Я решил провести всю ночь в Великой пирамиде
— сидя в Царской комнате и непрерывно бодрствуя на протяжении всех тех двенадцати часов, когда африканским миром правит завораживающая темнота. И вот я здесь — в этом самом удивительном убежище, когда-либо выстроенном на нашей планете.
Просто прийти сюда было уже делом нелегким. Мне пришлось убедиться в том, что хотя Великая пирамида и открыта для публики, она все же не стала всеобщим достоянием. Ее владельцем было египетское правительство. Оказалось, что прийти сюда и провести по своему разумению целую ночь в одной из ее комнат было столь же недопустимым, как вломиться в чужой дом, чтобы провести ночь по собственному выбору в одной из его спален.
Просто для того, чтобы войти внутрь пирамиды, необходимо было сперва приобрести в департаменте древностей соответствующий билет, стоимостью в пять пиастров. И аз грешный тоже направился в департамент древностей и, ничтоже сумняшеся, обратился там за разрешением провести ночь в Великой пирамиде. Обратись я за разрешением слетать на Луну, и тогда на лице беседовавшего со мною чиновника, пожалуй, не возникло бы такой гримасы полного непонимания.
Мне пришлось дать краткое, но вдохновенное обоснование своей просьбы. Изумление чиновника сменилось благодушной веселостью, он улыбнулся. Я почувствовал, что выгляжу в его глазах готовым претендентом на отдельную койку в известном заведении, завсегдатаем которого мало кто согласился бы стать по доброй воле. И вот наконец:
— Ко мне еще никто не обращался с подобной просьбой. Боюсь, что выдача такого разрешения не в моей компетенции.
Он направил меня к более важному чиновнику того же самого департамента, и комическая сцена, сыгранная в первом кабинете, повторилась заново во всех подробностях. Я почувствовал, как мой оптимизм начал понемногу высыпаться через края моих ботинок.
— Это невозможно! — добродушно, но твердо заявил второй чиновник в полной уверенности, что к нему явился тихо помешанный. — Неслыханная вещь. Я сожалею… — здесь ему не хватило слов, и он просто пожал плечами, после чего поднялся со стула, чтобы отвесить мне поклон и тем самым выпроводить за дверь.
Но тут оказалось, что хотя моя журналистская и редакторская выучка и пребывала последние несколько лет в спячке, все же пока не умерла и более того — решила учинить настоящий бунт. Я начал спорить с чиновником, искать другие обоснования своей просьбе. Я настаивал и даже пообещал, что никуда не уйду из его кабинета. Наконец, он попытался выпроводить меня, заявив, что решение этого вопроса не входит в компетенцию департамента древностей.
Тогда я спросил, кто же, в таком случае, в состоянии решить мою проблему. Он не смог дать мне вразумительного ответа, но на всякий случай посоветовал обратиться в полицию.
Я понимал, что моя просьба в лучшем случае выглядит несколько эксцентричной, а в худшем — похожа на бред сумасшедшего. И все же я не мог от нее отказаться. Видимо, эта идея и в самом деле стала для меня навязчивой.
В полицейском управлении я отыскал отдел разрешений, где в третий раз за день мне пришлось просить позволения провести ночь в пирамиде. Но и здесь чиновник не знал, что со мной делать и тоже отправил меня к своему начальнику. Последний попросил у меня немного времени для консультации. Когда же я вернулся к нему на следующий день, он направил меня в департамент древностей!
Я вернулся домой, уже почти потеряв надежду когда-либо достичь своей цели.
Но какой бы избитой ни была поговорка — «Для того и созданы трудности, чтобы их преодолевать» — она, по всей вероятности, не стала от этого менее справедливой. Моим следующим шагом стал поиск встречи с добродушным комендантом каирской полиции. Его звали Аль-Лева Расселл-паша. Из его кабинета я вышел вместе с письменным распоряжением начальнику полиции того округа, к которому была приписана пирамида, оказывать мне всяческое содействие в реализации моего проекта.
И вот однажды под вечер я предстал перед начальником отделения полиции Мины майором Мак-керси. Я расписался в предложенной мне книге, что обязывало теперь местную полицию нести ответственность за мою безопасность до самого начала следующего дня. Участковому констеблю было приказано сопровождать меня до самой пирамиды, где он должен был дать необходимые инструкции другому вооруженному полицейскому, охраняющему пирамиду ночью с наружной стороны.
— Оставляя Вас внутри на всю ночь одного, мы идем на определенный риск, — с притворной серьезностью заявил майор Маккерси, подавая мне на прощание руку, — но надеюсь, Вы не собираетесь взрывать пирамиду?
