Имя же его дочери, в летописи воспроизводимое как «Рогънеда», состоит из славянского корня «Рог», очевидно, родового для полоцких правителей, и женского имени Неда, с глубокой языческой древности и по сей день бытующего у сербов и болгар, народов, в норманнских контактах не замеченных [19] .
Ещё яснее происхождение полоцкой династии делается из ответа Рогнеды на сватовство Владимира: «Не хочу разуть робичича (сына рабыни. – Л.П .), а хочу за Ярополка».
Разували жениха невесты у славян; у скандинавов и германцев, наоборот, именно жених разувал невесту.
Невзирая на всё это, наши и зарубежные норманнисты наперебой выдают перлы о «призвании (?! – Л.П) полочанами князя из Скандинавии» или даже о том, что «в Полоцке издревле (?!! – Л.П.) правила норвежская (?!!! – Л.П) династия».
Злополучное упоминание о приходе князя Рогволода «из-за моря», столь губительно повлиявшее на некрепкие умы иных учёных, может быть как обычным фольклорным штампом, так и говорить о его (Рогволода) временном – как у самого Владимира – пребывании за морем (последнее наиболее вероятно в свете упоминания о «волости», то есть законном владении Рогволода в Полоцке).
Наконец, не стоит забывать и о страшном жупеле наших норманнистов – цивилизации балтийских славян, мореходов, купцов и морских разбойников.
Уязвлённый «в лучших чувствах» напоминанием о своём происхождении и месте, Владимир напал на Полоцк, захватил его (очевидно, в отличие от отца, робичич не затруднял себя объявлением войны) и, изнасиловав на глазах у отца и братьев полоцкую княжну, тут же убил своих свёкра и шурьев.
После этой первой победы началось триумфальное шествие к Киеву, первые стычки с войсками великого князя, благополучные для хазарского полукровки, но, очевидно, не вполне – Добрыня всё же счёл необходимым подстраховаться и вступил от имени племянника в тайные переговоры с новым воеводой Ярополка с выразительным именем Блуд.
Владимир обещал киевскому полководцу за предательство государя отеческие почести и многие дары. В результате Владимир вскоре подошёл к Киеву.
А Блуд, недавно уверявший Ярополка, что тот вот-вот небольшими силами разгромит презираемого собственными воинами за низкое происхождение брата, теперь нашёптывал князю, что киевляне за его спиной сговариваются с Владимиром (и даже не врал ведь, иуда, вот только конкретное имя сговаривавшегося с врагом киевлянина, понятно, не назвал) и вот-вот откроют ворота.
Моральный дух в киевском войске после череды поражений и впрямь был не на высоте, а Ярополка ещё и недолюбливали из-за доверия, оказываемого христианам. Поверивший предателю Ярополк покинул свою столицу с небольшой дружиной, оставив Мать городов русских полухазарину.
Печальная ирония судьбы – пренебрегавший воинственными Богами пращуров, мирволивший христианам Ярополк нашёл убежище в древнем культовом центре Полянской земли – городе Родень в устье Роси, капище Бога Богов восточных славян – Рода.
К сожалению, причину своих несчастий доверчивый и мягкосердечный государь захватил с собою. Теперь Блуд, преобразившись из недавнего пламенного «ястреба» в «голубя мира», стал склонять великого князя к тому, к чему тот и сам, собственно, стремился всей душою – к миру с братом.
Напрасно здравомыслящий и верный дружинник Варяжко отговаривал государя от этого решения, предлагая бежать к печенегам.
Послушав Блуда, великий князь Киевский и государь Руси Ярополк Святославич вступил в переговоры с братом, получил заверения в собственной безопасности, отправился на личную встречу и… был поднят на мечи в сенях терема варяжскими дружинниками Владимира.
На несколько веков это братоубийство вошло на Руси в поговорку: «Беда, как в Родне – брат брата убил».
Добрыня вполне мог просветить племянничка по поводу обычаев народа своей сестры и его матери, согласно которым родство могло считаться только по материнской линии.
Рождённые от другой матери, Ярополк и Олег не были для будущего «святого» не то что братьями – даже и людьми-то, собственно, не являлись. Акумы-язычники, животные, которым господь Абрахама, Ицхака и Яакова, дабы не оскорблять взоров своих избранников, придал человеческое обличье…
История сама по себе не слишком приглядная (и, естественно, до неузнаваемости искажаемая апологетами и панегиристами «святого» князя, начиная с романа А.Ш. Вельтмана и заканчивая недавним мультфильмом).
Но, более того, есть основания считать, что это не вся правда о войне братьев, а её приукрашенный вариант.
