Отец Поликарп говорил с возраставшим страстным оживлением и при последних словах схватил генерала за руку и хотел перед ним опуститься на колени. Генерал быстрым движением удержал его, сказав:
— Что делаете вы, батюшка? Вашему сану это не подобает.
— Здесь нет моего сана, генерал, — сказал отец Поликарп. — Нет перед вами священника. Перед вами отец, несчастный, горем убитый отец. Сжальтесь над ним — помилуйте моего сына!
— Я не вправе миловать, — сказал генерал мягким голосом и с видимым, по выражению лица, участием. — Но я вправе уважать и помнить отцовские чувства. Обещаю вам, что я буду их помнить.
— Благодарю за это… вы слово сдержите… Теперь приказывайте. Я все исполню.
— Я вас просил уговорить г-жу Сухорукову прекратить дело. Ей нетрудно это сделать; но нужно, чтобы она это сделала тотчас. Исполните ли вы мою просьбу?
— Исполню.
— Мне нужен ответ от вас к трем часам.
— Насколько дело от меня может зависеть — оно будет сделано, и ваше превосходительство изволите получить о том извещение, надеюсь, ранее трех часов.
— Благодарю вас, — сказал генерал, протянув руку отцу Поликарпу. Потом он прибавил: — Искренне жалею о вашем горе и повторяю, что о нем не забуду.
Отец Поликарп хотел что-то ответить, но голос изменил ему. Он не произнес ни одного слова и только обеими руками сжал протянутую ему руку. Генерал бережно высвободил ее, поклонился и вышел.
Между тем Варвара Матвеевна нетерпеливо ожидала отца Поликарпа. Ее беспокоило то, что отец Антоний сказал о прокуроре Белозорове, и она тотчас написала об этом отцу Поликарпу, прося ее навестить. Дело Параши могло действительно принять неприятный оборот, если бы оно вышло из-под руководства и охранительного попечения тех сослуживцев Бориса Глаголева, на которых он считал возможным полагаться. Вмешательство таких лиц, как Гренадеров и Белозоров, не предусматривалось в то время, когда дело было затеяно под первым впечатлением бесповоротного разрыва с Верой и под влиянием злобного раздражения против ее и Параши. Злоба не утихла, но рассудок с ней вступал в спор, и Варвару Матвеевну начинали тревожить те опасения, которые ей решилась высказать г-жа Флорова. Когда, наконец, послышался стук подъехавших к дому дрожек и бывшая настороже горничная доложила о приезде Поликарпа Борисовича, Варвара Матвеевна поспешила навстречу ему к дверям своего кабинета.
— Здравствуйте, батюшка, — сказала она, протягивая, как всегда делала, под благословение обе руки, — я уже часа два как жду и жду…
Варвара Матвеевна не договорила. Отец Поликарп не благословил ее, и суровое выражение его лица поразило ее еще более, чем отсутствие благословения. Он прошел мимо нее в кабинет, остановился у ее письменного стола и, указывая на стоявшее перед столом кресло, сказал:
— Не до благословения теперь, Варвара Матвеевна.
— Батюшка, Поликарп Борисович, что с вами? — спросила Варвара Матвеевна прерывавшимся голосом. — Что значит это?
— Значит, что мне благословлять не подобает, а вам благословения принимать. Вы злое дело сделали. Теперь нужно его поправить. Садитесь!
— Я? Злое дело сделала?
— Да, и погубили меня и моего сына.
— Вас, Поликарп Борисович? И я вас погубила?..
— Да, злобной клеветой, которая теперь на нас обрушилась…
— Поликарп Борисович! Помилуйте! У меня голова кругом ходит, слушая вас. Вы знаете, что я обижена, на позор людям выставлена, в людях прослыву злою…
— Прослывете недаром, если прослывете. Но теперь не до того. Поправляйте дело. Возьмите тотчас назад клевету. Напишите следователю, что вы ошиблись, что нашли деньги, сожалеете о напрасном обвинении, просите прекратить дело и готовы вознаградить обиженную.
— Помилосердствуйте, Поликарп Борисович! Как могу я взводить все это сама на себя?
— Пишите, говорю я, садитесь! Время дорого.
Лихорадочная дрожь охватила Варвару Матвеевну.
Она не трогалась с места. Смятение и страх высказывались в выражении лица. Блуждающий взор обегал комнату, возвращался к отцу Поликарпу и, встречаясь с его взглядом, вновь уклонялся в сторону.
— Повторяю вам, что время дорого, — сказал отец Поликарп. — Садитесь и возьмитесь за перо. Достаточно натешились ваши ехидные чувства. Достаточно горя вы другим начинили. Теперь сломилось змеиное жало! Воображаете ли вы, что я вас не вижу насквозь? Вы завлекли моего сына. Вы его втолкнули в беду. Змея! Вы погубили его!
— Господи! Я с ума сойду. Я? Змея? И от вас я это слышу!
— Да, и я виноват в том, что раньше не высказал этого. Но теперь счеты сведены. Садитесь и пишите!
