жала.
Летняя засуха, это умрет на веревке.
ВСЕ
УМЕР ТОТ, КТО ЭТО СЛАГАЛ
М. Нострадамус
Нострадамус описывает падение болида
Нострадамус
В дни Великого поста 1554 г. Нострадамус стал свидетелем падения необычайно крупного и яркого метеорита или болида, о чем он написал подробное сообщение, адресованное губернатору Прованса. В том же году оно было издано на немецком языке в Нюрнберге Иоахимом Геллером, печатником и астрологом, близким к Меланхтону. Французский оригинал не сохранился; приводимый перевод осуществлен с издания Геллера.
Страшный и чудесный знак, увиденный многими людьми в субботу 10 марта, в канун воскресенья Judica[48], между семью и восьмью часами в Салоне во Франции
Блистательному, светлейшему и могущественнейшему господину Клоду, графу де Танду, шевалье короля и монаршего ордена, губернатору Прованса, от Мишеля де Нотрдама, его скромного послушного слуги – поклон и приветствие.
Благородный господин,
Когда я изучал звездные конфигурации на первый дня февраля нынешнего 1554 года, ужасающее и ужаснейшее зрелище явилось здесь, в Салоне, 10 марта между 7 и 8 часами вечера. Оно наблюдалось, как мне сообщили, до самого Марселя, затем до Сен-Шама около моря, поблизости от луны, которая в этот момент почти достигла первой четверти: великий огонь пришел с востока и направился к западу.
Этот громадный огонь, такой яркий, что он походил на большой пылающий жезл в форме факела, произвел необычайный взрыв, из которого изошли языки пламени, как из раскаленного докрасна железа, под молотом кузнеца. И этот огонь бросал многочисленные искры, сверкающие подобно серебру и разлетавшиеся на огромное расстояние, подобное расстоянию Млечного пути, именуемому также галаксием, с быстротой стрелы и с великим грохотом и треском, immensum fragorem (лат. безмерным грохотом), как говорят поэты, и выглядевшим как листья и деревья, обдуваемые жестоким ветром.
Явление длилось долго, по крайней мере двадцать минут, прежде чем направилось к каменистой области Кро близ Арля, затем оно повернуло к югу, высоко над морем, и созданная ею горячая струя хранила свой алеющий цвет и продолжала являть вокруг себя пламенеющие искры, подобно молнии, падающей с неба.
Это знамение было столь ужасным, что никакой человеческий язык не смог бы его описать. И я решил было, что оно могло бы прийти со стороны холма напротив Экса, именуемого Сент-Виктуар, но 14 того же месяца, будучи призванным в Экс, я опросил многих людей, видели ли они его тоже, но его никто [там] не видел.
Между тем он появился в двух лье оттуда, так как господин, проживающий в том месте и заметивший его, желал, чтобы я мог свидетельствовать о том, что он увидел и сохранить об этом память.
Через два дня после [моей] встречи с этим человеком один цирюльник из Сен-Шама навестил меня и сообщил, что он и другие горожане увидели одно и то же, и что оно приняло форму радуги, простиравшейся до самого испанского моря, и что там, где она заканчивалась, ввиду своей высоты, она должен был сжечь и испепелить все, через что она перешла. Затем в небе на ширину примерно в один стадий огонь брызнул во все стороны и исчез.
Насколько я могу судить о положении в этом крае, это явление новое и странное, и было бы лучше, чтобы оно не происходило, так как это явление или комета предзнаменует в этой области Прованса, так же как в других приморских местах, неожиданное и непредвиденное бедствие, войну, пожар, голод, чуму или другие ужасные болезни, или же что эти края будут осаждены и захвачены чужеземными народами.
Это знамение видели более тысячами людей, и меня попросили упомянуть о нем и сообщить Вашей светлости ввиду факта, что я сам его видел и слышал, когда оно происходило. И я молю Господа нашего Иисуса благословить Вашу светлость и даровать Вам долгую жизнь, благополучие и счастье.
Писано в Салоне в Провансе 19 марта 1554 г. Скромный и преданный слуга Вашей Светлости, Мишель де Нотрдам.
Переведено с французского языка и напечатано в Нюрнберге M. Иоахимом Геллером.
Письмо Нострадамуса Жану Морелю
Письмо написано в 1561 году, однако речь в нем идет именно о событиях 1555 года, связанных с поездкой Нострадамуса к королевской семье. Будучи в Париже, он одолжил денег у Жана Мореля, дворянина из Эмбрена в Дофине, сеньора дю Плесси и де Криньи. В доме Мореля в Париже собирался литературный кружок, который посещали Ронсар, дю Белле, Дора, Жодель (будущие создатели «Плеяды»), Меллен де Сен-Желе и другие известные интеллектуалы. Из кружка Мореля вышла латинская эпиграмма на Нострадамуса, ходившая уже в конце 1559 года:
Nostra damus, cum verba damus, nam fallere nostrum est, Et cum verba damus, nil nisi nostra damus.
(«Преподнося наше достояние, мы преподносим слова, так как нам свойственно обманывать, и, кроме слов, мы ничего другого преподнести не можем».) Эпиграмма упоминается в адресованном Жану Морелю письме поэта Жоашена Дю Белле, автора манифеста «Плеяды» – трактата «Защита и прославление французского языка» (1549): «Я видел пророчество Нострадамуса, над которым я и месье Како не смогли помочь вам посмеяться. Взамен я посылаю вам двустишие, которое мне вчера дали и которое мне кажется уместным для толкования упомянутого пророчества. Не знаю, видели ли вы его, но мне оно показалось очень милым».
Господин мой, в эту субботу, 29 ноября 1561 года, я получил ваши письма, посланные из Парижа 12 октября этого года. Мне показалось, что ваши послания полны желчи, враждебности и негодования, которые Вы испытываете ко мне по неизвестной мне причине. Вы жалуетесь, что, когда я был в Париже и отправился засвидетельствовать почтение Ее Величеству Королеве, Вы предоставили мне два нобиля с изображением розы и два экю, что верно, честно и истинно. Вместе с тем Вы заявляете – что было правдой и правдой останется, – что ни я не знал Вас, ни Вы меня, кроме как понаслышке.
Вы должны понять, господин, что сразу после того, как я прибыл ко двору и коротко переговорил с Ее Величеством Королевой, я особо упомянул ей великодушие и более чем царскую щедрость, с которыми Вы ссудили меня деньгами. И это был не единственный случай, когда я говорил с нею об этом; я заверяю Вас, что упомянул об этом еще четырежды. Я огорчен, что Вы так дурно думаете обо мне, чтобы полагать, что я столь невежествен, чтобы не знать: “Quod benefacta male locata male facta arbitror” («Благодеяния, оказанные недостойному, я считаю злодеяниями», слова Энния из трактата Цицерона «Об обязанностях», II, 18 – А. П.). Но из вашего письма следует, что Вы говорите в гневе и негодовании и, как мне представляется, зная обо мне лишь немногое.
