Анатоль Франс, известный всем вам писатель, который считал себя даже учеником Ренана, делает более интересный ход. Он пишет новеллу «Прокуратор Иудеи». События происходят через много лет после Распятия. Понтий Пилат, уже в отставке, беседует со своим приятелем, и тот ему напоминает казнь некоего Иисуса Назарянина. Пилат говорит: «Я не помню такого».
— Да помнишь, ты служил в Иудее, там это происходило, ты подписал, но считал, что он невиновен.
— Нет, ничего не помню. Да, я служил в Иудее.
— А ты помнишь, там была красавица Мария Магдалина, гетера, куртизанка. Помнишь?
— Помню, конечно, помню. Да, да, да…
— Ну вот, а Иисуса помнишь?
— Нет, нет. Ничего не помню…
И точка. На этом рассказ кончается. Он очень емкий. С одной стороны, может быть, Анатоль Франс хотел показать, что само событие было незначительным, что Пилат его и не запомнил. Но скорее всего, психологически более верно, что Пилат его не хотел помнить, боялся об этом вспоминать. И это очень глубоко и тонко.
В то же время, немного позже, Оскар Уайльд пишет драму «Саломея». Опять на тему об Иоанне Крестителе, о его смерти, о Саломее, о ее пляске. Оскар Уайльд — эстет, у него обязательно присутствие эротики. Саломея, дочь Иродиады, влюблена в Иоанна Крестителя, но он ее отверг, и она подстраивает ему месть, она пляшет, добивается его головы и со сладострастной удовлетворенностью тащит эту голову к себе, лобызая ее. Но это уже черты декаданса. И заметьте, опять нет Христа. Чутье художника подсказывает, что Он неизображаем. То есть урок Ренана не прошел даром.
Правда, когда Оскар Уайльд сидел в тюрьме, он много читал Новый Завет по-гречески, размышлял над ним, полюбил его и вдохновлялся образом Христа. В посмертно изданной книге «De profundis» он писал: «Я верю, верю в то, что когда Иисус сидел за трапезой, простая вода становилась вином; я верю, что одно Его прикосновение могло оживить душу. Я верю, что люди могли слушать Его, забыв о голоде. Я во все это верю…» И тут же опять ссылается на Ренана (именно он называл его книгу «чарующим пятым Евангелием», Евангелием от Фомы, то есть Евангелием от скептика). Никуда деться от него он не мог.
Даже писатели-христиане XIX в. тоже побаивались этой темы. И не удивительно. Наверное, некоторые из вас смотрели фильм «Бен-Гур». Это остросюжетный приключенческий фильм, основанный на романе американского писателя Лу Уоллеса. Написан он в конце XIX в., в 1880 г. Главный герой его — молодой иудейский военачальник, князь Бен-Гур, который узнает об Иисусе, хочет стать Его приверженцем, хочет поднять вместе с ним народ, когда узнает о Его аресте, пытается Его освободить. Потом все его планы рушатся, Бен-Гур становится христианином, вступает в длительную борьбу. Дальше идут уже иные приключения. Христос там виден только мгновение, когда Его ведут на казнь. Фактически Его нет. Хотя дух, образ Его, слово Его господствует над всем романом и, в какой-то степени, над фильмом.
Теперь обратимся к Генрику Сенкевичу, писателю, который всем вам хорошо знаком. В конце XIX в. он пишет рассказ «Пойдем за Ним» — о римлянине, который обратился в христианство. Там есть сцена Распятия. Ясно, что Сенкевич пользовался материалами Ренана. Но опять-таки Распятие происходит где-то вдали. Оно показано как бы с точки зрения человека, стоящего на расстоянии ста метров: не слышно ни одного слова, все отодвинуто. Таким образом, Сенкевич избежал прямого изображения Христа. И наконец, в своем знаменитом романе, который принес ему мировую славу, а потом Нобелевскую премию, — в романе «Quo vadis», или «Куда идешь» (иногда его называют «Камо грядеши»), — Христос стоит в центре. Но это не беллетризация Его образа.
Сенкевич начинает с того момента, когда кончается Новый Завет. В 61—62 гг. апостол Павел приезжает в Рим. Здесь — хронологические рамки Нового Завета, и именно с этого года начинается повествование Сенкевича. Он дает яркую многоплановую панораму Римской империи: тут и вольноотпущенники, и рабы, и патриции, и царедворцы, и сам император, и чиновники, и сенат. И на этом фоне, за парадным фасадом могучей державы, мы чувствуем гниение, кризис духовный, политический и даже экономический. И вот появляется христианство — как малое русло, как малая речушка, — и ему принадлежит будущее, потому что в нем заложены семена духа, семена веры, семена нравственности. Сенкевич вовсе не идеализирует христиан. Он показывает, что и среди них есть люди разного пошиба, разного характера, есть и фанатики, и добрые, и глупые, и образованные — всякие. Но ведет их Христос. Поэтому они выдерживают самый тяжкий напор империи, они идут навстречу массовым гонениям, погибают, и во главе их погибают апостолы Петр и Павел.
