Благодаря этим добродеяниям все живое без исключения из сферы страстей посредством постижения бодхи в сфере божественной мудрости, проявляя сострадание, пусть спасают других. И из сферы драгоценностей пусть они дойдут до нирваны!
Ныне я, испытав невыносимое отвращение к сансаре, удаляясь в глушь тайги, один, завершив блаженную дхьяну в самовозникшей сфере, пусть во благо всего живого обрету состояние Самантабхадры!
Будущие йоги, погружаясь в блаженную дхьяну, воспитав в себе отвращение к эфемерному сансарному наслаждению, пусть уходят в тихую обитель и там они обретут блаженство самадхи!
Пусть все живое найдет этот единственный Ваджрный Путь совершенствования и быстро обретет состояние Великого Ваджрадхары"!
Приложение 1
Лубсан Сандан Цыденов (1850—1922)[306]
«Цыденов Сандан родился в 1850 г. в улусе Кижинга Хоринского ведомства и приписан ко двору Балтуева Цыдена (Дампила)-Дармы с присвоением фамилии Цыденов, так как, согласно действовавшим в то время обычным правам (ст. 60 Степного Закона), дети внебрачного рождения незамужними дочерьми приписывались ко дворам родителей последней. Отец его, Балтуев, являлся степным ламой и имел середняцкое хозяйство.
Цыденов был отдан в детском возрасте в хуварачество Кижингинского дацана Хоринского ведомства и среди хувараков отличался особым прилежанием и успешностью в смысле освоения грамоты, затем проходил в Кижингинском и Гусиноозерском дацанах философские курсы, с особым успехом достиг ученых степеней гэше и габчу. Попутно с этим он занимался изучением таинственной мистики, часто пребывал во временном созерцании.
Цыденов не любил роскошной жизни, тех или иных бесед, в частности дружеских, был негостеприимным, предпочитал держать себя изолированно от общества. При совершении религиозных треб среди мирян старался исполнять их в упрощенном порядке, отступая от общепринятых правил. Будучи критиком в молодые годы, не пользовался особым авторитетом среди окружающего ламства, мнения которого всегда расходились с его взглядами. Ламы его называли «корявым» (борчиго) Санданом. Он считался среди ламства одним из ученых и умственно развитых лам, благодаря чему вошел в состав возглавляемой Пандитой Хамбо-ламой Чойнзоном Иролтуевым делегации буддийского духовенства, командированной в Санкт-Петербург в 1894 г. для участия в торжествах коронования Николая II, вступившего на престол Российского царизма после смерти его отца Александра III.
Будучи в Петербурге, присутствовал на аудиенции делегации с Николаем II, причем не участвовал в поклонении делегатов Николаю II, что не только ставило их в неловкое положение, но и вызвало сомнение со стороны дворцовых чинов и министерства внутренних дел. В то время, когда делегаты в лице Пандиты Хамбо-ламы Иролтуева осуждали указанное его действие, Цыденов отвечал им, что он как гэлун не обязан поклоняться царю как христианину, что неучастие его в данном поклонении не является преступным деянием, что поклонение буддийской делегации, в частности, Хамбо-ламы Иролтуева как гэлона и главаря буддийского духовенства Сибири является отступлением от закона Винаи и служит позором.
На следующий день после данной аудиенции министр внутренних дел Горемыкин вызывает одного из представителей от делегации в свой кабинет для беседы по важному вопросу, что является загадочным, и создает делегатам беспокойство (за исключением Цыденова). В связи с этим делегация направляет к министру главного тайшу хоринских бурят Ц. Д. Аюшеева, который утешает первого с заранее обдуманной махинацией: имевший место во время аудиенции случай непоклонения царю одним из делегатов объясняется последствием чрезмерно патриотического чувства, создавшего потерю сознания и умопомешательство при встрече с царской особой, и что данный случай является результатом того, что он никуда не отлучался из захолустного уголка и не бывал в культурных центрах, что он считал свидание с царем редкостью и наилучшим счастьем. Это удовлетворило министра, так как он был уверен в возможности подобного явления. Но, несмотря на это, Цыденов укоряет Аюшеева за то, что он напрасно не доложил министру истинное положение дел, поскольку действие его не должно вызывать нежелательные последствия.
