В этом месте было бы полезно пересмотреть упражнения по Пространству части I, но с большей внимательностью к возникновению «действия времени», «овременивания» (timing). Даже небольшое увеличение в понимании Пространства приведет к большему проникновению во «время», а это, в свою очередь, еще больше вскрывает Пространство и т. д. Поэтому постарайтесь привести эту теорию, как она представлена во «Времени, стадии второй», в более тесное отношение с Пространственными упражнениями.
Второй метод помощи в поиске Большого Времени включает в себя большее культивирование Пространства и Знания путем развития более широкого взгляда на «я». Больше узнавая о формировании «я», мы сможем также научиться видеть его тенденцию затемнять понимание Пространства и Времени. Тогда мы можем не принимать во внимание наложенные «я» произвольные пределы правильному пониманию.
Самость не может понять Большое Пространство и Время, поскольку она и есть воплощение отклонения такого понимания. Самость оценивает и имеет дело с «бесконечностью» Пространства лишь в том смысле, что она находит возможным бесконечно продолжать взаимодействия в процессе своего обычного познавания. Она может накопить неограниченные сведения, но без какого-либо постижения своей собственной Время-Пространственной природы или причины, почему ей доступна эта бесконечность деталей.
Однако ограничения, внутренне присущие способности самости к глубокой оценке, непреодолимы, так как самость — это все еще Пространство-Время-Знание. Она — все еще тенденция «времени» создавать паттерны и воплощать, и как таковая несет на себе на всем протяжении своего формирования «способность познавания». Конечно же, самость игнорирует эту широкоугольную способность познавать, и особенно слепа к ней на ранних стадиях этого формирования.
Но, собрав некоторую информацию о начале этого формирующего паттернирования и предоставив такую информацию в простом рассказе, мы можем приблизиться к той истории, которую могла бы рассказать эта способность познавания, будь у нее аудитория. В ответ на наш рассказ и сама способность познавания может получить стимул к открытому проявлению и восполнить более тонкие детали. Используя эту способность познавания, можно увидеть, как возникла продолжающаяся тенденция самости к «падению», а также и как ее можно избежать. Говоря более практически, рассказ может заставить нас быть более внимательными к важнейшим постижениям, которые могут всплывать на поверхность на протяжении следующего комплекса упражнений.
В нашем рассказе Время обусловливает появление «на смене» субъекта и объекта, но это не столь уж существенно, поскольку они — просто Время, подобно всему остальному. Они не относятся исключительно к переднему плану этой бесконечности.
Фактически пьеса оказывается почти бесконечно медлительной в своем начале… но с другой точки зрения она уже закончилась. Нам следует довольствоваться суммой точек интереса как главных действующих лиц, так и Времени-Пространства-Знания.
В некоторый момент самость провозгласила, что с этого времени она сама по себе, совсем самостоятельна. Она оглянулась кругом, бросив взгляд на объекты в ее окружении. Последние явились ей разбросанными вокруг на различных расстояниях, близко и далеко. Самость перемещается с места на место по этому ландшафту, контактируя с объектами и много размышляя при сопоставлении вещей.
Время творило чудеса, столь многое разыгрывая на сцене. И как оказывается, есть несколько путей описания его особых действий. Например, мы могли бы захотеть сконцентрироваться на точке зрения главной роли — на «я», исполняемой Временем (или «временем», его рукой на сцене), или больше заинтересоваться самим «временем» как «исполнителем ролей».
Согласно точке зрения «времени» как исполнителя ролей, бесконечность Большого Времени уполномочивает «время» не оставлять не опробованным ни одного трюка. Эти полномочия выражаются даже драмой, в которой локальный фактор сопротивления или замутняющее действие призваны не допустить его бесконечной способности. Такая драма по природе своей — сплошное ликование, свидетельство покровителю Времени (Большому Пространству) в его бесконечной способности великодушного принятия «ограничений». Согласно взгляду, установленному фиктивным «я», об этом действующем ограничении ничего не известно и даже нет признаков его существования до более поздних периодов игры.
