Даже взгляды и взаимодействия, обычно кажущиеся самыми прямыми и освобождающими, не непосредственны. Нечто большее необходимо и возможно, но не в рамках привычного образца. Для достижения более высокого познавания нужно просто выделить ограничения обычных подходов и начать правильно понимать, что все, с чем мы знакомы — и что устанавливают стандарты теории и практики и опытных «прорывов» или «более высоких состояний», — в действительности сходно, пребывая внутри ограниченных рамок «обычного знания».
Зрительные образы, звуки, запахи, ощущения, вкус, различия, подобия, тела, умы, «я», другие, один, много, близко, далеко, окружающее, борьба, эмоции, воспоминания, предпочтения, наблюдения, обобщения, контроль, прогресс, будущие проходы, подъемы и падения наций, окончательное воплощение мечтаний теперешней научной фантастики, знание и мощь на галактической шкале — все нами познано или познаваемо. Но это наблюдение — едва ли больше, чем тавтология. Все, что мы знаем, есть именно то, что мы знаем и переживаем.
Это, однако, важное заявление и при правильном применении может стать мотивом для проницательной, освобождающей критики нашей сферы и способа жизни. Такая критика будет составлять суть следующих трех глав и будет выражена несколькими способами на нескольких различных уровнях, прежде чем достигнет полного и здравого определения. Для начала она будет рассмотрена как утверждение, сделанное в пределах и относительно обычных перспектив.
Два утверждения, связанные с этим выраженным в общепринятой манере интересным, но неточным заявлением о том, что наша реальность есть лишь то, что мы знаем и переживаем, состоят в следующем:
* то, что мы знаем или можем знать путем перцепции или вывода, ограничено — это только то, что мы знаем.
* подчеркивание того факта, что наша сфера представлена содержанием опытов особого рода.
Обе эти позиции принимались в разное время на протяжении истории. Но когда такие утверждения доводят до момента принятия «пределов» знания как ограничений или доказательств в пользу субъективного идеализма, эти утверждения вызывают энергичную оппозицию со стороны конвенциональных взглядов и допущений. Эта оппозиция в основном проходила в плане демонстрации того, что, поскольку наше знание именно наше и основано на субъективности в этом смысле, этот факт не оправдывает пренебрежения к нашему знанию ради бегства в иррациональные отношения или измененные состояния сознания.
Видение Пространства-Времени-Знания способно охватить оба: и что-то из намерения пренебречь обычным знанием, и возражения против такого умаления. То есть, такое видение обнаруживает, что обычные возражения на эти утверждения должны быть правильно приняты, но также и видит сами эти возражения в качестве указаний пути, что утверждения могут быть переформулированы в приемлемом виде.
В случае первого утверждения, вывода об обычном знании, как слишком ограниченном, которое просто то, что мы знаем, должно было бы возникнуть возражение, что наблюдения и эксперименты предполагаются зависимыми от того, что мы видим, от функции стандартного вида ума или осознавания. Их цель именно в том и состоит, чтобы изучить феномены, с которыми мы актуально встречаемся. Это — эксплицитная часть научного метода, и в общем-то выводы такого изучения будут, вероятно, более ценными и релевантными для нас и нашего мира, чем те, что можно было бы извлечь из каких-то других нестандартных состояний сознания.
Это заявление в защиту обычного знания — на его собственной основе — от другой обычной критики и других альтернатив оказывается вполне подходящим с позиции видения Пространства-Времени-Знания, оставаясь, тем не менее, открытым для возможности более тонкой критики и выхода за пределы субъективности обычного знания.
Что касается второго момента критики нашего знания, проводимой с обычного уровня, она также находит место в обычных взглядах так, что делается несущественной.
Принято, что наша обычная погоня за знанием внешнего мира, будучи зависимой от опыта, оказывается в замкнутом круге. То есть, по мере того, как наше знание дает нам все возрастающую очевидность такого внешнего мира, общая возникающая таким образом теория делает все более ясным то, что вся явленность «мира» и контакты с «ним» — просто познавания, возбуждения нашего познавательного аппарата. И это признается просто как факт о знании и исследовании. Это, таким образом, обычно не может быть использовано в оспаривании того, что «все» — просто перцептуальное содержание и результат построения. Поскольку «познающий» и известный мир есть в обычном языке взаимозамкнутая пара, было бы бессмысленно брать один термин пары и пытаться свести к нему все, заключенное в другом. Иначе говоря, принятие нашего обычного «познавания» и построения и их психофизической основы вверяет нас и остальному, содержащемуся во взгляде, где заключены эти термины принятия внешнего мира вещей.
