Он [Дух] бывает как бы Божественною и световиднейшею купелию; найдя достойных, Он всецело объемлет их (и заключает) внутри. Но как я изреку это, как опять достойным образом выскажу то, что бывает? Дай мне слово Ты, даровавший мне душу, Боже мой. (Итак), кого Божественный Дух воспримет внутрь Себя, тех Он, как Бог, всецело возсозидает, возобновляет и чудным образом делает новою тварью. Как и каким образом? — Подобно тому как огонь не перенимает от железа черноты, но сообщает ему все, что сам имеет, так и Божественный Дух, совершенно не приобщаясь их нечистоты, как нетленный и безсмертный, уделяет (им) нетление и безсмертие. Будучи светом незаходимым, Он соделывает светом всех, в ком вселится; являясь жизнию, Он всем им подает жизнь. Как соестественный Христу и единосущный также, как единославный и соединенный с Ним, Он и их (также) соделывает совершенно подобными Христу. Ибо Владыка не завидует тому, чтобы смертные чрез Божественную благодать являлись равными Ему, и не считает (Своих) рабов недостойными уподобиться Ему; но утешается и радуется, когда видит нас, происшедших от людей, таковыми по благодати, каковым Он был и есть по естеству. Так как Он благодетель, то хочет, чтобы и мы были таковыми, каков и Он. Ибо если мы не таковы, не в точности подобны Ему, то как соединимся с Ним, как сказал Он? как пребудем в Нем, не будучи таковыми? и как Он в нас пребудет, если мы не подобны Ему? Итак, точно зная это, потщитесь воспринять Божественнаго Духа от Бога, дабы вам сделаться таковыми, каких показало это слово, — небесными и Божественными, как сказал Владыка, дабы и царства небеснаго наследниками соделаться на веки. Если же вы не будете или не сделаетесь здесь таковыми, небесными, как сказал я, то как думаете обитать с Ним на небе? как (думаете) войти в царствие с небожителями, и воцариться и сопребывать с Царем всех и Владыкою? Итак, ревностно подвизайтесь все, дабы сподобиться нам быть внутри царства небеснаго и соцарствовать со Христом, Владыкою всех, Которому подобает всякая слава со Отцом и Св. Духом во веки веков. Аминь.
Просительная и вместе благодарственная молитва (св. Отца) к Богу за излитыя на него (благодеяния).
Дай мне, Господи, разумение, дай мне ведение, научи и меня, Господи, творить Твои заповеди. Хотя и согрешил я, как человек, и даже более, чем человек, как Ты знаешь, но Ты по свойственному Тебе, Боже мой, благоутробию помиловал меня нищаго и сираго в мире и соделал, Владыко, то, что одному Тебе ведомо. Отделив и восприняв меня, Благоутробне, от отца и братьев, сродников и друзей, от земли происхождения и родительскаго дома моего, как бы из мрачнаго Египта и преисподних ада (ибо так Ты дал мне худому рабу Твоему помышлять о них и говорить с разумением), и держа Твоею страшною рукою, Ты привел меня к тому, кому благоволил стать отцом моим (на земле), и повергнул к стопам и объятиям его. А он привел меня к Отцу Твоему, Христе мой, и чрез Духа к Тебе, о Троица — Боже мой! Когда я с плачем, подобно блудному (сыну), припал (к Тебе), Слове, — как Сам Ты знаешь, так как Ты научил меня, — то Ты и меня (также) не счел недостойным назвать Твоим сыном. О недостойныя и нечистыя уста! о бедный словами язык, затрудняющийся славословить Тебя и благодарить и повествовать о Твоих благодеяниях, которыя Ты сотворил со мною сирым и странным, странником на земле! ибо Твои (суть) странники мира. А что Твое и Твоих, того ни очи не видят, ни язык не может изречь, ни мир — вместить. Поэтому, Владыко, и ненавидит нас мир, гонит, злословит, завидует, неистовствует, убивает и на все способен против нас, когда попадает на таковых. Мы же, по благоволению Твоему смиренные рабы Твои, в немощи — сильны, в бедности богаты и во всякой скорби радуемся, будучи вне мира. Мы — с Тобою, Владыко, тела же (наши) удерживает мир. Итак, обольщается он — слепой, удерживая одно брение, так как и его не приобретет он, ибо при последней трубе (I Кор. 15:52) Ты сделаешь, как обещал, и его духовным, и тогда он один с единомысленными и слепыми миролюбцами своими приобретет собственное зло.
Богословие о единстве во всем триипостаснаго Божества; и как (св. Отец), смиряя себя, (этим исповеданием) посрамляет самомнение мнящих о себе, что они нечто.
