Под его взглядом я почувствовал себя очень неловко. Мне хотелось знать, что он думает по поводу моих самостоятельных тренировок по четвергам. Может быть, он считает, что я несерьезно отношусь к тренировкам. Или, может быть, он меня до этого никогда особо и не замечал. Наверное, для него совсем не важно, чем занимаются запасные игроки вроде меня.
После длинной паузы тренер улыбнулся и сказал:
— Здравствуй, Давид. Как твои дела?
Я нервно ответил:
— У меня все в порядке. Я вот тут собираюсь потренироваться. У меня после уроков было собрание христианского клуба, но я обязательно отзанимаюсь как положено.
— О, я в этом не сомневаюсь, — сказал тренер. — Я совсем не против твоих собраний.
Затем он снова замолчал, сосредоточив все свое внимание на мне, как будто во всем мире больше никого не существовало!
Наконец он сказал:
— Давид, у тебя все получается, я хочу, чтобы ты знал, что у тебя все хорошо получается. Из тебя выйдет отличный бегун на 800 метров. Не переживай так сильно, ладно?
— Ладно, — ответил я как ни в чем не бывало, стараясь не показывать, как взволновали меня его слова.
«Он в меня верит», — думал я, наблюдая, как он сел в машину и скрылся из виду.
Во время тренировки холодный мартовский ветер и моросящий дождь хлестали меня по лицу, но мне казалось, что каждый новый шаг поднимает меня все выше и выше. Я мчался вперед по беговой дорожке стадиона, и мои мысли перегоняли одна другую: «Тренер Лен-дис помнит, как меня зовут. Он не сердится на меня. Он понимает, почему я хожу на христианские собрания. Он даже считает, что из меня получится хороший бегун на 800 метров».
Размеренный стук кроссовок по беговой дорожке отдавался у меня в ушах и я молился: «Господи, помоги мне победить в соревнованиях ради Тебя, ради моего тренера и моей команды».
Я откуда-то знал, что смогу набрать пятнадцать очков, необходимых для награды[5]. Почему-то у меня в этом не было никаких сомнений.
Продолжая свою пробежку, я вспомнил, что забыл поблагодарить тренера Лендиса за слова поддержки. Но у меня было такое ощущение, что в этом не было необходимости.
Вскоре я ощутил себя полноценным членом команды. Улыбка тренера всегда ободряла меня, хотя его мягкие карие глаза, сияющие теплом, когда он улыбался, казалось, могли пронзить насквозь. Тренер Лендис был католиком и глубоко верил в Бога. Мы очень уважали нашего тренера, потому что в своей речи он никогда не употреблял ругательств и не кричал на нас, чтобы устрашить или подстегнуть.
В нашей команде было два хороших бегуна на 800 метров, и я обычно приходил третьим. Пересечение финишной линии для меня всегда было маленьким чудом. Много лет спустя я узнал, почему мне так тяжело давался бег. Оказалось, у меня был бронхоэктаз левого легкого: врожденное расширение бронхов.
Сложнее всего мне давались тренировки на выносливость. Сначала нужно было пробежать 200 метров скоростным бегом, затем небольшой отрезок трусцой, потом снова скоростным бегом — следующие 200 метров. Бегуны на длинные дистанции, те, кто участвовал в забеге на 800 метров и более, должны были совершать такую пробежку шесть раз. Я бежал до тех пор, пока боль не одолевала меня, и я, задыхаясь, не начинал хватать ртом воздух. Затем, после небольшой передышки, я снова продолжал тренировку. Но моей самой большой проблемой было то, что я бегал, как утка — выворачивая ступни в сторону, вместо того чтобы держать их прямо. Хотя тренер и другие товарищи по команде пытались переучить меня, я ничего не мог с собой поделать.
Каждый раз, когда я бежал, я молился за тренера и членов команды. Иногда я тренировался рядом с большим Джимом Найкумом, толкателем ядра. Мы его звали Большой Джим, потому что в нем было сто килограммов одних мускулов. Кроме того, Джим был отличным баскетболистом. Его телосложение разительно отличалось от моей худощавой фигуры — при росте метр восемьдесят я весил шестьдесят килограммов.
— Джим, — говорил я ему, — а если ты вот вдруг сегодня умрешь, ты готов предстать перед Богом?
Я знал, что мне лучше самому быть готовым предстать перед Богом, если Джим окажется в плохом настроении, потому что одним ударом он запросто мог отправить меня в мир иной. Хотя обычно он просто смеялся: «Ну давай, поучи меня, Дэйви, поучи».