Итак, в целом, поскольку верно, что наше обычное знание по необходимости основывается на субъективности, это обычно оказывалось бы верным в довольно банальном смысле, будучи комментарием к очевидному, к тому, «как оно есть». Подобным же образом субъективность обычного знания может в действительности способствовать возникновению пределов, таких как отсутствие у нас всезнания, наша неспособность предвидеть будущие проблемы, вызванные настоящими действиями, наша трудность в поиске устойчивого знания и т. д. Но еще раз следует подчеркнуть, что эти пределы и трудности обычно не оправдывают умаления или отвержения нашего знания. С точки зрения философии некорректно придавать слишком большое значение этим пределам, тем более, что такое крайнее недовольство нашим знанием, кажется, не предлагает положительных «земных» альтернатив. Итак, оказывается, что сказать «все есть просто содержание знания», — значит либо не сказать ничего особенного, допустить ошибку в рассуждениях, либо бежать в чувство.
Эти общепринятые философские оговорки к принятию всерьез двух заявлений относительно нашей реальности как «просто познавания» будут особенно полезны в главе 12, поскольку они помогают указать на новую и ценную область применения таких заявлений. В настоящем же эти теоретические оговорки следует временно поддержать так, чтобы мы могли по крайней мере начать чувствовать значение вызова, брошенного обычному подходу к знанию.
Есть прочное основание для критики того взгляда, что материя, составляющая наш мир переживания, — лишь продукт определенного способа познавания. Строго говоря, нам не следовало бы проводить такую критику так, чтобы подчеркивать субъективный аспект нашей познаваемой-познанной картины. Но полезно сделать это временно, настаивая на ощущении критики в терминах таких знакомых элементов, как субъект и объект, прежде чем перейти к более сбалансированной формулировке.
Все в наших жизнях и нашей истории получено с помощью ума и органов чувств. Обычно мы настолько ориентированы вовне и захвачены «вещами», что не слишком обращаем внимание на факт (согласно нашей обычной точке зрения), что все «вещи» — лишь то, что ум показывает нам, что может быть подобрано умом. Не замечаем мы и того факта, что можно проанализировать и обнаружить, что все задано несколькими общими элементами: ощущениями, образами, словами, концепциями, интерпретациями, вербальными ассоциациями, воспоминаниями… это все, что относится к нашему миру! Копирование, переделки, модификации образов и идей — все это «умствования», не больше!
Такая зависимость от «работы ума» не есть наша единственная возможность бытия в мире, хотя вся общепринятая очевидность до сих пор могла указывать на это. В действительности это произвольный и ограниченный способ бытия. Вместо того чтобы принимать его как само собой разумеющееся, нужно подвергнуть его исследованию. Следует рассмотреть его в более широком контексте возможностей и ценностей.
Чтобы сделать это в действительности, вероятно, прежде всего нужно потратить значительное количество времени на рассмотрение нашего прошлого, настоящего и будущего и прочувствовать значение того, что все это просто «умствования». При разборе всего, что окружает и заботит нас, становится очевидно, что, вопреки разнообразию всех наших переживаний и порабощающей убежденности опытом, все это — дело образов и понятий.
Всмотритесь в этот факт нашего личного существования как можно глубже. Рассмотрите наш общеобразовательный процесс, социальные обычаи и развлечения. Посмотрите на достижения и пользу нашей основной тенденции. Чего мы в действительности достигли? Оказывается, что это — лишь образы, ощущения и концепции… то есть, еще больше «умствований».
Можем ли мы удовлетвориться такими результатами наших всецело человеческих стараний? Не должно ли быть чего-то более глубокого, более богатого и совершенного? Является ли эта общепринятая тенденция действительным прогрессом? Да, согласно обычным определениям был и есть внешний технологический прогресс, такой, как «подъем жизненного прогресса», контроль над распространением болезней и так далее. Но на внутреннем уровне фрустрация, отчуждение и дисгармония со своим окружением все еще продолжаются. Это более, чем просто «факты жизни», они могут быть индикаторами того, что весь наш подход до сих пор в чем-то неверен. Они могут быть грубыми проявлениями неудовлетворенности, сопровождающей все умствование, независимо от того, насколько приятным или глубоким оно может оказаться… для себя. Поскольку кругозор нашего понимания недостаточно развит, наши цели не столь дальновидны, чтобы установить эффективное равновесие в нашем мире. Мы похожи на светляков, кружащихся летом над полем. Без ясных целей и знаний об их осуществлении потраченная нами энергия имеет незначительную ценность и ничтожные результаты.
