Святому Сергию Николай Константинович посвятил не один очерк, но «Свет неугасимый» — самый впечатляющий среди них. «Высокий Воспитатель русского народного духа, Истинный Подвижник Православия, Воевода за правду и строительство, Преподобный Сергий Радонежский является крепким прибежищем русского народа во все трудные годины земли русской. Жизнеописания Преподобного Сергия говорят о многих знаменательных чудесах Преподобного, и чудеса эти просияли не только при жизни Подвижника, но и после отхода Его в течение всех веков и до сего дня»[607].
Благословивший Дмитрия Донского на решительную битву с татарами на поле Куликовом Сергий Радонежский был истинным строителем и хранителем русского государства. «Русская государственность не погибнет до тех пор, пока у Раки Преподобного будет гореть лампада»[608], — приводит Рерих слова крупнейшего русского историка Ключевского.
И удивительно современно сейчас звучат рериховские слова, написанные им о Сергии Радонежском в 1934 году: «Невместно и неприлично русским людям дозволять силам темным разлагать и разъединять. Невместно перед Святым Ликом клеветать и лжесвидетельствовать. Невместно исполняться страхом и сомнением там, где горит правда Христова, вознесенная Священным Воеводою земли русской Преподобным Сергием»[609].
Тогда, в этом черном для России году, начинались массовые репрессии, унесшие многие жизни. Рерих как бы обращался к тем, кто не выдерживал испытания страхом, и призывал их укрепить свой дух именем Великого русского святого. Сейчас, в иное время и в других обстоятельствах, эти слова звучат не менее актуально. «Невместно и неприлично русским людям дозволять силам темным разлагать и разъединять». Приходится только удивляться этим словам, сказанным русским художником в нашем веке, на которые его вдохновил героический подвиг святого, жившего более шести веков назад. Видимо, духовно-энергетическое влияние таких великих личностей, каким был Сергий Радонежский, длится многие века и будет существовать еще долго в пространстве, называемом Россией. И мы еще не раз назовем это имя и. прибегнем к его помощи.
Рерих создал при своем музее в Нью-Йорке общество святого Сергия и посвятил его созидательной жизни ряд прекрасных полотен, одно из которых находится в Третьяковской галерее, а другое — в Музее Н.К.Рериха при Международном центре Рерихов.
И еще одна героическая личность заслуживает особого упоминания. Это Жанна д'Арк, спасшая Францию в XV веке. Среди многих великих деятелей ее звезда сверкает наиболее ярко на небосклоне истории человечества. Жанна д'Арк была как бы олицетворением духа самого подвига, самого героизма в его чистом и абсолютном выражении. Все те качества, о которых писалось выше, как бы сложились в ней в сверкающий кристалл, полыхающий огнем великого Служения и не менее великого претворения. И если когда-либо свершалось чудо на этой грешной и многострадальной земле, то это было явление Жанны д'Арк. Оно свершилось на глазах многих ее современников, но не было ими увидено и не было ими осознано. Современники ошельмовали чудо, а затем сожгли его и тем самым еще раз доказали, что человечество еще не достойно истинных чудес.
«Но Великий Закон должен был в ней (Жанне д'Арк. — Л.Ш.) найти еще одно светлое свидетельство Истины. Пламень ее сердца, пламень костра — венец пламенный, все это далеко поверх обычных законов. Даже поверх обычного воображения человеческого»[610]. И это рериховское «поверх обычных законов» сразу дает нам представление о сути совершенного Жанной и о том Высшем, с которым она была связана.
В 1429 г. семнадцатилетняя крестьянская девушка покинула свою деревню. Через два года она была сожжена на костре. В коротком промежутке между этими датами она короновала короля Франции, реорганизовала разложившуюся армию и освободила захваченные врагом французские города. Если бы это не свершилось в действительности, никто бы не поверил в такую возможность. Но это не имело для нее самой особого значения, главное, что она верила Тем, Кто направил ее по славному, но тернистому пути. И своими действиями она, будучи натурой абсолютно героической, сумела преодолеть противоречие между двумя мирами — нашим физическим и тем Высшим, откуда шли задания. Нисколько не колеблясь и полностью убежденная в своей правоте, она отправилась в замок к сиру Роберу де Бодрикуру и сказала ему буквально следующее:
«Я к вам от Мессира. Пошлите сказать Дофину, чтобы он крепко держался, но битвы врагам не давал… потому что до Преполовения Мессир поможет Дофину… Воля Мессира, чтобы Дофин был королем, и вопреки всем врагам своим он им будет: я это сделаю, отведу его на королевское венчание…
— Кто же такой этот Мессир? — спросил Бодрикур с удивлением.