Варвара Матвеевна заплакала, но тем особым, почти бесслезным плачем, который не столько выражает печаль, сколько беспорядочную смесь чувств смущения, страха, огорчения и ожесточенной досады.
— Как же писать и что писать мне? — спросила она, судорожно сжимая руки. — У меня мысли не вяжутся. Боже мой! До чего дожила я! Боже мой! Боже мой!
— Не призывайте Бога, — сказал отец Поликарп. — Он вас не слышит. Он и меня карает за то, что я с вами сошелся. Проклинаю день и час, когда злосчастная судьба меня натолкнула на вас!
— Поликарп Борисович! Помилуйте! Не проклинайте! Я вам повинуюсь. Что прикажете, то и напишу.
Варвара Матвеевна села за письменный стол и дрожащей рукой стала писать заявление, которое ей диктовал отец Поликарп. Он не садился, но стоял радом с ней и следил за писанием. На третьей строке она ошиблась, пропустив одно слово.
— Не так, — сказал он жестко. — Что же нашли вы? Нет слова «деньги». Надпишите это слово над строкою. Или нет, возьмите уже другой лист. Вся строка у вас нечетко написана.
Варвара Матвеевна послушно взяла другой лист бумаги и снова принялась за писание. Чем далее оно подвигалось, тем более дрожала ее рука и тем нетерпеливее следил за этой рукой отец Поликарп. Когда речь дошла до обещания вознаградить обиженную, Варвара Матвеевна остановилась и, смелее взглянув на отца Поликарпа, сказала:
— Однако же я не могу наобум давать такого обещания. Они, пожалуй, бог весть что от меня потребуют.
— Успокойтесь, — сказал презрительно священник. — Вы людей не знаете. Они не только ничего не потребуют, но и не возьмут от вас. Эти слова для вас нужны, а не для них.
Наконец заявление было дописано и подписано. Отец Поликарп взял бумагу, бегло перечитал, сложил и, положив к себе в карман, обернулся к Варваре Матвеевне и сказал:
— За то спасибо, Варвара Матвеевна, что вы послушались и от доброго дела не уклонились.
Но силы г-жи Сухоруковой не выдержали того испытания, которым она неожиданно подверглась. С ней начинался истерический припадок. Она только могла, всхлипывая, проговорить:
— Вы меня замучили, батюшка! — Потом затряслась всем телом и зарыдала. Отец Поликарп взглянул на нее и, подойдя к стене, на которой висел шнур от звонка к горничной, рванул к себе этот шнур.
— Анна Максимовна, — сказал отец Поликарп, когда горничная показалась в дверях, — Варваре Матвеевне сделалось дурно — вы ей нужны. — И, не оглянувшись, вышел из комнаты.
Карл Иванович Крафт не без трепета ожидал в приемной генерала обещанной ему вторичной аудиенции. Приветливый прием утром, конечно, мог предвещать полный успех. Но не могло ли встретиться и каких-нибудь неожиданных и неопределенных препятствий или затруднений? Во всяком случае, не могло ли затянуться дело? Сомнение за сомнением возникало в уме Карла Ивановича, и мысль о том тревожном нетерпении, с которым его дома ожидали Клотильда Петровна, Вера и даже Параша, еще более его волновала. Наконец, вскоре после трех часов, он был позван в кабинет к генералу, который в это время дописывал записочку, которую он вложил вместе с официальной бумагой в заготовленный с утра конверт.
— Здравствуйте, господин Крафт, — сказал генерал, вставая, чтобы придвинуть свечу для запечатания конверта. — Надеюсь, что вы не посетуете на меня за то, что я несколько задержал вас. По крайней мере, могу сказать, что я слово сдержал и дело уладил.
— Ваше превосходительство! — радостно воскликнул Крафт, — вы благое дело сделали. — И Карл Иванович бросился к генералу и, схватив за руку, раза три поцеловал в плечо.
— Вы точно добры, господин Крафт, — сказал видимо тронутый генерал. — Я рад, что мог быть правому делу полезным. Просьба о прекращении дела подана, и я только что написал от себя прокурору, чтобы его о том известить и просить наблюсти за немедленным исполнением в законном порядке. Теперь вы можете поспешить к вашим и их вполне успокоить.
XIV
Музыка играла в саду, прилегающем к замку князя Клари. Посетители Теплица, рано утром собирающиеся в Кургартене, имеют обыкновение в полуденные часы вновь сходиться в саду Клари, где объединяющая струя общежития течет живее, потому что каждый гость менее исключительно занят самим собой и своим лечением. В 187… году благодаря ранней весне и благоприятной погоде Теплиц начал наполняться ранее, чем в другие годы, и уже в конце мая, по нашему стилю, можно было видеть на скамьях близ музыки представителей почти всех стран Европы. Между ними преобладали, как всегда, жители севера и военные, потому что они преимущественно подвергаются тем недугам, против которых целебны теплицкие воды.
