Краузе полагает, что это могла быть какая-то особая панда — он уже мечтает о Восточном Тибете. Винерт, напротив, как человек, работающий с четкими числами, слушал нашу беседу весьма скептически. Он не произнес ни слова, только тряс своей бородой и шевелюрой, которая больше напоминала гриву льва. Затем с важным видом жителя Восточной Пруссии он вымолвил: «Ну что же… вера движет горами». Ieep, как всегда, был самым большим и неисправимым оптимистом. Он был типичным баварцем, которым не знакомы сомнения. Когда пришло время действовать, именно он стал моим спутником.
В течение следующих месяцев мы пребываем в уверенности, что шапи — это разновидность такина. Мы возлагаем на эту версию большие надежды. Не проходит и дня, чтобы мы не вспоминали о сказочном животном. Вечером, когда красные отблески костра играют на наших загорелых лицах, мы строим планы. Нас охватывает воодушевление, которое не знает границ.
Месяцем позже мы прибываем в Лачен. Там Тимо показывает мне старую, абсолютно облезшую шкуру молодого щапи, который много лет назад забрел в долину. Попав в охотничьи угодья лепчасов, он тут же был убит камнями и ножами. Теперь начинается разгадывание ребусов. Я сразу же отказываюсь от версии, что это был такин. С этого времени я начинаю думать о животном, связанном с Кашмиром, Непалом и горами Симла. Оно называется «тар» и известно своим резким и весьма специфическим запахом. Среди английских охотников, которые подстрелили его, тар пользуется славой благодаря своему мускусному запаху Облезшая шкура пахнет именно так! Благодаря своему весьма восприимчивому органу обоняния я получил первые подсказки, в каком направлении двигаться дальше.[101] Дни идут медленно, пока наконец не настает тот момент, когда мы, полные энтузиазма, с полным правом можем приступить к нашему самому большому зоологическому мероприятию. В горах между тем выпал снег, чья глубина иногда достигает метра. Десять дней нас заметает в Канченджанги. В итоге из-за снега не видно даже нашей самой большой палатки — «немецкой залы». Общая численность нашей экспедиции к данному моменту разрослась до 60 ртов. В итоге продовольствия вновь стало не хватать. Если бы святой Хуберт не послал нам несколько толстых голубых баранов, то мы оказались бы весьма в затруднительном положении в горах, где ночью Морозы колебались между 12 и 18 градусами ниже нуля. Наутро наши окладистые бороды покрыты белым инеем.
Когда ветра разогнали облака и наконец тропическое высокогорное солнце начал палить и греть во всю силу, мы оказались неожиданно поражены снежной слепотой. Она вывела из строя ряд наших туземцев. Несмотря на наличие темных очков, пострадали и двое из нас. Время от времени нам приходится прерываться, чтобы отдохнули глаза. Когда слепота проходит, мы вновь принимаемся за работу, чтобы успеть закончить начатое.
Нагруженные научными трофеями, мы победоносно спускаемся на высоту в 2700 метров. Теперь у нас есть время выспаться и начать строить более конкретные планы по поиску шапи. Предстоящий путь нам приходится намечать весьма приблизительно. Туземцы не хотят или не могут указать нам ни точного направления, ни дать каких-нибудь ориентиров, чтобы прийти к месту, где обитают шапи. В итоге мы должны идти почти наугад в невидимые дали. Некоторые лаченцы, которые искали заблудившихся яков в этих жутковатых районах, описывают эти места как дьявольски опасные. В итоге Краузе едва ли может надеяться на то, что у него есть хоть какие-то шансы заснять на кинопленку неведомых шапи. В итоге он предпочитает сосредоточиться на диких джунглях вокруг Лачена. Бегер занимается своими антропологическими и этнографическими изысканиями. Винерт решился на поездку к восточным хребтам, которые он наделся перейти в каком-нибудь месте, если ему позволит погода. В итоге наша команда разделяется. Наше продовольствие разумно делится на несколько частей. Вечером, перед началом поисков, я стучу по плечу моему верному товарищу Гееру: «Старик, пора начинать». Геер свято убежден, что всегда, когда за дело беремся мы вдвоем, то оно начинает почти сразу же ладиться.
На следующее утро мы помахали рукой нашим приятелям, временно остающимся в лагере. Они кричат нам «ни пуха, ни пера», и наша маленькая походная колонна направляется в южном направлении.
Из-за обилия снега, который покрывает все горные хребты, а также джунгли и чащи рододендронов, мы почти сразу же отказываемся от плана двигаться вперед, в сторону перевалов. Теперь мы хотим осуществить опасный подъем непосредственно из субтропической долины. Мы прощаемся с палеоарктическим регионом и направляемся к Маншитангу, маленькой равнине, расположенной посреди джунглей. Здесь мы оставляем большинство наших носильщиков из числа лаченцев, которые были бы незаменимы в районе Канченджанги или Синиолчу, но в районе, куда мы устремляемся, они почти моментально выбились бы из сил, даже не приблизившись к намеченной нами цели. В нашей свите остаются Тимо и еще три коренастых браконьера.
