Адин Штайнзальц - Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

Между прочим, так часто бывает и сегодня: человек симулирует психическое расстройство, чтобы уйти от уголовной ответственности или, скажем, освободиться от воинской повинности. Гершом Шолем[13] любил рассказывать, как он избежал таким образом призыва в годы Первой мировой войны. Он усердно проштудировал учебник психиатрии, и это ему помогло. Но он всегда добавлял, улыбнувшись, что одной теории все-таки недостаточно, чтобы сыграть убедительно, надо действительно быть хотя бы чуть-чуть сумасшедшим — иначе ничего не выйдет.

— Одни успешно имитируют сумасшествие, другие успешно его скрывают.

Впрочем, грань между нормой и болезнью размыта.

— У меня был в Иерусалиме один знакомый. Он часто ходил на мои лекции, и время от времени мы с ним о том о сем беседовали. Он производил впечатление вполне разумного человека. Однажды он спросил у меня: «Правда ли. что хасиды Хабада считают Любавичского Ребе Мессией?» — «Да, некоторые считают». — «Можете передать им, что они заблуждаются». — «Почему вы так думаете?» — «Потому что Мессия— я».

— То есть, с его точки зрения, вакансия была уже занята.

— Он в этом не сомневался. Во всем остальном он был совершенно нормален. Он успешно занимался бизнесом— торговал подержанными автомобилями. Догадаться о его безумии было невозможно, пока он не говорил на заветную тему. Существует много рассказов о Соломоне. Один из персонажей этих рассказов — дух Асмодей, которого царь с помощью магии заставляет служить себе. Асмодей моментально переносит Соломона, по его приказанию, в разные концы царства. И ваг Соломон приходит в какой-то дом. Хозяин спрашивает путника: «Кто ты?» — «Царь Соломон». Тот. естественно, считает его сумасшедшим или самозванцем: ведь он прекрасно знает, что царь Соломон находится сейчас в своем дворце в Иерусалиме.

— Тем более что жизнь этого провинциала сложилась так, что он не видел своего государя ни в газетах, ни по телевизору. А впрочем, даже если бы и видел. Он же прекрасно знает, где должен быть сейчас царь, и Соломон в его доме в это понимание жизни не помещается. Ваш торговец и царь Соломон сообщают о себе важные, но не внушающие доверил вещи. Очевидно, что у них и у их собеседников разное представление о реальности.

— Что ж, суждение о безумии основывается на общей картине мира того, кто ставит диагноз. Я вот считаю антисемитизм явным проявлением психического неблагополучия, но, как вам известно, многие со мной не согласны.

— Ну да, ведь у них иная картина мира.

— Я вам приведу сейчас христианский пример. Некоторый человек уходит в монастырь. Как оценить его поступок? Можно сказать: «Отказаться от радостей жизни, добровольно ограничить свое существование — это очевидное безумие». Можно сказать совершенно иначе: «Какие там радости! Человек ушел из безумного мира в поисках подлинной жизни». Все зависит от точки зрения. Теодор Герцль, когда он додумался до политического сионизма, обратился к своему приятелю Максу Нордау. Тот был не только культуролог и журналист, сыгравший впоследствии большую роль в сионистском движении, но и практикующий психиатр. Герцль был обеспокоен: не является ли идея создания еврейского государства проявлением душевной болезни. Нордау его успокоил. Вообще, общество склонно рассматривать каждую новую революционную идею, общественную или научную, бросающую вызов сложившемуся представлению о мире, как безумие. В какой-то момент кто-то додумался строить корабли из металла. Естественно, его посчитали сумасшедшим: ведь всякий нормальный человек прекрасно знает, что металл тонет. Таких примеров можно привести множество. Творчество вообще сродни сумасшествию: оно взрывает наше представление о мире. У меня был один знакомый биолог-эволюционист, и я спросил его: что заставило первое существо выйти из воды на сушу. И он сказал: конечно, безумие! Джон Эдвард Гувер, несмотря на занятость, имел обыкновение принимать людей, которые зачастую казались его окружению заведомо сумасшедшими. Его спрашивали какой в этом смысл? И он рассказывал такую историю. В молодости он был сотрудником американских спецслужб в Швейцарии, и ему предложили встретиться с одним интересным русским эмигрантом. Гувер ответил отказом: идеи русского представлялись ему полным бредом. Фамилия сумасшедшего была Ульянов. Под влиянием этой истории Гувер пересмотрел свои взгляды на безумие. Должно быть, он потом всю жизнь надеялся на встречу с кем-то подобным Ленину, но его ошибка была непоправима, он ждал напрасно: новый Ленин к нему так и не пришел.

