Книги, написанные Тимуром, после кропотливых поисков были найдены и преподнесены императору из династии Великих Моголов, шаху Джахану, в 1637 году. Критически настроенные западные ученые склонны сомневаться относительно подлинности произведений, приписываемых Тимуру, однако восточные историки, как правило, признают их. Перевод «Законов» Тимура был выполнен доктором богословия Джозефом Уайтом и издан в Оксфорде в 1783 году. Английский вариант производит исключительно благоприятное впечатление, учитывая первоисточник, и нам следует воздать должное доктору Уайту как честному и вдумчивому ученому. К сожалению, этот перевод стал библиографической редкостью и не удостоился того внимания и похвалы, которых текст несомненно заслуживает.
Из «Законов» явствует, что Тимур сильно полагался на советы и суждения некоего таинственного мудреца, которого называл своим «духовным отцом». В тексте этот загадочный мудрец постоянно упоминается как «Пир»[164], что на арабском означает все то, что почитают. В критические моменты, и особенно, случаях, когда для справедливого управления завоеванными территориями требовалось политическое благоразумие, Пир общался с Тимуром, некоторые письма которого обнаруживают возвышенные и великодушные чувства. Подводя итог тому, что сделал этот замечательный канонизированный ученый, доктор Уайт пишет: «Кутб ал-актаб шейх[165] Зайн ад-дин Абу Баккар, благочестивый и ученый муж, предсказавший Тимуру власть и величие, которых тот достигнет, вел свое происхождение от мусульманского законодателя. Оказывается, этот принц почитал его своим духовным отцом, советовался с ним во всем и весьма прислушивался к его советам». Очевидно, этот чудесный философ был дервишем, членом секты, к которой Тимур питал особое уважение. В «Книге Адептов», столь высоко ценившейся дервишами, содержатся многочисленные упоминания об этих незримых святых, которые направляли процесс становления мусульманских духовной и светской властей.
Тимур окружал себя учеными и выдающимися мыслителями. В одном месте он пишет: «А с помощью астрологии я выяснял благоприятное или враждебное расположение звезд, их движение и вращение небес».
Разработав систему правления, почти целиком основанную на существовавшем тогда знании астрономии и астрологии, Тимур создал прецедент, представляющий значительный политический интерес. Он разделил народы, населявшие его владения, на двенадцать групп в соответствии с родом их занятий, профессией и общественным положением. Затем он принялся разъяснять этим группам их потенциальные возможности, символически представленные созвездиями. Позднее Тимур поставил во главе каждого подразделения советника, или лидера, который отвечал перед ним за людей, находившихся под его руководством. Имелся еще и тайный совет, соответственно с планетами действовавший во всех классах. В довершение всего эта удивительная личность, будучи уверенной, что, только управляя собственным поведением, имеет право править другими, установила для себя двенадцать правил, также основанных на астрологических представлениях.
Жизнь, полная опасностей, научила Тимура осмотрительности и проницательности. Его практическими учителями были пробы и ошибки. Возможно, он не добился бы таких успехов, если бы не получал советов от своего «духовного отца». Старый мудрый дервиш напоминал Тимуру, что одно дело создать империю и совсем другое — сохранить ее. Строит мужество, а сохраняет только рассудительность. Свод законов сильнее даже могущественного принца — он должен пережить его и продолжать служить людям после его ухода. Иногда и слабые люди, занявшие высокое положение, могут сохранить государство, если законы строги и справедливы.
Император Индостана Акбар Великий (15421605), безусловно, заслуживает упоминания. В характере этого удивительного человека странно и органично смешивались личные амбиции и внеличностные устремления. К.У.Кинг пишет о нем: «К тому же величайший из всех мусульманских монархов, Могол Акбар, был истинным суфием точно так же, как и его первый министр и историк Абу-л-Фарез. Ни в современном христианском молитвеннике, ни, тем более, в составленном в его эпоху невозможно найти обращения к Господу столь возвышенного, столь созвучного нашим сегодняшним понятиям, как взывание к Богу, открывающее его «Айин-Акбари» («Ayeen-Akbari»). Во всех подобных излияниях восточного культа нельзя найти абсолютно никаких намеков на их определенного законодателя, ничего, что выдавало бы какое-то особое сектантское пристрастие; читатель, незнакомый с историей автора, восхитился бы, так и не узнав, какому вероисповеданию приписать это сочинение»[166].