— Более того, я даже могу обещать Вам, что не попытаюсь скрыться вместе с ней! — ответил я.
— Боюсь, нам все же придется запереть Вас снаружи, — добавил майор, — мы всегда запираем пирамиду на ночь железной решеткой. Так что для Вас это будет двенадцатичасовой арест.
— Прекрасно! О такой камере я мог только мечтать.
Дорога, ведущая к пирамидам, прячется в тени деревьев леббек. Время от времени между ними проглядывают дома. Наконец, дорога сворачивает по направлению к плато пирамид и круто взбирается вверх по его склону. Приближаясь к пирамидам, я думал о том, что за последние несколько столетий лишь очень немногие люди из бесконечного потока паломников направлялись к ним со столь же необычной целью, что и я.
Я взобрался на невысокую гору на западном берегу Нила и увидел Великую пирамиду и ее верного Сфинкса — молчаливых стражей Северной Африки.
И пока я шагал по смеси камней и песка, впереди все время маячил темный силуэт гигантского монумента. Я еще раз внимательно посмотрел на треугольный пик самого древнего из известных ныне архитектурных сооружений, на его огромные блоки, уменьшающиеся по мере приближения к вершине по законам перспективы. Абсолютная простота конструкции, полное отсутствие каких-либо украшений или изогнутых линий отнюдь не уменьшают его царственного великолепия.
Я вошел в безмолвную пирамиду сквозь зияющее отверстие, пробитое в ее стене по приказу калифа Аль-Мамуна, и принялся за изучение циклопической каменной кладки — по правде говоря, уже далеко не в первый раз, но впервые со столь необычной целью, побудившей меня вновь приехать в Египет. Через несколько шагов горизонтальный тоннель закончился, и я вступил в настоящий коридор Великой пирамиды.
Согнувшись в три погибели и с фонариком в руках, я направился вниз по длинному, низкому, крутому, узкому и скользкому коридору. Двигаться в такой позе было крайне неудобно, но идущий под уклон каменный пол настойчиво увлекал меня вниз, все более ускоряя мои шаги.
Я решил начать свое пребывание в пирамиде с обследования нижнего ее этажа, доступ в который был уже в наше время перекрыт железной решеткой, чтобы, проникнув туда, посетители не пострадали от недостатка воздуха. Мне вспомнилась вдруг древняя латинская фраза — «Facilis descensus Avemi»[2] — но на сей раз эти слова показались мне исполненными мрачного сардонического юмора. В желтоватом свете фонарика я видел лишь обтесанный каменный пол у себя под ногами — ровную поверхность скалы, в которой был пробит этот проход. Когда же, наконец, справа от меня показалась небольшая ниша, я сразу же поспешил свернуть туда, чтобы выпрямиться во весь рост хотя бы на пару минут. Я быстро догадался, что эта ниша была на самом деле устьем почти перпендикулярной шахты, так называемого Колодца, вершина которого находилась у перекрестка восходящего коридора и Большой галереи. Это старое название шахты сохранилось по сей день, поскольку на протяжении почти двух тысячелетий считалось, что на дне ее действительно есть вода. Только когда Кавийя очистил этот спуск от набившихся в него обломков, стало понятно, где находится дно шахты и что никакой воды в ней нет.
Шахта была еще более узкой, чем тот коридор, из которого я только что выбрался, и напоминала безобразную, грубо сработанную нору, зиявшую во чреве скалы. Я разглядел небольшие углубления по обеим сторонам шахты, расположенные параллельно друг другу. Вероятно, они должны были служить опорами для рук и ног на тог случай, если бы кто-то, подобно мне, решился на опасное восхождение по ее стволу.
Поднимаясь вверх, шахта была поначалу довольно неровной и извилистой, пока не достигла высеченной в скале комнаты, имевшей форму чаши. Теперь эту комнату называют Гротом, она отмечает тот уровень, где Колодец достигает поверхности плато, на котором выстроена пирамида. Говорят, что Грот представляет собою лишь слегка расширенное естественное углубление, находившееся некогда на поверхности этого плато. Последующее продолжение Колодца, похоже, было пробито сквозь каменную кладку, а не оставлено строителями заранее. (Этим Колодец отличается от прочих надземных переходов пирамиды). Надземная часть Колодца гораздо шире нижней в диаметре, и потому взбираться по ней вверх было намного сложнее, чем по более узкой шахте книзу от Грота.