— Царь Небесный, — ответила Жанна»[611]. Хохочущая челядь вытолкала ее из замка. В собственной деревне на нее показывали пальцами, бегали за ней и кричали: «Вот кто восстановит королевский престол и спасет Францию!» Жанна гордо шагала в своей красной заплатанной юбке и не обращала внимания на своих обидчиков.
Отношение окружающих не остановило Жанну. Она вновь отправилась к Бодрикуру и, несмотря на случившееся в его замке, имела мужество вновь заявить ему:
«Знайте, Мессир, что Господь снова велел мне идти к Дофину, чтобы, взяв у него ратных людей, освободить Орлеан и отвести Дофина в Реймс на венчание!»[612].
Бодрикур, естественно, не поверил ни единому ее слову. Но положение Франции было отчаянным, англичане захватили значительную ее часть, и конца этой безжалостной и разорительной войне не было видно.
Через несколько месяцев Жанна в сопровождении двух рыцарей отправилась в Нанси к герцогу Лоренскому.
Потом случилось все так, как ей было сказано. Она возглавила разбитую армию и как опытный полководец повела ее на врага. На какое-то время в своих серебряных латах и на белом коне она стала главной фигурой на исторической сцене Франции, на которой разыгрывался один из самых ее трагических спектаклей. Устремленная к своей высокой цели, ведомая Высшим, она, возможно, и не подозревала, что трусы и завистники уже начали плести ту паутину, в которую ей суждено было попасть. Среди них первыми были церковники, которые отстаивали свою монополию на связь с Высшим и не могли простить Жанне ее прямого контакта с Ним.
Позже главный судья Жанны, епископ Бовезский Пьер Кошон, напишет главному инквизитору Франции Жану Граверену: «Дело идет о том, чтобы сохранить целость святой католической веры. Истине дать воссиять может только Святейшая Инквизиция»[613]. Если Великий Инквизитор Достоевского решил сжечь Христа за то, что он «пришел нам мешать», то костер Жанны имел тот же самый смысл.
И Церковь, и королевский двор понимали, что, если оставить Жанну д'Арк в живых, она будет мощным соперником им обоим. Ее популярность в народе росла, и противостоять этому не могли ни Святейшая Инквизиция, ни король. В «знак благодарности» она была выдана врагу. Суд церкви, затеянный над ней, продолжался несколько изнурительных месяцев.
«21 февраля 1431 года, — пишет Д. Мережковский, — в восемь часов утра в часовню Руанского замка в присутствии монсеньора епископа Бовезского Пьера Кошона, брата Лемэтра, наместника главного инквизитора Франции, Генриха, герцога Бедфордского, архиепископа Винчестерского и кардинала Англии, а также множества французских и английских епископов, аббатов, священников, архидиаконов, каноников, монахов бенедиктинского, доминиканского, францисканского и других орденов, докторов и бакалавров богословия и законоведения введена была для первого допроса Жанна, с цепями на ногах…»[614].
Цель у достопочтенного собрания была одна — доказать, что Голоса, которые послали Жанну освобождать Францию, были не от Бога, а от дьявола. Многочисленным ученым богословам и церковным иерархам путем различного рода подмен и словесных изощрений удалось это сделать.
В 9 часов утра 30 мая 1431 года Жанну вывели из тюрьмы, посадили в телегу и под охраной восьмидесяти ратников повезли через Руан на площадь Старого рынка у церкви Христа Спасителя. Там было сооружено три помоста, первый для «увещевания милосердного», второй для судей и самый высокий с поленницей дров для костра. К столбу этого помоста была прибита доска с надписью: «Жанна, рекомая Дева, лгунья злоковарная, пагубная обманщица, колдунья, кощунница, <…> служительница дьяволов, отступница, еретица и раскольница»[615].
Со второго помоста епископ Бовезский прочел приговор: «Именем Господним… мы объявляем тебе, Жанна, что должно тебе, как члену гнилому, быть из Церкви исторгнутой, дабы всех остальных членов не заразить…»[616]. Так Церковь отлучила от своей «благодати» Вестника Высшего, посланного на помощь многострадальному народу.
