и перед этим он всегда пел песню, — сказала Кейша.
— А что он пел? — спросил Кларенс, зная ответ.
— «О благодать». И массу других. Он говорил, что некоторые из них — песни рабов.
Низкий голос Кларенса постепенно набирал силу, как будто восходя по ступеням: «О благодать, спасен Тобой я из пучины бед. Был мертв, и чудом стал живой, был слеп, и вижу свет».
Он продолжал куплет за куплетом, и закончил словами: «Пройдут десятки тысяч лет, забудем смерти тень, но Богу так же будем петь, как в самый первый день».
— Ты хорошо поешь, папа, — сказала Кейша.
Кларенс прокашлялся и запел песню рабов: «Когда я увижу Его лицо, я буду свободен от слез. Кто-то зовет меня по имени. Все на борт, дети, все на борт, поезд благовестия идет, все на борт».
Женива закрыла глаза, пока пел Кларенс. Она впитывала каждый звук голоса мужа, отзывавшийся в ее душе. Так давно она не слышала, как он вот так поет...
«Спустись ниже, колесница, отвези меня домой», — чем дольше пел, тем больше Кларенс чувствовал, что они не одни в комнате. Музыка связывала их с другими голосами, которые были очень далеко, но при этом совсем близко. В какой-то момент он услышал голос, который был слабым и тонким сегодня утром, но сейчас звучал мощно и громко. Это потрясло его, как будто он услышал голос вечности. Он не понимал, что песни, которые поют одновременно на земле и на небе, создают мост между двумя мирами.
Зазвонил телефон. Весь день звонили родственники, и Женива неохотно пошла отвечать.
Через несколько минут она вернулась.
— Это был твой кузен, Джейбо из Джексона, — сказала Женева. — Я оставила ему сообщение о смерти папы. А он звонил сказать о твоем дяде Илайджи.
— Я думаю, что ему тяжело было услышать об отце, — сказал Кларенс, — они всегда были так близки.
— Да не в этом дело, — сказала Женива, — дядя Илайджи скончался.
— Когда? — спросил Кларенс.
— В десять утра, по времени Миссисипи. Джейбо извинялся, что не позвонил раньше.
— Он умер за три часа до папы, — сказал Кларенс и закрыл лицо большими ладонями.
У него снова хлынули слезы. Женива и дети обняли его и друг друга, сидя на полу гостиной.
После нескольких минут воспоминаний об отце и дяде, Кларенс повел семью в молитве. Затем он взял последнюю книгу из цикла о Нарнии, открыл на закладке в последней главе.
— Дядя Анци, — сказала Селесте, — что это значит, когда все время говорят, что Аслан — не ручной лев?
— Ну... — Кларенс колебался, — может быть то, что он до-
брый, верный, но непредсказуемый. Он не всегда делает так, как мы от него хотим. Он не джин, которого можно вызвать из бутылки по собственному желанию, — он видел, что дети не вполне понимают его. — Вы знаете, как укротитель львов, заставляет их делать то, что хочет человек? Ну вот, Бог — это не укрощенный лев. Мы можем просить Его о том, что хотим, но не можем заставить Его сделать это. Он — Царь, а мы нет. У нас планы, которые имеют смысл для нас. У Него же лучшие планы, которые имеют смысл для Него. Неважно, что случается, мы должны научиться доверять Его мудрости, а не своей.
Почитав в течение 20 минут необычно внимательной аудитории, Кларенс перевернул последнюю страницу «Великой Битвы».
— Только одна страница осталась? — сказала Кейша. — Я не хочу, чтобы она кончалась.
— Надеюсь, что Клайв Льюис еще пишет книги, — сказала Селесте, — и мы их тоже сможем прочитать.
— Клайв Льюис уже умер, — сказала Женива, — к сожалению.
Селесте и Кейша были очень разочарованы.
— Ну что же, девочки, это конец книги, — Кларенс прочитал заголовок последней главы, — «Прощание со Страной Теней».
«Это было настоящее крушение, — ответил Аслан мягко. — Ваши родители и вы в том мире, мире теней, — мертвы. Учебный год окончен, каникулы начались. Сон кончился, это утро.
И говоря так, Он уже не выглядел, как Лев, и все, что случилось потом, было таким великим и прекрасным, что я не могу это описать. Для нас тут конец историй, и мы можем только сказать, что с тех пор они жили счастливо, и для них это стало началом настоящей истории. Вся их жизнь в нашем мире и все приключения в Нарнии были только обложкой и титульным листом, теперь, наконец, они открыли Первую главу в Великой Истории, которую не читал никто в мире: истории, которая длится вечно, и в которой каждая глава лучше, чем предыдущая».
Конец