Наши соревнования по легкой атлетике проходили довольно хорошо. Участие в них стоило мне больших усилий, но несмотря на это я так и не добился никаких особенных успехов. И все же мне нравилось каждое мгновение соревнований. Я был частью команды.
Однажды вечером тренер Лендис напомнил нам, что в следующем состязании мы будем выступать против Урсулинской школы, знаменитой своей сильной легкоатлетической командой. Мы знали, что тренер Лендис установил рекорд в беге с барьерами, когда учился в этой школе. Поэтому в этих соревнованиях нам особенно хотелось показать хорошие результаты.
В течение всего дня соревнований наша молодая команда достойно соперничала с командой ветеранов. Разницы в очках почти не было.
Тренер Лендис собрал нас вокруг себя и сказал: «Сейчас мы с ними абсолютно равны. Два последних выступления — прыжки с шестом и забег на 800 метров будут решающими. Постарайтесь, ребята!».
Прыгуны с шестом заканчивали свои состязания, а мы начали готовиться к забегу на 800 метров. Чтобы снять напряжение, я прошелся мимо пустых трибун и остановился посмотреть на прыгунов.
— Ну, давай! — крикнул я Джиму Фрейзеру, который стоял лицом к планке, держа в руке шест. Он взмахнул рукой, показывая, что все в порядке.
Мне нравился забег на 800 метров. Это была моя дистанция. Я просто знал, что могу занять одно из первых мест и помочь своей команде выиграть. И хотя я никогда не занимал выше пятого места, моей целью было занять четвертое, потому что только первым четверым бегунам засчитывалось очко.
Давид Вайс, позже добившийся больших успехов в легкоатлетической команде при Кентском университете, только что занял первое место в забеге на полтора километра. Он пришел, чтобы поддержать меня. В нашей команде был дух особого единства, передавшийся нам от тренера, у которого не было любимчиков.
Этот забег был крайне важен для команды, для тренера, для меня и, мне казалось, для Христа тоже. Мне очень хотелось внести свой вклад в победу команды. Я прохаживался взад и вперед, разогревая мышцы рук, а затем, поочередно, ног, наклонялся, потягивался, выпрямлялся и снова ходил взад и вперед.
Услышав: «Забег на 800 метров, на старт», я подошел к белой линии, ощущая слабость в ногах и осознавая, что мне уже не хватает воздуха. Судья зарядил пистолет. Я сделал три глубоких вдоха — вдыхая так глубоко, как только мог — и нагнулся еще раз, для растяжки.
— На старт! — Я подошел к стартовой линии средней дорожки.
— Внимание! — Слова тренера звучали у меня в ушах: «У нас равный счет. Постарайтесь, ребята».
Щелчок! Прозвучал выстрел — забег начался.
Трое бегунов вырвались вперед на первом же повороте. Остальные держались вместе. К концу первого круга положение не изменилось. Только мы зашли на второй круг, как я ощутил жжение в легких, но в остальном я чувствовал себя довольно хорошо, и у меня был выбран хороший ритм. Два бегуна начали отставать, и расстояние между ними и остальными продолжало увеличиваться на протяжении всего забега.
К началу последнего круга я уже тяжело дышал и чувствовал, что у меня начинают слабеть ноги. Когда мы вырвались на финишную прямую, впереди меня были три бегуна, которых мне ни за что было не догнать, еще один шел сразу же за мной, а двое остались далеко позади. Мне не нужно было производить сложных расчетов, чтобы понять, что я только должен удержаться впереди бегуна, шедшего в десяти метрах позади меня. Всего лишь один соперник, всего лишь десять метров. Я мог это сделать.
Голос тренера звенел у меня в ушах: «Бегите изо всех сил! Когда ноги кричат и требуют остановиться — значит самое время поднажать!».
Я напряг все силы, не обращая внимания на жегший мне глаза пот и мучительный огонь в легких. Казалось, до четвертого места уже рукой подать... Я чувствовал это по ритму бега и четкой работе рук.
«Вот оно! Вот оно! Я лечу», — думал я.
Вдруг я увидел, что бегун, шедший позади меня, оказался плечом к плечу со мной. До финиша оставалось шагов семь.
«Нет! Этого не может быть!» — твердил я себе. Я еще поднажал, и он тоже. Шаг за шагом его движения в совершенном ритме совпадали с моими. «Все равно, — думал я, —я могу его обогнать! Только еще чуть-чуть». Я схватил ртом воздух, сжал зубы и кулаки, приготовившись к последнему рывку на финише. Я напряг все тело, каждый мускул был натянут до предела. В отчаянном усилии я перебросил через финишную черту свое изможденное тело.
