Преп. Симеон Новый Богослов - Творения и Гимны

Как разскажу я, Владыко, о Твоих дивных и чудных (делах)?
Как поведаю словом о глубине судеб Твоих,
Которыя Ты повседневно совершаешь на нас, рабах Твоих?
Как презираешь Ты безчисленное множество согрешений моих
И не вменяешь, Владыко, злых деяний моих?
Но милуешь и питаешь меня, Спасителю мой, просвещаешь и покрываешь,
Как исполняющаго все Твои заповеди?
И не только милуешь, но и более того,
Сподобляешь меня предстоять пред Твоею
Славою и силою и величием,
И изрекая глаголы безсмертия, беседуешь со мною
Немощным и презренным и недостойным жизни?
Как просветляешь Ты оскверненную мою душу,
Соделывая ее чистым и Божественным светом?
Как делаешь светоносными мои жалкия руки,
Которыя, греша, я осквернил греховными сквернами?
Как изменяешь руки мои блистанием Божества Своего,
Из нечистых претворяя их в святыя?
Как очищаешь Ты, Христе, скверный язык мой,
Соделывая меня причастником вкушения плоти Твоей?
Как удостаиваешь и (Сам) меня видеть и мною быть видимым,
И быть держимым руками моими, Ты — содержащий всю (вселенную),
Незримый для всех небесных чинов
И неприступный (даже) для Моисея, перваго во пророках?
Ибо увидеть лицо Твое не сподобился ни он,
Ни кто другой из людей, дабы не умереть.
Итак, каким образом Тебя непостижимаго и единаго неизреченнаго,
Тебя для всякаго невместимаго и для всех неприступнаго
И держать, и целовать, и видеть, и вкушать,
И иметь в сердце своем, Христе, сподобляюсь я,
И остаюсь неопалимым, радуясь вместе и трепеща,
И воспевая великое Твое, Христе, человеколюбие?
Итак, как (люди) слепые и плотские, неведущие Тебя,
Не чувствуя, лучше же показывая свою
Болезнь и помрачение и всех благ
Лишение, дерзают говорить:
Какая нужда иметь человеку священство,
Если он не приобретает чего–либо одного из трех:
Либо пищи телесной, либо дохода золота,
Либо (одной) из высоких и богатых епископских кафедр?
О помрачение! о ослепление! о крайнее безумие!
О большое несчастие! о великое неведение!
О земныя и пустыя, суетныя слова!
О дерзость! о мудрование Иуды предателя!
Ибо как тот страшную Владычнюю вечерю
И пречистое тело вменил в ничто,
И даже лучшими счел немного сребреников;
Так и эти тленное нетленному и Божественному
Предпочитая, избирают душевное удавление.
Скажите мне, о суетные (люди), если то знаете:
Кто, стяжав Христа, станет более нуждаться в ином
Каком–либо из благ настоящаго века?
Кто, имея в сердце благодать Духа,
Не стяжал честную Троицу, в нем обитающую,
Просвещающую и Богом содевающую?
Кто, сделавшись Богом по благодати (Св.) Троицы
И сподобившись вышней и первой славы,
Счел бы что–либо более славным (того),
Чтобы литургисать и видеть высочайшее Естество,
Все совершающее, неизреченное и неприступное для всех?
Или пожелал бы чего–либо более блестящаго в жизни,
В этой ли, помысли, кратковременной,
Или в иной, согласись со мною, не имеющей конца?
Если бы знал ты сокровенную глубину таинств,
То не понудил бы меня говорить об этом или писать.
Ибо я трепещу и боюсь, начертывая (нечто) Божественное
И (как тень) изображая письменами для всех неизреченное.
Если бы ты увидел Христа и получил Духа,
И чрез Них обоих приведен был бы ко Отцу,
То знал бы, что говорю я и о чем повествую тебе,
И что велико и страшно, и превыше всякой
Славы и блеска, начальства и власти,
Богатства и могущества и всякаго царства —
С чистою совестию сердца литургисать
Чистой и святой и непорочной Троице.
