Добавлю к этому выводу, что о взглядах преподобного Нила, скорее, говорят не пропуски в текстах, а те уточнения, исправления, которые он вносит по другому списку либо по контексту, пометы на полях, выражающие его отношение к происходящему в житии.
Жития древних святых как образец жизни для Нила Сорского
Одна из важнейших особенностей работы Нила Сорского с агиографическими материалами — восприятие им этих материалов не просто как литературных текстов для назидательного чтения, но как непререкаемого в своей авторитетности образца для собственной жизни.
Само содержание житийных рассказов из сборников преподобного дополняет наше знание о жизни и духовном облике Нила Сорского. Как справедливо заметил Я. С. Лурье, Нил Сорский «не был простым списателем житий, и подбор им тех или иных житий (тех или иных переводов житий) имел, очевидно, определенное значение для его мировоззрения»[289]. Представляется интересным попытаться прочитать житие Нила Сорского по его рукописным сборникам.
Иногда Нил Сорский сам говорит о себе словами древних житий. Так, называя себя «невежей и поселянином», что давало основание А. С. Архангельскому считать его крестьянином по происхождению[290], он повторяет слова из «Жития Симеона Столпника». Игумен монастыря, в который пришел святой Симеон, удивлялся, как этот «поселянинъ и невежа, тако умилився, въ страх Божий прииде» (РГБ. Тр. № 684. Л. 5 — 5 об.).
Любая житийная заметка о Ниле Сорском обязательно упоминает о его паломничестве на Афон и в «страны Царьграда». Это казалось современникам особенным и важным. Но в древних житиях постоянно встречаются рассказы о том, как святые в начале своей монашеской жизни отправлялись на поклонение святым местам и в православные монастыри.
Святой Федор Сикеот, удалившись от мира, поучался прежде всего «въ всѣхъ богодухновеных писаниихъ, наипаче же въ свягѣмъ Евангелии». «И приат усердие, шедши поклонитися святым местом, идѣже Господь нашь съверши таиньство своего смотрениа» (РГБ. Вол. № 630. Л. 242 — 242 об.). После возвращения из паломничества он стал еще более усерден к подвигам, «тщашеся по възможному въздати Богови добротрудным житием» (Там же. Л. 243). Долго изучал жизнь афонских подвижников святой Афанасий, возлюбивший Афон всем сердцем своим.
Ситуации из житий святых, сходные с фактами биографии Нила Сорского, помогают лучше понять причины жизненных поступков старца Нила, т. к. «по своей воле и по своему разуму» он, как сам пишет в своих посланиях, не смел «что творити»[291]. Нарушением «божественных писаний» и «преданий святых отец», которое стало обычаем монастырской жизни, Нил Сорский объяснял Герману Подольному причину своего ухода из Кирилло–Белозерского монастыря: «Занеже не видится ныне хранима жительства закон божиих по святых писаниих и по преданию святых отець, но по своих волях и умышлениих человечѣскых. И в мнозех обретается се, что и самое то развращенная творим, и сие мним добродетель проходити»[292].
Похожую ситуацию «ухода из монастыря» можно найти в «Житии Саввы Освященного» из агиографического сборника Нила Сорского. Савва Освященный до 35 лет жил в лавре Евфимия Великого. Через некоторое время после смерти святого Евфимия он покинул лавру. Житие так объясняет причину его ухода: «И видѣ монастирьский уставъ изменяющься и старцем монастыря того скончявъшимся, отиде въ восточную пустыню святаго Герасима» (РГБ. Тр. № 684. Л. 209).
Жития рассказывают, что всегда долгим и трудным оказывался поиск места, удобного для спасения, где можно было поселиться или основать монастырь. На Соре преподобный Нил обрел, наконец, место «своему угодно разуму»[293]. Жизнь здесь сам Нил Сорский в своем «Завещании» назвал «терпением»[294].
«Лютъ сеи духъ и тяжчаиши есть», — писал он в своих главах «О мысленном делании», уча монахов скита побеждать страсти печали и уныния[295]. Именно в строках о борьбе с унынием особенно прорывается, как справедливо отмечал С. П. Шевырев, личное чувство Нила Сорского[296].
«Егда волны оны жестокыа въстанутъ на душу, не мнитъ человѣкъ в той часъ избавление от сихъ приати когда, но сице помыслы налагаеть ему врагъ, яко днесь тако зло, а потомъ въ прочая дни горше будетъ, и подвлагаетъ ему, яко оставленъ есть отъ Бога, и не имать попечениа о немъ, или кромѣ промысла Божиа тако прилучаемъ бываютъ, и ему единому точию сиа, прочимъ же ни быша, ни бываютъ. Но нѣсть сице, нѣсть»[297]. Трудность и смысл этой борьбы Нила Сорского с «духом уныния» на Соре лучше помогает понять рассказ из «Жития Афанасия Афонского».
