мы не брошены на произвол судьбы. Наша изначальная суть — Божественная искра, внутреннее солнце, — навеки остаётся с нами, в нашей глубине. Но теперь внутренний голос не будет решающим, у него появляется корректор, подсказчик, оппонент, и всё будет зависеть от того, насколько эти две силы будут взаимодействовать друг с другом или пребывать в диссонансе.
Однако, цель путешествия определена свыше, и нет силы, которая могла бы повернуть всё вспять.
Получив столь мощную опору и столь, казалось бы, надёжного проводника, мы устремились к неизведанному. Возможно, это событие казалось нам увлекательным приключением на одной из планет вроде прогулки за околицу, после которой можно вернуться домой. Предвидеть, какой глубины антагонизм скрывается за внешне цельными и однородными явлениями, на какие американские горки взлётов и падений мы обречены, вряд ли было возможно.
Но пока наш сформированный Мыслью Ум исполнял первоначально возложенную на него миссию гида, суфлёра, дорожного указателя, распознавателя и определителя вещей, пока он не заглушал, не игнорировал исходящий изнутри голос Бога, мы успешно и ускоренно эволюционировали как разумные существа, которым предстоят высокие деяния. Несмотря на колоссальные трудности в освоении необжитых пространств, мы осуществляли плодотворную внешнюю деятельность, не выбиваясь при этом из ритмов и гармонии планетарного бытия и не стесняя, не сдерживая рост и формирование энергетической структуры внутреннего существа, определяющей наш внешний облик, функционирование основных жизненных систем, направление и характер стремлений и отражённой затем во многих эзотерических учениях.
Пребывая в таком относительном равновесии с собой и Вселенной, мы через века, через тысячелетия достигаем некой вершины, где Мысль, растущая и развивающаяся вместе с нами, превосходит изначально заданную ей роль и уже не просто обозначает, называет, сопоставляет предметы и явления, но устанавливает характер связи между ними и делает попытки формулировать глубинный смысл тех импульсов, которые душа получает от Источника Знания.
Возможно, это период зарождения и становления древних цивилизаций, когда границы между цивилизациями и Природой ещё прозрачны и едва уловимы, когда войны, как следствие отчуждения людей друг от друга и от Мира, ещё не стали привычным, неотвратимым способом существования, когда мы общаемся с Божественными силами почти напрямую, черпая из них Божественную Мудрость, — вот почему нынешние учёные к собственному изумлению сталкиваются с такими артефактами той эпохи, которые свидетельствуют о глубоком знании законов Мироздания. Впрочем, ценность и волшебство восприятия этих древних литературных памятников обусловлены и объясняются не только и, может быть, даже не столько отражёнными в них смыслами, сколько способом их создания. Это было священнодействие, наполняющее гимны и сказания мощью энергии провидца-сказителя, на интуитивном уровне получаемой из океана живой Вселенной и прекрасно воспринимаемой современными детьми с ещё открытым внутренним существом, недаром старинные сказки — их любимое чтение.
В это время появляется письменность, но главные сокровища — эпосы, мифы, легенды, притчи, сказания на протяжении тысячелетий сохраняются и передаются из поколения в поколение в устном виде. В этих прекрасных универсальных памятниках культуры — сердцевине эзотерических доктрин — нет грамотно выстроенных конструкций, логически обоснованных суждений, зато какая в них ажурная прозрачность, какая лаконичность и красота слога, какая безмерная глубина и поразительная точность кажущихся порой наивными представлений о человеке, Природе, Вселенной! Их можно сравнить с зарождающимися над океаном лёгкими облаками, когда словно и нет границ между опрокинутой чашей неба, океанической бездной и белым паром, похожим на дыхание Бога. Полнота совпадения человеческого сознания с беспредельностью Мира такова, что общая нерушимая стройность вселенского хоровода воспринимается интуитивно.
Бога, как отвлечённого понятия, Бога — устроителя, распорядителя, надсмотрщика на этом празднике жизни нет. Формальное многобожие ведического мировоззрения на самом деле не является политеизмом, в котором объекты верований, будь то персонифицированные божества, наделённые могуществом предметы, духи или животные дистанцированы от действительности и влияют на неё скрытыми в них, непонятными для человека и неведомо откуда берущимися силами. Древние божества — скорее обозначения, символы природных стихий, вовлечённых, как и человек, во Вселенскую игру, в которой каждому явлению и существу предписана своя роль, но всё связано со всем, всё исходит из Единого и восходит к Нему. Тотемизм, анимизм, фетишизм как зародышевые формы религиозного мировоззрения, возникали из необходимости каким-то образом обобщать живые наблюдения взаимоотношений человека с материальными предметами, с животными, с духовными сущностями, природными явлениями. В целом миропонимание в эти, как видится с высоты современности, счастливые времена было пронизано ощущением всеединства, неразрывной связи видимого и невидимого, прошлого и будущего, земного и небесного, человеческого и Божественного, бытия и небытия.
Особое место среди бесценных сокровищ древности занимают индийские Веды, которые являются не только корневой системой сохраняемого тысячелетиями мировоззрения народов Индии и «вечной универсальной основой всех истинных философских систем и всех религий» (Л. Толстой), но неисчерпаемым источником знаний об устройстве Вселенной и самого человека.
С этой вершины, которую иногда ещё называют золотым веком человечества, наша дорога, многократно раздваиваясь, петляя и периодически поднимаясь на промежуточные пики, неизменно спускается вниз, вначале плавно, почти незаметно, затем ускоренно и, наконец, в наши времена экспоненциально. Точкой отсчёта, началом бесконечной дифференциации нашего бытия и нашего мировоззрения, можно полагать чёткое разделение на земное и небесное, человека и Вселенную, зафиксированное возникновением религий и философии. От этой черты человеческое сообщество, с одной стороны, устремляется к ускоренному цивилизационному росту, с другой — к столь же ускоренному падению в результате отчуждения от Божественной основы вселенского бытия и утраты полноты бытия человеческого.
Эта двойственность на Востоке, возможно, вследствие масштабов жизненного пространства, более спокойного, уравновешенного ритма бытия, оказалась намного слабее выраженной, чем на Западе, что нашло существенное отражение во всех аспектах исторического развития Востока.
Благословенная античность, воспетая и воспеваемая поныне, вероятно, может, по крайней мере, для Запада, считаться переходным периодом от гармонического сосуществования человека и Мира к их реальному жёсткому противостоянию. Уже обозначившаяся тенденция к отчуждению человека как мыслящего существа от материнского, космического субстрата, ещё уравновешивается живым ощущением Всеединства, взаимосвязи на тонком уровне макро и микрокосма. Мысль в этот период объёмна и полнокровна, с интересом и вдохновением она созерцает, наблюдает, сопоставляет. Мелкие детали, возможно, ускользают от её внимания, зато её захватывают проблемы первоистоков жизни, родства космических и земных процессов, общей концепции устройства Мироздания.
Прекрасным примером взаимодействия развивающихся почти параллельно Мысли и Духа является греческая философия, отличающаяся необыкновенной глубиной проникновения в суть вещей и полнотой охвата всевозможных явлений.
Зарождение философии — один из знаков начала самоутверждения Мысли. От роли выразителя, ретранслятора получаемых непосредственно из Источника высших истин она постепенно переходит к толкованию, оценке этих истин, поискам способов и методов установления верности или неверности,
