Авторы послания так определили нужды церкви: предоставление прав юридического лица, свобода проповеди и преподавания религии, разрешение на свободный созыв Собора, избрание Патриарха, нормализацию епархиального управления и полная независимость от гражданской власти. В случае отклонения этой просьбы, главной задачей церкви станет сохранение не целостности организации, а чистоты веры[37].
10 июня 1926 года Сергий подал в НКВД прошение о регистрации своего вновь образованного Синода. Со стороны комиссариата переговоры по этому вопросу вел Тучков. Он потребовал, чтобы в обмен на регистрацию Сергий издал декларацию о своей поддержке советского правительства. Представленный Сергием проект Декларации, в котором упор делался на аполитичность Церкви, Тучкова не устроил. После продолжительных переговоров текст был изменен и 29 июля 1927 года Митрополит Сергий подписал свою знаменитую декларацию.
Он извещал Церковь о регистрации своего временного патриаршего Синода, вследствие чего «теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление: епархиальное, уездное и т. д.». Далее следовала благодарность Господу и Советской власти и декларация лояльности: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи… Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза не только из страха, но из совести, как учил нас апостол (Рим. 13, 5)» Сергий резко осуждал заграничный Карловацкий Синод и требовал от заграничных иерархов признания Советской власти, угрожая в противном случае порвать с ними всякое общение. Сергий также выражал надежду на скорый созыв Собора[38].
Так был сделан первый шаг к юридической нормализации отношений между Русской Православной Церковью и Советским Государством.
«Декларация» митрополита Сергия вызвала настоящую бурю в церковной среде. Обновленцы ехидно замечали, что Сергий в 1927 году сказал то же, что они говорили еще в 1923-м. При этом они не упоминали, что в отличие от них Сергий отказался от всяких уступок в области веры. Церковников-эмигрантов, Синод которых еще с 1921 года заседал в городе Сремски Карловицы (Югославия), Декларация привела в бешенство. Они заявили, что этот документ был составлен под давлением властей (что, в общем, было верно) и разорвали всякое даже литургическое общение с Московским патриархатом, учинив таким образом новый раскол («карловацкий»), продолжающийся по сей день. В самой Русской Церкви Декларация также вызвала раскол, во главе которого стал митрополит Иосиф (Петровых). Его сторонники, которые считали, что сергиевская Церковь «продалась антихристу», вскоре вынуждены были уйти в подполье, образовав «катакомбную» «Истинно-Православную Церковь». Эта Церковь вскоре разделилась на несколько направлений, которые также по сей день не нашли примирения с Московской Патриархией. Не оставили Декларацию без внимания и соловецкие епископы. Они поддержали ее патриотическую направленность, но упрекали Сергия в излишнем раболепии перед властью и не соглашались с указанием Декларации на то, что в СССР якобы существует свобода совести. Примерно того же мнения придерживался и находившийся в ссылке на Обской Губе Местоблюститель патриаршего престола митрополит Петр. Он, однако, сознавал, что в тогдашней ситуации поступок Сергия был единственной возможностью дать Церкви пусть и куцее, но все же законное право на существование. Но большая часть церковных иерархов признала Декларацию и пошла за Сергием.
Надежды митрополита Сергия на скорый созыв Собора и полную нормализацию церковной жизни не оправдались. Власти предпочитали держать даже послушную Церковь «в черном теле». Наоборот, после 1929 года, когда у власти окончательно утвердился Сталин, Церковь стала повергаться усиленным репрессиям, чередовавшимися с незначительными «послаблениями», что вообще было характерно для сталинской политики. Обвальный характер приняло закрытие церквей, что привело к тому, что даже в крупных городах действующих приходов насчитывались единицы. Сотни представителей духовенства и тысячи мирян оказывались в лагерях и ссылках. Широкое «наступление на религию» развернул «Союз воинствующих безбожников» во главе с Емельяном Ярославским, объявившим вторую пятилетку «безбожной». Массовый террор 1937–1938 годов уничтожил и унес в лагеря огромное число верующих всех направлений (в том числе и обновленцев). В 1937 году был расстрелян митрополит Петр и Сергий стал Патриаршим Местоблюстителем. Митрополит Сергий, чтобы сохранить хоть какое-то подобие церковного управления, готов был идти на любые уступки. В результате к 1941 году в его «канцелярии» не было даже секретаря и свое патриотическое воззвание 22 июня 1941 года он печатал на машинке собственноручно. И, несмотря на все это, большинство населения, как показала перепись 1937 года, считало себя верующими.