Не говори мне о безгрешности тела
И о тех действиях и свидетельствах, глубины которых не разумеешь,
Но (послушай), что сказал Бог чрез Апостолов,
И чрез премудраго и огнеязычнаго Василия,
И чрез простыя свидетельства Златоустаго Отца,
И чрез Григория, хорошо богословствующаго об этом;
Послушай и уверься, каковым должен быть
Литургисающий Богу, Творцу всех;
И от твоего благоговения и добродетели
Ты подивишься и величию этого достоинства.
Не обольщайтесь, братие, и отнюдь не дерзайте
Прикоснуться или приступить к Неприступному естеством.
Ибо кто не отречется мира и того, что в мире,
И не отвержется души своей и тела,
И весь, всеми чувствами, не сделается мертвым,
Ни на что из приятнаго в мире сем не взирая с пристрастием,
Ничего совершенно не желая из вещей мира
И не услаждаясь никакими речами человеческими,
Кто не сделается глухим и слепым для мирских
Дел и обычаев, действий и слов,
Хотя и видя то, что оку свойственно видеть,
Но не дозволяя ничему войти внутрь, в сердце,
И запечатлеваться в нем чертам и образам этих (предметов),
Равно и слушая то, что воспринимает слух человеческий,
Но пребывая как бы бездушным и безчувственным камнем
И не помня ни звуков, ни значения слов;
Тот не может таинственную и бескровную жертву
Приносить чисто по естеству чистому Богу.
Ибо если поистине на деле восчувствует это,
То удалится от всего мира и того, что в мире,
И познает и поверит мне (в том), о чем я снова хочу писать.
Всяк, (кто) перешел тот темный воздух, который Давид называет стеною (Пс. 17:29 — 30)
И Отцы наименовали морем житейским,
И вступил в пристань,
Тот, придя в нее, находит всякое благо.
Ибо там рай, там древо жизни,
Там сладкий хлеб, там питие Божественное,
Там неисчерпаемое богатство дарований.
Там купина горит неопалимая,
И сапоги на ногах моих разуваются тотчас.
Там разступается море, и я прохожу один
И вижу в водах врагов потопляемых.
Там созерцаю я древо, в мое сердце
Ввергаемое, и все горькое (в нем) претворяется.
Там обрел я скалу, мед источающую,
И оттоле душа моя не была скорби причастна.
Там нашел я Христа — Подателя этих (благ),
И от всей души своей последовал за Ним.
Там ел я манну — хлеб ангельский,
И не возжелал более ничего человеческаго.
Там увидел я сухой жезл Ааронов процветающим,
И подивился чудодействиям Божиим.
Там безплодную душу свою я увидел плодоносящею,
И как сухое дерево дает прекрасный плод.
Там нечистое и блудное сердце свое
Я узрел чистым, целомудренным и девственным,
И слышал [в душе своей]: радуйся, благодатная,
Ибо Бог с тобою и в тебе во веки!
Там услышал я [повеление]: омойся в купели слез,
И сделав, уверовал и внезапно прозрел.
Там я погребся во гробе чрез совершенное смирение,
И Христос, придя с безмерною милостью,
Отвалил оттуда тяжелый камень пороков моих
И сказал: сюда гряди как бы из рова — от мира сего!
Там увидел я, как безстрастно пострадал Бог мой
И как, будучи безсмертным, Он сделался мертвым
И воскрес от гроба, не рушив печатей.
Там увидел я будущую жизнь и нетление,
Которое Христос дарует взыскующим Его.
И обрел царство небесное, внутри меня находящееся,
Которое есть Отец, Сын и Дух —
Божество нераздельное в трех лицах.
Не предпочевшие Его всему миру,
Не счевшие славою, честию и богатством
Одного только поклонения, служения и предстояния (Ему)
Недостойны и этого чистаго видения,
И наслаждения, и радости, и всех благ,
Которых не приобщатся не стяжавшие покаяния,
Если не научатся и не вкусят, как сказали мы, всего (этого),
И тщательно не совершат всего того, что сказано Богом моим.
И тогда едва кто [достоин] с великим страхом и благоговением,
Если бы Бог повелел, коснуться неприкасаемаго.
Ибо не всем позволительно служить таковым (вещам),
Но если (кто) приимет всякую благодать Духа
И от [утробы] матери чист будет от греха.
