В истории Тибета известно четырнадцать носителей этого высокого титула, но буддисты уверены, что все они — одна и та же сущность, воплощенная последовательно в четырнадцати телах. Когда умирает очередной далай-лама, начинаются поиски его преемника. Их находят по определенным признакам среди мальчиков, родившихся не ранее чем спустя сорок девять дней после смерти предыдущего далай-ламы, но не позже, чем через два года после этого события.
Нынешний далай-лама Агван Лобсан Тенцин-Гьяцо, четырнадцатый по счету, после 1959 г. живет в изгнании в Индии, в Дхармасале (штат Химачал Прадеш), и много ездит по всему миру, принимая активное участие в международной политической жизни. Традиционная система монастырского образования, нарушенная во время Культурной революции в Китае, постепенно восстанавливается.
Последователи ваджраяны обычно противопоставляют себя тхераваде, но не махаяне. Напротив, они нередко подчеркивают, что их путь лежит внутри махаяны. И действительно, «алмазная колесница» не предлагает ничего принципиально нового по сравнению с классической махаяной.
Но в отличие от махаянского пути постепенного духовного совершенствования, которое может продолжаться неисчислимо долгое количество лет, ваджраяна предполагает достижение состояния будды «в этом теле», то есть в течение одной жизни, тем самым еще больше соединяя буддизм с возможностями конкретной личности. В русле этого течения были разработаны особые, чрезвычайно эффективные методы, позволяющее адепту быстро выполнить свой обет бодхисатвы. Но они опасны, подобно хождению по лезвию бритвы или восхождению к вершине горы по канату, натянутому над пропастью. Малейшая ошибка — и практикующий йогин «летит в пропасть», то есть расплачивается безумием, тяжелой болезнью или рождением в ужасном «ваджрном аду». И совсем страшная участь ожидает его, если он вступил на этот путь не с чистыми помыслами, а ради собственного эгоистического преуспеяния, в погоне за сиюминутными благами, властью над другими людьми, в поиске магических сил или с иными корыстными целями. Он рискует столкнуться с такими неведомыми психическими силами, которые могут вконец погубить его.
Вот почему большая часть текстов ваджраяны эзо-терична, то есть доступна лишь узкому кругу посвященных. Что же касается различных духовных практик, то они предполагают получение специальных посвящений, устных наставлений и разъяснений от учителей, гуру или лам. Роль учителя в тантризме очень велика, и нередко молодые адепты тратили много времени на поиски наставника, надеясь получить от него наставление «из уст в уши».
Александра Давид-Неэль, удивительная женщина-путешественница конца XIX — начала XX в., несколько лет жила в Тибете и считала, что тибетские мистики и маги — это «духовные спортсмены» и авантюристы по натуре. С этим можно соглашаться или не соглашаться, но путь, который они избирают в своей жизни, и в самом деле труден, напряжен и опасен. Тем не менее на него вступают обычные люди или монахи, причем многие из них даже не получили начального обучения в монастырских школах, потому что ценность «официальной науки» в их глазах невелика. Их воодушевляет вера в чудеса, которые часто случаются на пути ваджраяны: слепые становятся ясновидящими, а ясновидящие утрачивают свой дар; тупые превращаются в дотошных исследователей, а блестящие умы тупо цепенеют; сонливые могут сутками бодрствовать, а бодрые становятся сонями и т. п.
Все эти метаморфозы, как и конечная цель — освобождение от тягот бытия, — отнюдь не воспринимаются тибетцами как божественный дар. Они достигаются собственными тяжелыми усилиями, и средства, используемые для этого, вполне научны. Но это вовсе не то научное знание, которое добывается из книг и является результатом чужого опыта. Вот как об этом свидетельствует поучительная история легендарного средневекового мага и мистика Тилопы.
Как-то раз он сидел, погрузившись в изучение философского трактата. К нему подошла нищенка и, заглянув через плечо, спросила: «А ты сам-то понимаешь, что читаешь?» Тилопа онемел от негодования, а старушка тем временем плюнула в раскрытую книгу. Тилопа вскочил: как эта презренная нищенка посмела плевать на священный текст! А та, нимало не смутившись, плюнула еще раз, произнесла какое-то непонятное слово и исчезла. Как ни странно, Тилопа тут же забыл о гневе и почувствовал в душе сомнения в своей учености, уставившись в оплеванный трактат. Нетрудно догадаться, что старуха была не простой женщиной, а женским божеством-дакини, приобщающим к тайному учению тех, кто жаждет истинных знаний.
