Ознакомительная версия.
Собственно, водосвятий было два, одно – накануне праздника, другое – в самый праздник, как это делается и у нас по всей России. Первое совершалось в церкви св. апостола Иакова Брата Господня, считающейся кафедральным храмом Патриарха Иерусалимского. По уставу, оно было в конце литургии. Священнодействовал один из архиепископов. Патриарх присутствовал при том.
Я не видел сего водосвятия, ибо никак не думал, что служба, соединяемая с вечерним последованием, будет правиться, по обычаю всего Востока, рано утром, даже – почти ночью. Зато уже старался не пропустить службы на самый праздник. Первый утренний звон святогробский был в 10 часов ночи по древнему счету, или около 3-х часов по-нашему. Как говорили, он означал начало домашнего водосвятия Патриархии. Затем он возобновился еще раз и знаменовал собою, без сомнения, начало Богоявленской утрени. Для нас, пребывающих за городом, оба звона были гласом вопиющего в пустыне. Мы не могли явиться на зов их. Городские ворота постоянно затворяются на ночь и стоят замкнутыми до рассвета. Еще в потемках мы пришли к ним (Яффским) и несколько времени ждали их отверзения, внимая третьему звону, глухо доносившемуся к нам из-за стен и служившему, как полагать можно было, благовестом к литургии.
Чуть стало светать, нас впустили в город. В храме мы нашли, что утреня действительно уже кончилась, и Патриарх читал перед алтарем входные молитвы. Посередине церкви возвышался водосвятный стол особого устройства, обнесенный решеткой с северной, восточной и южной стороны, продолговатый и богато убранный, уставленный большим воздвизальным крестом, иконами, рипидами и подсвечниками, осенившими собою три сосуда, наполненные водой. К столу нужно было восходить тремя или четырьмя ступенями. Последовало облачение Патриарха на его кафедре, или точнее перед нею, на последней из ее ступеней. 4 архиерея предварительно уже взяли у него благословение и ушли облачаться в алтарь. Впрочем, по существующему порядку, они не принимают участия в водоосвящении. По окончании облачения певцы начали петь: Глас Господень на водах и прочие тропари, а Патриарх в предхождении 4-х иеродиаконов с дикириями и трикириями стал кадить уготованную водосвятницу, алтарь, иконостас и всю церковь с народом. Окончив каждение, он возвратился на свою кафедру, а один из архидиаконов, взяв у него благословение, отошел к столу, обратился лицом к востоку и медленно-торжественным, громким голосом начал произносить стихиру: Днесь Христос на Иордан прийде креститися, повторив этот стих трижды. Также три раза он произнес и слова: слава явлъшемуся Богу, в конце стихиры. Чтение это походило более на пение. Вся церковь молилась при троекратном славословии явившемуся Богу, и минута эта была действительно торжественна.
После стихиры, изменив хвалебный тон в молитвенный, архидиакон стал произносить так называемую Славу[251]. Можно было ожидать чего-нибудь вроде наших многолетствований, положенных на Царских часах или по вечерне в Рождественский и Богоявленский сочельники. Оказалось нечто иное. Архидиакон проговорил сперва: «Утверди Господи Боже святую и непорочную веру благочестивых и православных христиан со святою обителью сею во веки веков». Тем и окончилась собственно молитва. Священноглашатай еще раз меняет тон и обращается неожиданно в проповедника. Дав предстоящим закрепить свое краткое молитвенное воззвание словом: аминь, он ораторски, хотя довольно однотонно, произнес следующее:
«Что сие? Опять праздник Владычний облиставает нас. Опять усматриваются таинства, которыми действуются совершеннейшие и высочайшие (вещи). О тайн новых! О божественной превышемудренной мудрости! Человек земный и перстный преобразуется в небесного и боговидного. Вся тварь освящается; водных же и воздушных лукавых духов сокрушается рог. Кто может воспеть по достоянию, или подыскать достойные слова, могущие хотя сколько-нибудь развить величие настоящего праздника? Кто изглаголет силы Твои, Христе Царю? Ты, прежде век родившийся от Отца без матери, соприсносущный Отцу и соединомысленный Духу, из небытия воззвал тварь, и, всячески ее украсив, соделал обиталищем, исполненным всякой благодати. Лишь помыслил Отец о небесных чиноначалиях, и помысл осуществился, действуемый Словом и извествуемый Духом. Он творит руками человека по образу Своему, – богозданное подобие (Себя), – союз вещественного и невещественного, свидетельство многоразличной премудрости Своей, сей малый в великом мире мир, по гласу богословному Но славе сего завидует зависти отец. Подползает развратитель, преобразившись в образ змии, наушничает и запинает его, обольстив надеждою божества, и, отдалив от Бога, уводит пленным и порабощает – увы! – создание царское и властвует над образом Божиим, лукавейший!
