своё сознание на этой позиции без сильной ментальной дисциплины очень трудно, а именно к ней-то Арджуна и не приучен. Он привык всегда знать, что правильно и что неправильно, иметь постоянный набор социальных правил и установлений, согласно которым можно жить, которые всегда подскажут, как себя вести и во что верить. В любой момент он мог сказать: «Я знаю, что мне делать, ибо это написано вот здесь». Теперь же он столкнулся с той разновидностью дисциплины, которую Трунгпа Ринпоче в своей книге «Преодоление духовного материализма» определяет как «дисциплину непривязанности ни к каким паттернам», «дисциплину, которая ни на чём не основана». Это страшное знание. Ужасно стоять на краю и не иметь ничего, за что можно было бы уцепиться: ни группы единомышленников, ни идентификации, ни представлений о себе, никаких моделей. Отважитесь ли вы на это? Осмелитесь ли отбросить всё?
Только на этом отрезке пути, где вы сталкиваетесь с собственным внутренним конфликтом и оказываетесь во власти невероятного смятения, не зная, к чему прислониться, чтобы определить свой следующий шаг, — именно и только здесь вы по-настоящему открываетесь тому новому, что готово произойти в вашей жизни. Только тогда вы готовы услышать нечто, чего никогда раньше не слышали.
Вот почему послание Гиты начинается с внутреннего кризиса. Арджуне нужно пережить потрясение основ, прежде чем он окажется готов услышать слова Кришны. Кришна и Арджуна провели вместе достаточно долгое время; вспомните — они дружили долгие годы. Но до сих пор Арджуна не был готов услышать то, что мог сказать ему Кришна. До тех пор пока они не оказались на поле битвы, пока страдания не пробудили Арджуну, он просто не мог воспринять ничего нового. А это новое было началом пути, который начинается с отказа от таких вредных привычек, как привязанность к семье и касте, и ведёт к отвержению формы как таковой.
Ибо это и есть глубочайший уровень учения Гиты. Последнее, с чем встречается Арджуна, — это Шива. Он видит бога в форме хаоса, в форме уничтожения — уничтожения всех наших иллюзий. Арджуна оказывается перед вопросом: «Есть ли Бог, есть ли закон, есть ли хоть какой-то смысл во всём этом, если мне приказывают сражаться против своей собственной семьи? Неужели возможно, чтобы мне приказывали совершить столь ужасное деяние?» Вот в чём весь кошмар ситуации: чтобы постичь Божий закон, даже не пытайтесь использовать разум.
В Рамаяне Рама снова и снова повторяет: «Пока вы не поклонитесь Шиве, вы не сможете прийти ко мне». Пока вы не примете в полной мере хаос — хаос! — вы не пройдёте сквозь небесную дверь. Если вы хотите быть хранителем любви и красоты, вам придётся обрести способность смотреть на их уничтожение и гибель широко раскрытыми глазами и говорить: «Хорошо, и хорошо весьма!» В природе есть творение, сохранение и разрушение. Страдание, боль, катастрофы и смерть — всё это такая же часть божественного замысла, как наслаждение, радость, рождение и обновление.
На Курукшетре Арджуна встречается лицом к лицу с Шивой. Он оказывается в ситуации, где рациональное сознание не в силах помочь ему, где рассудок отказывается работать, в ситуации, единственный способ совладать с которой — смирение. Его привычка думать о себе как о хорошем парне, его привязанность к рациональному мышлению и к самой форме как таковой — со всем этим ему придётся попрощаться. Всё это ему придётся отпустить. Самые корни представлений о том, кто он такой, должны быть безжалостно вырваны, чтобы освободить место чему-то новому.
Итак, мизансцена ясна. Мы знаем, что за армии стоят друг против друга — Пандавы и Кауравы, — и знаем, что они для нас символизируют. Мы с вами разобрались, что они делают здесь, на поле брани. Мы поняли, в какой ситуации оказался Арджуна. И, что ещё более важно, мы осознали, что выбор, перед которым стоит Арджуна, — это тот же самый выбор, перед которым стоит каждый из нас:
Насколько мы готовы отпустить всё, что у нас есть?
Насколько мы готовы стать свободными от своего эго?
Насколько мы готовы в смирении склониться перед замыслом Господа?
Вот вопросы, ответы на которые ищет Арджуна. Вот битва, которая предстоит каждому из нас. Вот что решится на Курукшетре.
В предыдущей главе мы рассматривали внутренний конфликт, с которым Арджуна столкнулся на Курукшетре и который оказался хорошо знакомым любому из нас и весьма злободневным. Мы рассмотрели те ситуации из своей собственной жизни, с которыми мы, подобно Арджуне, ещё не готовы распрощаться, поскольку их корни всё ещё довольно глубоко уходят в нашу душу. Мы увидели, как эта дилемма отражена в евангелии от Матфея, где Иисус сказал: «…и кто не берёт креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберёгший душу свою потеряет её; а потерявший душу свою ради Меня сбережёт её» [25].
«Сберёгший душу свою потеряет её; а потерявший душу свою ради Меня сбережёт её». Сильно сказано, но для ситуации, в которой оказался Арджуна, даже это изречение не покажется слишком мелодраматичным. Кришна велит ему отринуть привычные взаимоотношения, ценности и ориентиры — вообще повернуться спиной к той жизни, которую он вёл до сих пор. Арджуна — воин. Скорее всего, он готов по приказу отдать свою жизнь на поле битвы. Но никто никогда не готовил его к такому жертвоприношению. Гита рассказывает: «Когда Арджуна, великий витязь, облегчил своё сердце, он сказал: «Кришна, я не стану сражаться!», швырнул наземь свой лук и погрузился в молчание».
Другими словами, Арджуна всё ещё не был готов открыться своей дхарме; он всё ещё зависел от того образа мыслей, который определял привычную для него реальность. Но всё же он согласился слушать, ибо «погрузился в молчание». Теперь он был готов услышать то, что Кришна собирался сказать ему.
И вот, убеждая Арджуну исполнить свою дхарму и вступить в бой, Кришна излагает ряд аргументов, которые, как мы увидим при ближайшем рассмотрении, имеют отношение к разным уровням сознания. На одном уровне это ответ земного учителя на вопрос его друга; на другом — это уже ответ Бога человеческой душе; но есть ещё и третий уровень, на котором это ответ нашего Я нашему «я».
Первый главный аргумент Кришны дан уже в начале второй главы, где он говорит: «Мы существовали всегда — я, ты и те цари и воины, которых ты видишь перед собою, — и мы пребудем всегда, все