Помимо же повеления от Бога и Его избрания,
Удостоверяющаго душу человека чрез Божественное озарение
И возжигающаго ее желанием Божественной любви,
Неблагоразумно, думается мне, священнодействовать Божественныя (вещи)
И прикасаться к неприкасаемым и страшным Тайнам,
Которым подобает всякая слава, честь и поклонение,
Ныне и всегда, непрестанно во все веки.

Ты ради меня явился на земле от Девы,
Прежде всех веков пребывающий невидимым,
И соделался плотию и человеком показался,
Неприступным светом одеянный,
И всеми считался ограниченным,
Ты совершенно невместимый,
Котораго никакое слово не в состоянии выразить.
Ум же, напрягаясь, схватывает (Тебя) чрез любовь,
И не может удержать, поражаемый страхом,
И снова ищет, палимый внутри.
Вообразив же (Тебя) на мгновение в сиянии Твоем,
Он с трепетом убегает и радуется радостию.
Ибо не может человеческая природа выносить того,
Чтобы ясно созерцать всего Тебя — Христа моего,
Хотя и веруем мы, что всего Тебя воспринимаем
Чрез Духа, котораго подаешь Ты, Боже мой,
И пречистую кровь и плоть Твою,
Приобщаясь которых, мы исповедуем, что держим
И вкушаем Тебя, Боже, нераздельно
И неслиянно; ибо Ты не причастен
Тления или скверны, но и мне сообщаешь
Нетленную чистоту Твою, Слове,
И отмываешь скверну пороков моих,
И прогоняешь мрак беззаконий моих,
И очищаешь позор сердца моего,
И утончаешь грубость злобы (моей),
И светом творишь меня, прежде омраченнаго,
Соделывая меня обоюду прекрасным
И осиявая меня светом безсмертия.
И я изумляюсь и возгораюсь внутри,
Желая Тебе Самому поклониться.
Когда же я, несчастный, помышляю об этом,
То, о чудо, нахожу Тебя в себе
Пребывающим, движущимся, говорящим
И делающим меня тогда безгласным
От изумления пред неприступною славою.
Итак, меня обнимает ужас и недоумение,
Так как содержащаго все деланию
Я вижу в сердце своем содержимым.
Но, о чудная милость Твоя, Христе мой!
Сколь безмерно снисхождение (Твое), Слове!
Зачем пришел Ты к нищете моей?
И как вошел в оскверненную храмину
Ты, во свете неприступном обитающий, Боже мой?
Как Ты сохраняешь ее неопалимою,
Будучи огнем нестерпимым для смертной природы?
Что же сотворю я достойное Твоей славы
И что найду для столь великой любви?
Что принесу Тебе, таковою славою
И честию прославившему меня недостойнаго?
Ибо меня, на котораго люди не считают достойным смотреть,
А (тем более) ни говорить, ни сотрапезовать
Совершенно не хотят со мною несчастнейшим,
Ты, питающий всякое дыхание и естество,
Неприступный для Серафимов,
Создатель, Творец и Владыка всех,
Не только зришь, и говоришь со мною, и питаешь (меня),
Но и плоть Твою существенным образом
Сподобил меня и держать и вкушать,
И пить кровь Твою всесвятую,
Которую ради меня излиял Ты закланный,
Поставив меня служителем и литургом и таинником
Этих (Таин), меня, котораго Ты знаешь,
Всеведущий, прежде нежели веки сотворил
И прежде чем произвел что–либо из невидимаго,
Ибо видимое Ты составил впоследствии,
(Знаешь, как) грешника, блудника, мытаря,
Разбойника, сделавшагося самоубийцей,
Презрителя добра, делателя беззакония
И преступника всех Твоих заповедей.
Итак, Ты знаешь, что это истинно.
Как явлюсь я пред Тобою, Христе мой?
Как приближусь к трапезе Твоей?
Как буду держать пречистое тело Твое,
Имея руки совершенно оскверненныя?
Как воспою Тебя? как буду ходатаем за других,
Не имея ни добрых дел от веры,
Ни любви к Тебе, ни дерзновения,
Но будучи сам должником, как Ты знаешь,
Многими талантами, многими беззакониями.
Недоумевает ум, безсилен язык,
И никакого слова не нахожу я, Спасителю,
Чтобы поведать о делах Твоей благости,
Которыя Ты сотворил на мне, рабе Твоем.