Но не презрел в конец естеством Благий. Что же творит? Но чего только не творит?.. Чудодействует прежде закона, великотворит в законе, хотя возвысить долустремящегося и долемудрствующего. Наконец, приклонив небеса, сходит, все падшее естество восприемлет от Девы Богоотроковицы, и рождается из нее без отца во времени, яко Младенец (которому в минувший праздник в Вифлееме, в вертепе и яслях восслав со Ангелами славословие, мы раболепно поклонялись с пастырями и волхвами, воздав Ему служение как Богу), потом растет мудростью и возрастом, и все проходит и переносит человеколеп-но, уловляя тем и посрамляя запинателя, а отчуждившегося усвояя Себе.
Бывши же лет яко тридесяти, приходит на Иордан ко Иоанну. Ходяй на крилу ветреню[252], горе яко Бог, в сей день творит шествие доле, чтобы соделать нам удобовходным ход на небеса. В сей день приходит на гороливный Иордан Поставивший на горах воды. В сей день приходит на Иордан водоворотный Тот, чьим велением древле стали воды в собраниях своих. В сей день приходит на Иордан, сей самый Иордан быстротечный Рассекший древле при Иисусе Навине и Проведший через него Израильский народ, – в сей день Он приходит на Иордан ко Иоанну креститися от него[253]. О несказанное смирение! О неизреченное снисхождение! Посему и Иордан уже не останавливает течения своего, как древле, но возвращается, но идет назад, возвещая величие таинства; что прозрительными очами уразумев древле и Псалмопевец вопиет в исступлении: что ти есть море, яко побегло ecu, и тебе Иордане, яко возвратился ecu вспять?[254] Возвратился, говорит, ибо узнал в струях моих крещаемого Бога, – Бога, но не в одном Божестве, а и человека, – человека, но не простого. Возвратился, чтобы не сгореть от огня Божества.
Итак, приходит ко Иоанну креститися от него, и приемлет крещение. И в сем крещении все мы просветились и просвещаемся Божественным светом, и бываем совершенного света совершенные рождения, – сыны Божий.
Той крестит вы Духом Святым и огнем[255]. Агнец Божий, вземляй грехи мира[256], переплавивший в Иордане огнем Божества древнего Адама, сотренного грехом, и яко Бог воссоздавший его и в Себе самом обновивший, возвел на древнюю доброту. И бывшие чуждыми Бога и обнищавшими уже сыны Божий и сонаследники Христовы. О сколько для меня человека, Иисусе мой Богочеловече, Ты богодействуешь сегодня! Сегодня вся тварь чувственная и подлежащая чувствам делается общницею Божественных даров и благодатей.
Святящее земнородным солнце, восходя над землею, освещает все видимое. Спасающее же земнородных Солнце правды, сияя от Иордана, просвещает вселенную. Крестится и восходит от воды. Ему отверзаются небеса. Дух Божий сходит, яко голубь, и пребывает на Нем, – Дух, который никогда не разлучался от Него. Ибо в Нем обитает вся полнота божества телесне, глашает Павел[257]. И глас от Отца свыше: сей есть Сын Мой возлюбленный, о нем же благоволих[258]. Итак славу возслем Отцу, тако благоволившему, славу – Единородному, сегодня во Иордане нас воссоздавшему, славу – Всесвятому Духу, нас освящающему! Слава Святой Троице, коея славе мы тайно научились сегодня на Иордане.
Но, о Христе Царю, принявший сегодня крещение от Иоанна во Иордане, и Своим божественным крещением соделавший нас причастниками божественного Своего Духа, Сыне и Слове Божий и Боже вышний! Покрой, огради и сохрани в здравии и благоживотности Блаженнейшего, Божественнейшего и Всесвятейшего нашего государя и владыку, отца нашего и Патриарха, Господина, господина Кирилла благознаменитого на лета Мафусаиловы неколеблемо утвержденным на святейшем Апостольском и патриаршем его престоле, и всякого навета пре-высшим всемощною Твоею силою, право правящим слово Твоея истины и бого-любиво пасущим подчиненную его пастырскому жезлу христоименитую полноту. Блаженнейшими же и богопослушными его молитвами пошли здравие совершенное и жизнь благополучную и исполнение всех во спасение пожеланий преосвященно-словеснейшим святым архиереям патриаршего сего престола, преподобно-словеснейшим святым архимандритам и протосинкелам с преподобно-словеснейшими старцами и великим сосудохранителем г. Серафимом[259], благоговейнейшим иеромонахам и иеродиаконам, преподобнейшим и достопочтеннейшим старцам, – всем, говорю, составляющим знаменитое братство святогробцев, и честнейшим и боголюбивейшим начальникам, старшинам и споспешникам Всесвятого и Живоносного Гроба и всей полноте Святой Твоей Церкви. На многие лета! На лета многие! На многие периоды лет! Да будет!»
Ознакомительная версия.