Мы знаем в соответствии с рассказом, что локальное ограничение открытости Большого Пространства случается с тем результатом, что бесконечность времени в некотором смысле становится проблематичной, его «слишком много, чтобы с ним обращаться». Время становится конечным временем, которого недостаточно, чтобы правильно понять смысл, по которому любое проявление сохраняет в себе необусловленную, ненаправленную бесконечность Времени.
Так возникает некоторого рода неразбериха, так же, как и тонкое изменение, при котором «время» как общий динамический фактор всех проявлений оказывается задним планом для осознавания этих проявлений. Тогда все становится объективируемым уже известным или могущим стать известным. Но это все еще только переходная ситуация, вызывающая смутное чувство неудобства для проявляющегося осознавания. Нужна большая тщательность, прежде чем эта ситуация может стать ясно очерченной и достигнет стабильного динамического уровня. Затем происходит окончательная консолидация, не оставляющая сомнений, что это «я» осознает, что «я» сбито с толку.
Игра выявляет различные проблемы. Акцентирование «познавания», структурированного вокруг «я», имеет серьезные последствия. Мы можем изобразить одно из них. Предположим, что до (в некотором вневременном смысле) мнимого появления на сцене «я» Большое Время есть более богатая среда, обширная и неразделенная. Чтобы изобразить это Время графически, мы можем представить ее непрерывной линией:
Когда познающее «я» совершает свой выход, в этой динамической среде случается некоторый вид поляризации.
вбрасыванием между двумя изолятами в конечном тонком слое обычного времени (только горизонтальным указателем без видимого контакта с другим типом «времени»).
«Я» замечает вещи, и это «требует «времени». Неприятно проникающий динамизм «времени», угрожающий смести опытно установленную автономию «я» и его объектов, сам по себе сводится к заднему плану. Он опускается до управляемого статуса указателя. Тогда время становится ручным; оно выражает расстояние между «я» и его объектом, тем самым очерчивая и обеспечивая их различие (согласно взгляду «я»).
Сила Времени дробится, становясь велением «я», с одной стороны, и входит в противоречие с энергией природы и физических процессов — с другой.
Сценарий игры диктует, чтобы «я» рассматривало себя как хозяина. Оно принимает мировой порядок в качестве своего дома и встречает гостей (свои объекты). Оно пускается в ментальные диалоги о себе, своем мире и своих гостях. Диалоги «означают вещи» внутри мирового порядка, а этот порядок каким-то образом более основателен, нежели отдельные примеры «значения».
Одновременно с появлением «я» для «я» раскрывается убеждающий задний план как на личном, так и на глобальном уровне. Вот почему его эволюция в своем действии должна представляться длящейся миллионы лет! Оно устанавливается и определяется ядром прошлого-настоящего-будущего. Все эти временные сегменты удобно конечны, хотя и достаточно широки, чтобы гарантировать, что не может быть ошибок относительно владений «я» в мире.
Фактически все это — невероятные «трюки», проделки «времени», воздвигающего сцену, произносящего реплики, вымеряющего расстояния и различия, подтверждающего, что все есть так, как верит «я»: «Всякий раз я иду и проверяю, что это там». Большое Время есть «я». Но «я» не может измерить глубины Времени.
«Я» или субъект является в действительности объектом, произведенным «временем». Равным образом и известный объект дается «временем». Истинное послание субъектно-объектного единения (настолько, насколько последние видятся как «время») претерпевает частичное упрощение и перефразирование, когда «время» потеряно из виду. Более тонкие черты этого единства сохраняются в форме беспокоящих резонансов. Например, «я» знает объект, но объект есть мера способности субъекта знать. «Я» знает о себе (таким образом становясь видом объекта) посредством объекта: «Я есть тот, кто знает это». И некоторые объекты являются личностями или субъектами по собственному праву и могут принимать «я» в качестве известного объекта.
Эти сильно заряженные дихотомии являются результатом диффузии и фрагментации, вызванных (trigered) отчасти сбивающим с толку двусторонним характером единения, которое несет «время». Двойной аспект становится проблематичным в обычном времени. Он вызывает напряжение и колебание, которые стремятся разрешиться в стабильной конфигурации противостоящей пары «вещей». Временная диффузия допускает чувство осциллирования между вещами. Есть очевидная дистанция, которая тем не менее не более чем послание «времени».