Ибо внутри меня горит как бы огонь,
И я не могу молчать, не вынося
Великаго бремени даров Твоих.
Ты, сотворивший птиц щебечущих (разными) голосами,
Даруй и мне недостойному слово,
Дабы всем письменно и не письменно
Поведал я о том, что Ты соделал на мне
По безпредельной милости, Боже мой,
И по одному человеколюбию Твоему.
Ибо превыше ума, страшно и велико то,
Что подал Ты мне страннику,
Неученому, нищему, лишенному дерзновения
И всяким человеком отверженному.
Родители (мои) не питали ко мне естественной любви.
Братья и друзья мои все насмехались надо мною;
Утверждая, что любят меня, они говорили совершенно ложно.
Сродники, посторонние и мирские начальники
Тем более отвращались от меня, не вынося (меня) видеть,
Чем более [хотели] погубить меня со своими беззакониями.
Часто желал я безгрешной славы,
Но не нашел еще ее в настоящей жизни.
Ибо мирская слава, как я убедился,
Без (всякаго) другого деяния есть (уже) грех.
Сколько раз я хотел быть любимым людьми
И стать к ним близким и откровенным,
Но из благомыслящих никто не терпел меня.
Другие же напротив желали видеть и знать меня,
Но я убегал от них, как от делателей зла.
Итак, все это, Владыко, и иное большее того,
Чего не могу я ни разсказать, ни припомнить,
Ты, промышляя, соделал на мне блудном,
Дабы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы
И страшной прелести наслаждений сей жизни.
Добрые (люди) бегали от меня по причине (моего) внешняго вида,
А злых я убегал по своему произволению.
Ибо они любили, как сказано, мирскую славу и богатство,
Великолепныя одежды и изнеженные нравы.
[О себе] же я не знаю и не ведаю, что мне изречь и сказать Тебе,
Ибо боюсь и говорить и писать о таковых (вещах),
Чтобы не впасть в [противоречие] словам своим и не согрешить,
И будет (тогда) неизгладимым ложно написанное.
Когда призывал меня кто–либо к делам безумия
И грехам поистине прелестнаго мира сего,
Сердце мое все сжималось внутри
И как бы скрывалось, стыдясь себя самого,
Будучи твердо сдерживаемо Твоею, конечно, Божественною рукою.
Любил и я все прочее житейское,
Что увеселяет зрение и услаждает гортань,
И украшает это тленное тело;
Но мерзкия деяния и сладострастныя желания
Ты изгладил из сердца моего, Боже мой,
И ненависть к ним вложил в мою душу.
Хотя произволением своим я и прилежал к ним,
Но Ты делал так, что или желания мои были неисполнимы,
Или напротив действия мои нежеланными, [что было] величайшим, конечно, чудом.
По Божественному смотрению (Своему) Ты отделил меня от всех:
От царей, князей и богатых мира сего.
Много, много раз, когда я и склонялся (уже) волею к этим (вещам),
Сам Ты не попускал состояться соизволению (моему) на что–либо из этого.
Иных, говоривших мне о прославлении и обогащении в жизни,
Я ненавистию, Владыко, возненавидел от сердца,
Так что даже в беседу никогда не вступал с ними;
И (тогда) они напротив, взбесившись, сильно били меня палками.
Другие же укоряли и злословили меня пред всеми.
Называя меня делателем всякого беззакония
И желая отвратить меня от праваго пути.
Ибо я избегал (этих) деяний чтобы не быть злословимым,
А они злословили меня, чтобы я пришел к (таковым) деяниям.
Обещающим же дать (мне) славу мира сего
Ты дал мне, Спасителю мой, отвечать таким образом:
Если бы ты обладал, говорил я, всею славою мира,
И на главе твоей был бы царский венец,
А на ногах твоих пурпуровая обувь,
И над всем этим ты внезапно сделал бы меня господином,
Сам же стал простецом, желая быть рабом моим;
То к лукавому мудрованию твоему
Я отнюдь не приобщился бы и не снизошел в сей жизни.
Но какая хартия вместила бы Твои благодеяния
И великия Твои блага, которыя Ты соделал на мне?