Когда красный цвет доминирует, а уж тем более вытесняет все остальное, то хорошего в этом мало. Опыт России об этом наглядно свидетельствует.

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Если нет возражений, я предложил бы поговорить о чем-нибудь легкомысленном.

— Возражений нет. Хотя я не уверен, что существуют такие специальные легкомысленные темы. Думаю, что это, уж скорее, проблема определенного взгляда на предмет. Одна и та же ситуация может казаться и трагической, и смешной, один и тот же поступок. — и глубоким, и легкомысленным. Все зависит от взгляда. Я бы даже сказал, что у легкомысленного взгляда есть свои преимущества: можно увидеть такие вещи, которые ускользнут от взгляда серьезного.

— Все это так, но, сдается мне, я вам сейчас предложу тему, серьезное обсуждение которой в принципе невозможно. Давайте поговорим о рыжих.

— Как раз о рыжих — с большим удовольствием: ведь имеет самое непосредственное отношение и ко мне. Вам, должно быть, трудно поверить, но когда-то я сам был рыжим.

— У вас были проблемы?

— Ну конечно, были! У какого рыжего их не было! Но когда меня дразнили, я всегда говорил: я не рыжий — я золотой! Я, собственно, и сейчас так считаю. В детстве меня поразил лев в зоопарке. Он рыжий или золотой? Во всяком случае, его шерсть по цвету была похожа на мои волосы.

— Многие считают, что «рыжесть» — это свойство характера. Причем не самое лучшее. Знаете, есть даже такая русская пословица, или, скорей уж, дразнилка: «Рыжий, красный — человек опасный». Как вы полагаете, вы опасный человек?

— Каждый человек опасен. Что касается меня, то я, увы, давно уже не рыжий. В отношении к рыжим русские не оригинальны. Так думали повсюду. В средневековье, случалось, рыжих сжигали как колдунов. Так что не столько был опасен рыжий, сколь опасно было быть рыжим. Но вообще «рыжесть» считалась проявлением пламенности натуры. Елизавета I была рыжей. И что интересно: все ее фавориты тоже были рыжие! Елизавета была умной и жестокой женщиной, у нее было множество романов. Это такой типичный, я бы сказал, классический образ рыжего. Генрих VIII был рыжим. Есть отличный портрет кисти Гольбейна.

— Царь Давид был рыжим. Кажется, единственный в Танахе. А впрочем, еще Эдом[14]. Забавно. Такие полярные персонажи.

— Если рыжий цвет — цвет страсти, то страсти тоже бывают полярны. Темперамент сам по себе нравственно нейтрален— важно, на что он направлен. Относительно «рыжести», точнее, «красности» Эдома существует множество легенд и комментариев. Говорят, что и потомки Эдома были красными. Все у них было красное: кожа, волосы, одежда, еда, земля. Последней столицей Эдома была Петра[15] — город, вырубленный в красной скале. Вы в Петре не были?

— К сожалению. Но очень хотелось бы.

— И я не был. На фотографиях хорошо видно, что скала красная.

— То, что в русском переводе Торы называют «чечевичной похлебкой», тоже ведь было красного цвета.

— В оригинале вообще никакой «чечевичной похлебки» — просто «красное».

— В еврейской традиции Эдом — символ Рима, Тут цвет играет какую-то роль?

— Самую непосредственную. Римские вымпелы были красными. Суть отождествления, о котором вы говорите, конечно, не в цвете. Тут масса причин и аналогий исторического и культурного характера. Рим в глазах наших мудрецов был хищническим, агрессивным, жестоким государством с самозваной и бросающей вызов Всевышнему претензией на всемирную власть, на «рах готапа». И красный цвет все это как бы символически закреплял.

— А что, красный цвет всегда так уж однозначно связан с негативной коннотацией? А как же Давид?

— Не всегда и не однозначно. Скажем, у каждого из колен Израилевых был свой цвет. У колена Реувена — красный. Камень этого колена — рубин. Но в общем и целом, красный, конечно, не из наших цветов.

Цвета в разных культурах имеют разное, порой полярное, значение. Скажем, в Китае белый цвет связан со смертью, а желтый со святостью. Между тем для многих культур желтый цвет амбивалентен и связан скорее с чем-то неприятным. В исламе цвет святости — зеленый. Были времена, когда по этой причине евреям в исламских странах запрещали носить зеленые одежды. В Храме доминантным цветом был голубой (индиго). Кстати, этот цвет — цвет колена Иегуды. Вообще голубое и белое имеет в еврейской традиции глубокие корни. Цвета израильского знамени — цвета талита. В каббале рассматривается смысл цветов. Например, белый — цвет праведности, красный — цвет силы, но силы, скорей, негативной, вызывающей трепет и страх.