Археолог и историк А.Л. Никитин обращает внимание на пересказ истории Рогнеды в летописной статье 1128 года. Там, вне жизнеописания равноапостольного князя, он избежал зорких глаз церковных цензоров и сохранил некоторые поразительные подробности тех кровавых событий.
Так вот, в этом пересказе о «сватовстве» Владимира к полоцкой княжне и последовавшей за ним трагедии рассказывается вне всякой связи с предыдущим бегством «в варяги», гибелью Олега и прочим.
Там говорится, что посватался за Рогнеду Владимир, ещё сидя в Новгороде, «детску сущю». Между тем в 968 году, когда Владимира взяли на княжение новгородцы, ему просто не могло быть меньше 4–5 лет.
По официальной версии событий – история с Рогнедой происходит спустя двенадцать лет, и Владимир в этом возрасте никак не ребёнок, а скорее отрок. Основным действующим лицом и вдохновителем Владимира тут предстаёт Добрыня, его «уй» – дядя по матери.
Именно он «повеле» Владимиру изнасиловать пленную княжну на глазах у родичей. И Андрей Леонидович приходит к выводу, что первоначально в летописи причиной распри между братьями было именно сватовство Владимира к Рогнеде и захват Полоцка.
И уже потом, чтобы хоть как-то обелить будущего «святого», монахи-летописцы попросту перенесли этот рассказ в разгар войны между сыновьями Святослава.
Действительно, это многое объясняло бы. Потому что мне, честно говоря, трудновато иначе понять испуг Владимира и бегство его за море в официальной версии происшедшего.
Уже знакомый нам биограф Владимира Алексей Карпов в недоумении разводит руками: «Бегство Владимира кажется необъяснимым. Чего испугался он? Ведь Ярополк, насколько нам известно, не успел предпринять никаких шагов, враждебных новгородскому князю».
То есть Владимир и в будущем не явит, говоря милосердно, примеров потрясающей храбрости. Но подобное паническое бегство выглядит даже для него чем-то неестественным.
Непонятно и поведение Добрыни – ведь, проявляя беспричинную трусость, его племянник навсегда ронял себя в глазах возможных воинов и союзников.
Вспомним, что в русском эпосе Алёша Попович, который «не силой силён, а напуском смел», входит в первую тройку героев, а калика Иванище, которого не кто иной, как Илья Муромец признаёт втрое сильнее себя, но который при этом несмел, презрительно поименован «дураком».
У поведения Владимира должна была быть какая-то вменяемая причина!
Да даже если бы и предпринимал государь Ярополк враждебные шаги – смею напомнить, что в подсылке наёмных убийц такие шаги стали выражаться много позднее, уже при сыновьях Владимира, когда «Русь озарилась светом христианской веры».
Языческая же Русь времён сыновей Святослава под такими шагами могла подразумевать разве что двинувшееся на Новгород войско во главе с князем.
Ну не мог – не Владимир, так Добрыня! – не знать, что Ярополк нерешителен и потрясён смертью брата, что бывалый прежний воевода Свенельд вышел из доверия государя – если не ушел из жизни.
Печенежская конница Ярополка в болотах и лесах Новгородчины оказалась бы совершенно беспомощна (вспомним, что до Новгорода не дотянулись даже конные армады Батыя). А уж новгородцы-то накрепко бы встали за своего, ими выпрошенного у Святослава князя.
Они, спустя десятилетия, даже Ярослава Хромого, которого тогда никто не звал Мудрым, не бросят в войне с Киевом, несмотря на то, что тот буквально накануне устроил их лучшим мужам резню! В чём дело?!
А версия Никитина очень хорошо объясняет все события этой войны. После истории с несчастной Рогнедой у Владимира были все основания опасаться мести брата и государя, чью невесту он изнасиловал.
Новгородцы, в свой черёд, отойдя от «праведного» гнева – ведь их князя «робичичем» обозвали! и возразить, что самое обидное, нечего, – могли к насилию над княжной и убийству её родни отнестись весьма неоднозначно.
Вот и пришлось пересиживать за морем реакцию подданных, пока посадники-наместники Ярополчьи их не доведут до вывода, что лучше уж какой-никакой, да свой князь. А за это время и история с Олегом могла приключиться, на радость Добрыне Хазарину и его воспитаннику.
Ваше дело, читатель, соглашаться с версией Никитина или нет. Лично мне она кажется вполне убедительной, но и в официальной версии Владимир, как вы уже, надеюсь, убедились, далёк от того сусального образа, коим потчуют нас авторы панегирических книжек – или разрекламированного «шедевра» отечественной мультипликации.