Мы находим Евангелие в этой замечательной книге не непосредственно, а через призму апостолов. Апостол Петр рассказывает о Христе, дух Христов живет в этой общине, в самой Церкви.
Таким образом, литература XIX в. показала нам, насколько грандиозен этот предмет, насколько притягателен он для художника, писателя, насколько трудно им овладеть, как кружили и кружили вокруг него великие мастера слова, не решаясь переступить грань, и все-таки не могли оставить этой темы.
На рубеже XIX и XX вв. знаменитый философ, музыкант, музыковед, впоследствии врач и гуманист Альберт Швейцер написал книгу, в которой стремился доказать, что все попытки беллетризировать Евангелие и по-своему интерпретировать его субъективны. Как тогда говорили, он похоронил все эти притязания. Но что удивительно: ровно после этих «похорон» на книжный рынок стремительно обрушились лавины книг на библейские темы, в том числе на евангельские. И эта лавина не останавливается до наших дней!
Библия и литература XX века
Беседа первая
Сегодня наша тема — очень сложная и, безусловно, трудно охватить все. Я на это и не претендую. Но это наш век, наш XX век, и поэтому для нас особенно важно, интересно и дорого размышление о том, как он отразился на видении Священного Писания, и как Библия отразилась в нем. Я не буду придерживаться хронологической канвы, а просто сделаю небольшой общий обзор.
Кто из писателей задумывался над начальными страницами Библии, над Книгой Бытия? Многие. Большинству из вас известна книга, многотомный толстый роман Томаса Манна «Иосиф и его братья». В этом романе очень интересно соприкоснулись Писание и литература.
В Библии эпизод о жизни Иосифа не несет на себе глубинной духовной, мистической нагрузки. Это история почти светская, в том смысле, что там разыгрываются драматические события, которые прочно врезались в память людей, которые действительно похожи на роман с приключениями, победами, узнаванием. Я думаю, что сюжет известен вам всем, так ведь? Или не совсем? В таком случае напомню очень кратко, в двух словах.
У патриарха Иакова, праотца древних израильтян, который кочевал в Ханаане, нынешней Палестине, было двенадцать сыновей, но самым любимым был Иосиф. И братья ему завидовали, что он любимчик, что отец ему сделал красивую одежду. Однажды Иосиф, который был не лишен, по-видимому, хвастовства и гордыни, сказал, что ему приснился сон, будто одиннадцать снопов поклонились двенадцатому — это ему. И братья постепенно не только невзлюбили, но просто возненавидели его. И однажды, когда он пришел к ним в уединенное место, в долину, где братья пасли стада, они решили с ним расправиться — ну, грубые, первобытные пастухи. (Все это происходит примерно в 1700 г. до Р. X., то есть 3700 лет тому назад.) Сначала братья вообще хотели его убить, бросить в пустой колодец в пустыне, где бы он погиб; но потом, увидев караван кочевников-торговцев, они решили продать его в рабство. И продали его этим людям, а одежду Иосифа испачкали в крови козленка, принесли ее отцу и сказали: «Вот это все, что мы нашли в пустыне». Иаков страшно убивался: мой сын, любимый мой сын погиб. Библия подчеркивает различное отношение братьев к этому преступлению: один брат хотел бросить его в колодец, но потом тайно спасти, другого мучила совесть, в общем, их реакция была неоднозначной.
А потом Иосиф был продан в Египет, стал слугой у египетского вельможи, но, когда жена этого вельможи пыталась его соблазнить, он, сохраняя какие-то этические нормы, которые он вынес из общения с отцом, сказал, что он не может: твой муж мне как отец, для меня это будет большим преступлением. Она решила ему отомстить и устроила такую инсценировку, как будто он пытался ее изнасиловать. Разгневанный господин, когда узнал об этой истории, бросил его в тюрьму. Но не убил, хотя раба можно было убить.
В тюрьме Иосиф познакомился с двумя царскими вельможами, которые по капризу фараона попали за решетку. Однажды они рассказали ему свои сны, а Иосиф обладал даром угадывать по снам будущее. И он предсказал одному, что вскоре его постигнет тяжкая участь — он будет казнен, а другому сказал, что вскоре царь вернет ему свою милость. «И когда ты вернешься к себе во дворец, вспомни обо мне, что я невинный здесь томлюсь». И рассказал ему свою историю. (На эту тему есть картина в Русском музее.) Предсказания Иосифа сбылись: одного казнили, другой вернулся во дворец и, конечно, его забыл. (Все это очень характерно и типично для человеческой жизни, хотя и написано в глубокой древности.) Забыл его в своем счастье, в своей радости, что снова вернулся и стал царским виночерпием, то есть подавал вино при царских пирах, — это считалось большой должностью.