Ибо если бы мне даны были тьмы языков и рук,
То (и тогда) я не мог бы изречь или описать все,
Потому что их бездна, конечно, по безчисленному множеству,
И они недомысленны по величию славы;
И я изнемогаю мыслию и надрываюсь сердцем своим,
Что не могу поведать о Тебе, Боже мой.
Ибо когда помыслю я несчастный, что сделал я,
И сколько (раз) Ты помогал мне, от чего избавлял меня
И от сколь великих бед, Спасителю мой, человеколюбно спасал,
Не вспоминая зол, которыя я соделал,
Но, как бы сотворившаго много и великаго добра
И чистаго от святой матери — купели,
Так воспринял меня, так почтил,
Так украсил меня царскою одеждою;
То весь объят бываю трепетом и прихожу в изступление от радости,
Становлюсь безгласным и сильно разслабеваю,
Так как Бог — Творец мира дан мне,
Человеку мерзкому и отвратительному для всех
Людей и бесов, как соделавшемуся уже
И превзошедшему совершением непристойнейших дел
И этих (последних). Увы мне постыдному и скверному! и как я буду говорить (еще)?
По безмерному благоутробию Ты соединился со мною, Человеколюбче,
Великий в непорочности, (еще) больший святостию,
Несравненный в могуществе и неизобразимый в славе,
И снизошел свыше от безмерной высоты
До последних врат ада грехов моих,
До мрака нищеты моей и ниспадшей (моей) храмины,
От многих беззаконий и величайшаго нерадения
Совершенно запущенной и оскверненной, —
Ты, Который сперва воскресил меня, долу лежащаго,
И поставил на камне Божественных заповедей Твоих,
И омыв, очистил от тины пороков моих,
И облек в хитон светлейший снега,
И вымел загрязненную храмину
И, войдя (в нее), стал обитать, о Христе Боже мой!
Потом Ты соделал меня престолом Божества Твоего,
Жилищем неприступной Твоей славы и царства,
Светильником, имеющим внутри неугасимый и Божественный свет,
Сосудом поистине добраго бисера,
Полем, на котором скрыто сокровище мира,
Источником, пьющие из котораго никогда не жаждут,
И который десятикратно источает весьма (обильную) воду
И с верою пьющих (ее) соделывает безсмертными,
Раем, имеющим к томуже посреди древо жизни,
И землею, объемлющею Тебя, для всех невместимаго,
Которого я взыскал некогда от всего сердца своего,
Желая всегда слушать Твое слово.
Ибо если и прежде ум мой не мог вообразить
Тебя чисто, будучи совершенно осквернен,
Ни глаза (не могли) увидеть, ни слух — услышать,
Ни сердце мое воспринять Божественных восхождений,
Но от одного слуха душа моя вся приходила в изумление,
Поражаясь страхом и трепетом;
То и теперь она изумляется, видя Тебя внутри себя
И созерцая Тебя (как бы в зеркале), поскольку даешь Ты ей (видеть)
Всего (Себя) во всей вселенной и всего вне ея,
И напротив внутри себя всего (Тебя) усматривая,
Всего непостижимаго в Божественном Божестве (Твоем),
Для всех невидимаго и сокровеннаго,
Тебя неприступнаго и доступнаго, для кого Ты изволил,
Подобно тому как Сам Ты восхотел человеколюбно явиться [на земле],
(Тебя), для Херувимов и Серафимов и всех Ангелов
Неприступнаго и страшнаго сиянием Божественнаго естества, —
Среди людей (видя) доступным, она вся совершенно приходит в изступление.
Но еще более она изумляется Твоей благости и человеколюбию,
Так как Ты очищаешь нечистыя души, и ум просвещаешь,
И обнимаешь земную и вещественную сущность,
И возжигаешь великое пламя Божественной любви,
И, как бы огонь, ввергаешь в меня Божественное желание любви,
И уготовляешь меня достигать до третьего неба,
И делаешь, Спасителю, (способным) восхищаться в рай,
В котором я слышу неизреченные и страшные глаголы,
Коих невозможно пересказать смертным или поведать словесно.
Тебе же, Христе, подобает честь, слава и величие,
И вечная держава, (как) Владыке всего (мира),
Со Отцом и Духом — по естеству Пресвятым,
Ныне и присно и во веки веков. Аминь.