Цыденов, в бытность свою в Петербурге, не посещал ни театров, ни цирка, ни других мест увеселения и не любил ходить по улицам, а также отказывал академикам-востоковедам в устройстве с ним научной беседы, советуя им обратиться по инстанциям, то есть первоначально вести беседы с той категорией делегатов, которые еще не достигли обладаемых им, Цыденовым, научных знаний и могут дать им достаточную справку по вопросам буддийской культуры и науки.
В это время добился с ним, Цыденовым, вести краткую научную беседу лишь профессор А. Позднеев, который, интересуясь его идеями, считал его реформатором современного буддизма, поддерживающим мистическое направление на основе критики желтошапочников и преследующим цели воссоздания классического индийского первоначального буддизма.
Спустя немного времени после возвращения из Петербурга он устраивает в урочище Халцагай-Тологой (Хоринского ведомства) келью, где и возобновляет созерцание в честь бога Ямантака.
В то время, когда пребывали в Бурятии ученые тибетские ламы (гэгэны), такие как Жаягсан [Джаяг-лама] и др., он устраивал с ними заочный диспут путем переписки по тем или иным вопросам. Например, он старался испытывать Джаягсэн-гэгэна (известного своей ученостью среди буддийского духовенства) путем посылки ему отдельных записок. Подтверждая в одной из них культурное строительство и культурную жизнь народов европейских городов (электрическое освещение, фабрики, заводы, места увеселения, роскошную и интеллигентную жизнь и проч.), он требовал дать ему правильную оценку таковых и исчерпывающий ответ, ибо такие легкомысленные буддисты, вроде его, Цыденова, увлекаются данной культурой и веселой жизнью, чуть ли не до признания этих мест божьим раем, а также обращается к нему с просьбой предсказать ему, где и как он провел прошедшую жизнь и где он проведет будущую жизнь после смерти. Джаягсэн по первому вопросу дает ему ответ: «Нельзя определить божий рай по признакам общей культуры», а по второму вопросу отвечает: «Стремление его о дознании его прошедшей жизни нецелесообразно и не вызывает необходимости. Что же касается загробной его жизни, то таковая должна зависеть от того, как он будет вести себя при текущей жизни». Цыденов был удовлетворен данным ответом, что являлось почти единственным случаем удовлетворения ученого.
В марте 1919 г., то есть в то время, когда в Забайкалье существовала семеновская власть, Цыденов провозгласил себя царем-деспотом трех миров (неба, воды и земли), монархом созданного им теократического государства и Цог-тугулдур-ламой Дар-ма-ранза [Дхармараджа], что породило в Хоринском аймаке теократическое движение, направленное против национальных установлений. В связи с этим при семеновской власти он подвергался арестам и содержанию под стражей три раза по одному месяцу, ибо его идеи признавались семеновской властью вовсе не странными, что подтверждает то обстоятельство, что он был освобожден из-под стражи в конце 1919 г., когда в пределах Забайкалья шумело против семеновской власти крестьянство и когда против восставших крестьян велась беспощадная борьба, вплоть до массовых расстрелов.
В первом квартале 1920 г., когда действовала в Прибайкалье власть трудящихся, Цыденов при поддержке единомышленников (теократов) возобновляет свои идеи в заявлениях, поданных на имя органов революционной власти с указанием звания «Царь-деспот», стремясь к созданию балагатских установлений и т. д., чем и создает долго непрекращаемое теократическое движение против автономии. За указанное деяние он был подвергнут соответствующими органами правительственной власти ДВР (Дальневосточной Республики) аресту (в апреле 1920 г.) и содержался под стражей в Верхнеудинском домзаке вплоть до марта 1922 г., то есть до высылки его в один из отдаленных краев, где он и пропал без вести. По словам местных жителей, продолжительность пребывания его в созерцании в общем вылилась в 33 года. В момент созерцания он держал себя изолированно и был замечен в усиленном употреблении водки, ибо его послушники (шабинары) часто привозили водку целыми ведрами под предлогом возлияния богам-хранителям».
Таково содержание официальной версии жизни Лубсана Сандана Цыденова. Несмотря на грубоватость и сухость изложения, безымянный составитель документа не может скрыть чувства гордости за известного соотечественника.
Приложение 2
М. Федотова. «Бидиядара»[307]