Тилопа их в конце концов получил, а потом и сам стал непревзойденным мастером такого обучения, не научно-книжного, а жизненно-наглядного. Свои знания он передал ученику по имени Наропа. Наставник «алмазного пути» тренировал своего подопечного с помощью двенадцати больших и двенадцати малых испытаний. Эта история обучения считается у тибетских мистиков классической.
Вот она. Наропа был индийским жрецом-брахманом, гордым своей ученостью и пожелавшим постичь еще и глубинный смысл тайного учения, а Тилопа — тибетским отшельником, отрешившимся от всего мирского, из разряда тех, кто ничего не любит, ничего не ненавидит, ничего не стыдится. Естественно, их встреча не могла быть дружелюбной и безоблачной. Так и случилось. В первый раз Наропа увидел своего будущего наставника, когда тот, почти голый, сидел в ограде буддийского монастыря и ел жареную рыбу. Большее святотатство трудно себе представить! Брахман Наропа, брезгливо взглянув, пошел было дальше, но тут вышел монах и стал гнать старика, поедающего бедных рыб, да еще на монастырской территории. Но Тилопа в ответ только махнул рукой, а рыбьи кости, покрывшись мясом, снова превратились в рыб, и те, поднявшись в воздух, исчезли. Исчез и Тилопа.
Наропа понял, что перед ним был тот, кого он ищет, и бросился догонять мага, но того и след простыл. В погоне за своим неуловимым учителем Наропе пришлось совершить долгое странствие, которое напоминает остросюжетный детектив. Однажды обессиленный от голода Наропа постучался в дверь дома, чтобы попросить поесть. Ему открыл некий человек и предложил вина. Не желая осквернять себя, Наропа с негодованием удалился. Видение исчезло, и он услышал злорадный хохот Тилопы: «Это был я!»
В другой раз встречный крестьянин попросил Наропу помочь ему содрать шкуру с дохлого осла, а это мог делать только неприкасаемый. И опять возмущенный Наропа убежал, услышав вслед знакомый хохот и увидев, как мираж растаял. Потом он встретил свирепого человека, тащившего за волосы свою рыдающую жену, которая молила о пощаде: муж хотел ее убить и попросил Наропу помочь ему. Тот жестоко избил негодяя и освободил женщину… И опять все исчезло, только невидимый Тилопа издевательски хохотал над своим незадачливым учеником.
Приключения и дальше разворачивались по сходному сценарию. Наропа, живя в такой фантасмагории, чувствовал, что сходит с ума, но желание найти учителя не оставляло его. Зная, что тот может принять любую личину, он, бродя по стране, простирался у ног каждого встречного. Наконец его усилия были вознаграждены: он встретил Тилопу. Тот отдыхал на кладбище у костра, где виднелись обуглившиеся человеческие останки. С этого момента бывший жрец в течение нескольких лет повсюду неотступно следовал за учителем, но тот вовсе не торопился передавать ему учение, продолжая давать наглядные уроки, но не делая никаких прямых наставлений. В конце концов Наропа пережил озарение. Случилось это в тот момент, когда он сидел вместе со своим гуру у костра и тот, ни слова не говоря, снял с ноги башмак и изо всей силы ударил ученика по лицу. Искры посыпались из глаз Наропы, и в тот же миг тайное учение озарило его сознание…
По преданию, и у самого Наропы потом было много учеников. Но, говорят, он хорошо обращался с ними, на себе испытав бесчеловечность суровых методик. Эти двое, Тилопа Бенгалец и Наропа Кашмирец, жившие около X в., считаются духовными основоположниками линии кагьюпа, то есть прямой передачи заветов и наставлений.
Их имена входят в число восьмидесяти четырех маха-сиддхов, «великих совершенных». Они появились в тот момент, когда в тибетском буддизме, как и во всяком процветающем религиозном движении, угасал живой духовный импульс, полученный от самого Будды. Как водится, его все больше вытесняло внешнее, формальное благочестие и любование собственной праведностью. Складывалась монашеская элита, со свойственной всякой элите гордыней ставившая во главу угла следование монастырским уставам и формальным предписаниям.
Подобная догматическая омертвелость не могла не вызвать протеста. В течении махасиддхов он выразился наиболее ярко. Им была глубоко чужда монастырская замкнутость. Они противопоставили ей опыт собственного отшельничества и сложных йогических психотехник. До нас дошли «Жизнеописания восьмидесяти четырех махасиддхов», составленные на рубеже XI–XII вв. тантриком Абаядаттой.