Геер вместе с Тимо направляется в Цунгганг, где нанимается четырнадцать крепких лепчасов. Они упорные, как дикие кошки, и способны карабкаться по деревьям, как обезьяны. Только они соответствуют требованиям, которые мы предъявляем в данном походе.
Между тем я хочу изучить долину и примыкающие к ней джунгли, которые почти вертикально возносятся по скалам вверх, на предмет возможности подъема. Кроме этого, я не забываю про свои орнитологические задачи и попутно изучаю птиц. Но затем я поручаю это задание трем лепчасам, которые не только чинят висящий над бурной рекой мост из лиан, но и, облачившись в тряпье, почти целый день продираются сквозь джунгли в направлении реки, тем самым готовя нам «дорогу». За 12 часов утомительно работы они умудряются расчистить от 3 до 3,5 километров пути. Это поразительная производительность, которую мы не можем оплатить им слишком высоко, так как по ту сторону реки нас ожидает самое примечательное в данной ситуации — многоэтажные джунгли. Когда эти трое лепчасов в шипах и колючках возвращаются к вечеру, утомленные и полностью выжатые, в наш лагерь, я могу им только пожать руку, поблагодарить и выдать по три сигареты. Затем наступает ночь.
Прежде чем тусклые тени полностью покинули тесную долину, я уже проснулся и покинул палатку, чтобы посмотреть, как первые лучи солнца, словно забирающиеся друг на друга, окатывают багряным оттенком величественные соборы скал. Именно туда мы и должны направиться. Там, где горные хребты под острым углом уходят в лазурное небо, должны обитать эти сказочные существа. По мнению людей, ни одно живое существо не может найти там убежища. Эти каменные стены и утесы, чьи снежные карнизы синеватыми отблесками мерцают в моих глазах, могут обеспечить место разве что королевскому беркуту, который в расселине или большой трещине может свить себе гнездо. Но, ради всех святых, как там может обитать крупное млекопитающее? И как мы его должны там разыскивать? От этой картины у меня начинает кружиться голова.
К черту все! Мы должны справиться, это стоит того. Пусть лучше я останусь здесь внизу, в долине, нежели голова начнет кружиться там, наверху. Выбора нет, в этой выси мы должны провести три или четыре дня. Что тогда для riдc будет значить жалкая земля, которая останется далеко под нами!
Я беру одеяло и расстилаю его. Когда лежишь горизонтально на спине, вещи выглядят совсем по-иному. В нашей жизни все зависит от того, с какой стороны смотреть на вещи, как и с каким настроения браться за дело. Я лежал так почти битый час, пока наш повар не позвал на завтрак. Я созываю нашу команду: Лозор — наш повар, он лепчас; Мандхой — непальский препаратор; Акей — проводник из числа бутанцев. «Итак, юноши, видите, где солнце касается обрывистой скалы, где острый выступ скалы упирается прямо в небо? Там несколько дней будет находиться наш лагерь. Вы рады?»
«Однако очень опасно», — после раздумий соглашается наш повар. Мандхой не говорит ничего, он только улыбается. Акей выхватывает у меня из рук бинокль и долго смотрит вдаль, затем делает шаг назад, словно бы потерял равновесие, и вопросительно взирает на меня. «Ну а что думаешь ты?» — спрашиваю я его. «Я — как барасахиб». Я киваю ему и кладу руку ему на плечо. Акей произносит: «Да, да!» Этот сорванец в полном порядке, с ним можно и лошадей воровать, и на шапи охотиться!
Завтрак был превосходный, что в последнее время было редкостью.
Несмотря на то что в течение двух последующих дней в пути мы пополняем коллекцию еще 60 птицами[102] и у нашей группы не было ни минуты свободного времени, мое настроение тяжелое, как глубокий вздох природы. А может быть, это упоительное спокойствие только предшествует буре? Это ведомо только Всевышнему. Я ненадолго задерживаюсь у одной из скал. Моя голова свободна, только охватывает легкая небесная тоска, когда я оглядываюсь назад. Тополя стояту дороги уже без листьев, но джунгли зелены и полны жизни. Вокруг абсолютно тихо, только ветер время от времени шумит в кронах деревьев да листья падают на землю, чтобы снова стать землей. Кое-где еще стрекочут цикады. Наступает осень. Мягкая осень тропиков. Без ярких северных расцветок, но с той же самой тишиной. Было бы прекрасно, если бы такие дни не кончались.