Каким образом, Боже мой, страсти, которыя Ты некогда истребил во мне, снова оживают и наполняют меня мраком и скорбию? страсти (говорю) ярости и гнева, от которых во мне происходит парение и помрачение в голове моей, и которыя ослепляют мои умныя очи. Ибо они, увы мне, как бы принуждены бывают закрываться и смежаться, и я лишаюсь Тебя — Света, котораго всякий желает, но немногие взыскуют, даже из тех, которые удостоились приобщиться Твоих неизреченных (откровений), и вещественно с неизреченным чувством причаститься (Твоих) страшных и для всех несказанных таинств, и познать невидимую среди видимаго славу и необычайное таинство, в мире соделанное (только очень немного таких, как я хорошо знаю, которые пришли в ясное созерцание этого), таинство, соделанное Тем, Кто был в начале, прежде всех веков от Отца со Духом — Сыном Божиим и Словом, Светом тройственным в едином и едином в трех. Ибо оба суть один свет, Отец, Сын и Дух, существующий нераздельно в трех неслиянных лицах, которыя однако соединены по Божественному естеству, а также началу, славе, силе и воле. Ибо три видятся мне, как бы на одном лице два прекрасных ока, исполненных света. Каким образом, скажи мне, очи без лица могут смотреть? а лицо без очей не должно, конечно, (и лицом) называться, ибо оно лишается главнейшаго, или лучше сказать всего. Ведь если солнце лишится красоты света, то прежде (всего) само погибнет, а потом и вся тварь, которой определено получать от него освещение и зрение. Так и Бог среди мысленных (вещей) если бы лишился одного, Сына или Духа, то Он не будет более Отцом; даже и живым бы Он не был, отвергнув Духа, от Котораго всем подается жизнь и бытие. Итак, да почтит всякая поистине разумная природа (естество), какая (есть) под солнцем, да и какая над ним, Естество триипостасное, совершенно неизъяснимое. Ибо ни имени Бога, ни естества, ни вида, ни образа, ни ипостаси никто из людей не познал, чтобы изречь и описать и сообщить прочим. Но подобно тому как сияющее солнце, заходя за тучи, ни само не бывает видно, ни полным светом не светит, но испускает находящимся на земле неясный свет; таким же образом помышляй и о Боге, что (когда) Он скрывается от нас, всех нас содержит великая и густая тьма. Но более дивное усматривай, конечно, (вот) здесь: ибо свет Божий не умаляется, как (свет) солнца, но светит везде и все освещает; и (однако) я, (находясь) среди всего, одержим бываю тьмою и лишаюсь сотворившаго меня Света. Кто поэтому не восплачет обо мне и не возрыдает? кто не воздохнет обо мне и не прослезится, что [в то время как] Бог везде и во всем пребывает и Сам весь свет есть, в котором вовсе нет ни тени перемены (Иак. 1:17), ни наступления ночи, ни тьма совершенно не бывает (для него) препятствием, но (который) разлит во всем и неприступно сияет, и достойным видим бывает, (как) приступный и уловимый, с одной стороны, немного, как мы сказали, по сравнению со всем сиянием и самим Солнцем, когда Оно все возсияет, с другой же — много по отношению к самим седящим во тьме, так как они удостоились увидеть малый свет; я же [между тем] несчастный предпочитаю тьму и, заботясь о том, что во тьме, увеличиваю мрак, и он еще плотнее облагает мою презренную душу. От него питаются и оживают во мне страсти, и происходят во мне (звери, и раждаются) драконы, гады и змеи, всегда возмущающие части души моей. Ибо меня угрызает пустая и суетная слава, вонзая зубы в мое сердце; за нею на меня изнемогшаго и совершенно обезсилевшаго возстали свирепые псы, множество (диких) зверей, и найдя меня лежащим, сожрали меня. Ибо наслаждения и похвалы (человеческия) разстроили мозг и нервы, отняв у меня бодрость и крепость души моей. Увы мне! как я опишу все? — самомнение и леность, как разбойников напавших на меня, (чувственное) удовольствие и заботу нравиться людям, которыя, таща в противныя стороны, расхитили у меня: одно — целомудрие мое и трезвость, а другая — добрыя дела и Божественныя деяния, которыя, выказывая самих себя, соделали меня мертвым, оставив во мне оскверненном странное, удивительное и великое самомнение. Ибо как, скажи, не изумительно и не исполнено жалости то, что столько страстей, внезапно напав на меня, соделали меня обнаженным от всякой добродетели и мертвым? Я же наоборот, не зная себя самого и не уразумев ничего из случившагося, ставлю себя выше всех, и (считаю себя) безстрастным, и святым, и премудрым богословом, и праведником, почитаемым всеми людьми. Но и будучи хвалим, как достойный похвал, я, приглашая всех, думаю, что снискиваю (от них себе) честь. Когда же они собираются, я еще более надмеваюсь и часто оглядываюсь, быть может, кто–либо отсутствует, кто не пришел и не видит меня. И если окажется, что кто–либо пренебрег мною, то я злопамятно поношу и злословлю его, чтобы и он, услышав и не вынося моих порицаний, пришел, приветствовал меня и оказался моим сторонником, словно и он нуждается в моих молитвах и любви. И я говорю [тогда] всем прочим: и такой–то посещает (меня) и получает (мое) благословение и слушает беседы и учение мое. Увы моей глупости! Итак, как не вижу я наготы и убожества своего, не чувствую язв, не печалюсь и не плачу, и лежа в больнице, не ищу врачевания, и не призываю врачей, показывая (им) свои струпы, обнажая пред ними свои скрытыя страсти, дабы они наложили ланцеты, пластыри и прижигания, и я мужественно перенес бы (их) ради своего уврачевания? Но я напротив повседневно прилагаю (себе) язвы.