Афанасий Афонский, поселившийся в Меланах — на безлюдной и безмолвной стороне Афона, испытал тяжелую борьбу с «духом уныния» и «помыслами отхожения». Святой решил подождать год и не уходить из Мелан, но борьба не оставляла его: «учяше бо Богъ Афанасия искусу таковыа брани, да и тъй знает помагати врученым ему овцам послѣже» (РГБ. Тр. № 685. Л. 292). И когда в последний день, назначенный для терпения, святой Афанасий хотел уйти из пустыни в монастырь, «излияся свѣтъ небесный на нь, и облиста и свѣтовидна съдѣла, и брань отбеже от него. Тъи же веселиа неизреченна и радости исполнися» (РГБ. Тр. № 685. Л. 292 об.).
О своей победе над «духом уныния» Нил Сорский свидетельствует своими писаниями, т. к. всегда учил тому, что умел сам, хотя и «скрывался» за цитатами из творений святых отцов.
По примеру древних подвижников Нил Сорский всегда носил власяницу (она впоследствии хранилась в иконостасе Сретенского храма Нило–Сорской пустыни, ее надевали на больных ради исцеления)[298] (см. рис. 4). «Тягчайшим оружием» в битве духовной называют власяницу древние жития. Так, когда святой Иоанникий Великий вступил на иноческий путь, некии монахи предрекли ему в конце жизни тяжелое искушение и на зашиту дали власяную ризу — левитонарион. «Сие же тому къ всякому навету оружие непобедимо же и крепчайше. Яко же самъ после же сповѣда» (РГБ. Тр. № 684. Л. 86 об.).
Святой Михаил Малеин вручил власяницу преподобному Афанасию Афонскому, когда тот принял постриг, хотя в монастыре Малеина не было обычая ее носить. Но настоятель, «великий онъ отець, усердиМша усмотрь Афанасиа, въ тяжчяйшее оружие въ власяницу того облече и Христу воина створи» (РГБ. Тр. № 685. Л. 282). Носил «власяны ризы» и святой Пахомий Великий, «смиренна ради гйлеснаго» (РГБ. Вол. № 630. Л. 283 об.).
О своеобразии личности старца Нила выразительно говорят его послания и творения. В каждом из них он напоминает своим духовным детям и всем желающим спастись о необходимости изучения («испытании») Божественных писаний. Рассказывая Герману Подольному' о своей жизни на Соре, Нил Сорский писал ему: «И наипаче испытуя божественая писаниа… — тем внимаю. И яже съгласно моему разуму и благоугождению божию и к пользе души преписую себе и теми поучаюся, и в том живот и дыхание мое имею»[299]. Так же относился к чтению Божественных писаний и древний подвижник египетской Фиваиды святой Пахомий Великий: «Ни бо чтый когда или поучяяся Божественымъ словесем просто и яко прилучися се дѣаше, но коюждо заповедь известно испытая и сию благоподобно въсприемля» (РГБ. Вол. №> 630. Л. 281).
Древние жития рассказывают о том, что все святые постоянно изучали Божественное Писание. Дивным «первообразием» для них было святое Евангелие. Святой Феодосий Великий никогда не оставлял чтения: «Еже ни лйта многа, ни недугь, ни самаа старость, ни ино что приключяющихся прескцаше, но и недужне имущу и уже къ последней старости приближающуся.., книга в руку бе» (РГБ. Вол. № 630. Л. 43 об.).
Святого Феодосия его житие называет ревнителем и подражателем святого Евангелия: «и мѣръ присно высочяйших желая, яко же первообразие дивно, божествеяаго Евангелиа ceбѣ предложи, ревнитель оному устраашеся, вcfcx убо подобие священных заповедей» (РГБ. Вол. № 630. Л. 13 — 13 об.). На вопрос Гурия (Тушина) «како не заблудити от истинного пути» преподобный Нил ответил: «Свяжи себе законы божественных писаний и последуй тем, писанием же истинным божественным»[300].
Малейшие Божественные заповеди, даже до тонкостей, как говорит житие, исполнял святой Федор Студит. Божественным писаниям он «трудолюбно поучался» всю жизнь, «BciMѣ умом сихъ испытуаше, яко да иже въ глубинѣ вѣкъ лежащаа разумы обрящет» (РГБ. Тр. № 684. Л. 118.). Все, что было несогласно с разумом Божественных писаний, святой Федор отсекал, а тех, кто не соблюдал заповедей, даже до малейшего, он называл «неистиными иноками».
Таким же твердым и строгим по отношению к самочинникам был и Нил Сорский. В своем «Предании» он пишет, что многие из тех, кто приходили к нему в скит, говорили, что настали иные времена и невозможно уже жить по Писанию. Преподобный Нил утверждал, что жить так можно, и если «равности» святым отцам нельзя достичь, то стремление к этому обязательно[301]. Тех, кто не соглашался жить по Писанию, преподобный Нил отправлял из скита «бездельны».