Ситуация изменилась к лучшему только во время Отечественной Войны, когда Сталин, видя необходимость возвращения к патриотическим ценностям и оценив роль в этом православия согласился дать Церкви возможность мало-мальски нормального существования. После встречи Сталина с Сергием в 1943 году стали вновь открываться церкви, начал выходить «Журнал Московской Патриархии» был созван архиерейский Собор Русской Православной Церкви и избран Патриарх. Им стал все тот же митрополит Сергий (Старогородский).
История Русской Православной Церкви в первое десятилетие Советской Власти — это история столкновения древнего, имеющего тысячелетнюю историю религиозного института, столетиями жившего в тесном взаимодействии со старым государственным аппаратом и почти сросшегося с ним, с новой, еще не виданной в истории силой в лице Советской Власти и фактически монополизировавшей эту власть партией большевиков. Большевики впервые в истории провозгласили полный отказ государственной власти от любого взаимодействия со всякой религией. Они не заменяли одну религию другой, а встали на путь последовательного атеизма (оставим в стороне т. н. «религиозные» аспекты коммунистического учения — это особый разговор). Большевики объявили о своем намерении полностью отделить церковь от государства, но вместо нейтралитета по отношению к Церкви сразу же повели на нее наступление, лишив религиозные объединения прав юридического лица и права владеть собственностью и развернув в государственном масштабе атеистическую пропаганду, в которой они не останавливались даже перед кощунственными с точки зрения акциями вроде «вскрытия мощей» и т. п.
В это время Церковь вместо того, чтобы настаивать на полной независимости своей от светских властей все еще пыталась удержать некоторые из былых своих привилегий и административных функций (например, отказываясь передавать властям метрические книги). Значительная часть духовенства примкнула к белому движению. Но уже с 1919 года руководство Церкви говорит о своей аполитичности (хотя и раньше оно никогда не призывало к открытой борьбе с новой властью) и пытается встать «над битвой». Голод 1921–1922 года дал шанс к возможному сотрудничеству властей и церкви на почве благотворительной деятельности. Вместо этого борьба с народным бедствием была превращена в политическую кампанию и использована властями для новых репрессий против Церкви. Церковь не была допущена даже к минимальному контролю за изъятием у нее же богослужебных ценностей. Вместе с тем неуступчивость руководства Церкви в этом вопросе также сыграла отрицательную роль.
Для того, чтобы дезорганизовать работу Церкви власти стали действовать «не стесняясь никакими средствами» (выражение одного из секретных документов того времени). Органы ГПУ обрушивали репрессии на неугодных церковников, прямо вмешивались во внутрицерковную жизнь, поощряли обновленческий раскол. Чтобы не допустить полного хаоса в церковной жизни, патриарх Тихон заверил власти в своей лояльности и развернул борьбу с церковной схизмой. Его смерть была использована властями для еще большего расстройства церковных дел путем поощрения новых расколов и репрессий против духовенства. Когда к руководству Церкви пришел в качестве Заместителя Местоблюстителя патриаршего престола митрополит Сергий (Старогородский), он встал на путь постоянных уступок властям, не затрагивавших, однако, «область веры». Результатом этих уступок стала его «Декларация 1927 года», которая вызвала недовольство у части церковных иерархов, но позволила Церкви хоть как-то легализовать свою деятельность (был зарегистрирован Временный Патриарший Синод при Сергии). И хотя дальнейшие уступки властям не привели к нормализации церковной жизни (репрессии наоборот усилились), только такая «гибкая» политика позволила Сергию сохранить некое подобие центральной Церковной власти «до лучших времен».