Акбар приглашал к своему блистательному двору представителей многих вероисповеданий, требуя от них соблюдения в его присутствии взаимного уважения. Он находился под сильным влиянием отцов-иезуитов, и некоторое время полагали, что он собирается принять христианство. Он размышлял также и об учителях индуизма и испытал глубокое влияние религии Зороастра. Позднее он изучал положения джайнов, и учителя этой секты тоже были при его дворе. Его контакты с сикхами были не слишком близкими, но он стал знатоком их веры.
Движимый могучим желанием объединить духовные убеждения человечества и положить конец разногласиям и вражде между вероисповеданиями, он основал свой Дом Веры в Фатехпур-Сикри. Закончив описание конструкции этого здания, сэр Лоренс Байньон рассказывает о проводившихся там собраниях: «Так было заведено, что на южной стороне полагалось сидеть ученым богословам, на северной — аскетам и мистикам, на западе располагались известные потомки Пророка, а на востоке — те вельможи, которые интересовались этими вопросами. Акбар же председательствовал над всеми, и не восседая на троне в застывшем величии, а беспрестанно свободно расхаживая среди них и разговаривая то с одним, то с другим»[167].
Несмотря на то, что религиозный эксперимент Акбара не удался, он обнаруживает внутреннюю работу его мысли и желание реализовать глубокое духовное убеждение. Сэр Лоренс Байньон упоминает мистические переживания, случавшиеся у Акбара. Известно также, что он испытывал влияние ученых мистиков, принадлежавших к различным восточным и ближневосточным сектам.
Основы исламского мистицизма
Лежавший на пересечении путей древнего мира, Ближний Восток был настоящей алхимической лабораторией, в которой смешивались элементы азиатских и европейских учений, образуя странные и непривычные соединения. Рядовые члены религиозных организаций редко бывают осведомлены об удивительной химии, которая создает вероисповедания, кристаллизует символы веры и формулирует догмы. История религии — это повествование о смешении бесчисленных потоков человеческих убеждений; все существовующие вероисповедания содержат элементы множества рассеянных по миру систем морали.
В группе исламских государств и стран религия Мухаммеда породила несколько значительных мистических сект. Эти секты, хотя и подчинялись господствовавшеи религии, находили оправдание существованию с помощью понятных им объяснений туманных и противоречивых моментов главенствующей веры. Порой эти подчиненные секты бывали более склонны к материализму, нежели породившая их религия, но гораздо чаще они открывали и усиливали духовные обертоны и тяготели к аскетизму или строгому соблюдению обычаев.
Мусульманин — это благочестивый человек, придерживающийся формальной стороны своего вероисповедания гораздо тверже приверженцев большинства других религиозных групп. Но даже купец в душе является поэтом и разделяет присущую азиатским народам склонность драматизировать свои духовные убеждения. Много странных видов учений процветало на Ближнем Востоке, и эмансипированные христианские интеллектуалы были вполне готовы рискнуть своей репутацией и даже подвергнуть опасности жизнь, учась у исламских мастеров и пытаясь перенять от арабов, мавров и сарацинов искусство магии.
К числу наиболее интересных мистических групп Юго-Западной Азии принадлежат сирийские и ливанские друзы, а также дервиши и суфии, появившиеся в персидско-аравийском регионе и распространившие свое влияние на весь мусульманский мир. Происхождение и этническое родство друзов до сих пор неясны. Несмотря на то, что они восхитительно правильно говорят по-арабски, основная масса членов этой группы не принадлежит к семитам. Они предпочитают считать себя унитариями[168]. Многих из них описывают как «светловолосых белокожих людей, сильных и хорошо сложенных и зачастую таких же высоких, как северные европейцы»[169].
В настоящее время все они в основном следуют культурным обычаям своих мусульманских соседей.
