Достойно замечания, что Господь, говоря о убиении пророков, не упоминает о Своей крови, которая должна была вскоре пролиться; обещается, несмотря на Свою смерть, виновниками которой будут иудеи, снова послать апостолов и пророков для их вразумления. Так свободен Он был при этом обличении от всякого личного чувства гнева или ненависти! Так неизменно помнил, что Сын Человеческий пришел не судить мир, а спасти его!
Глава VIII: Заключение общественного служения Иисусова в качестве Мессии
Выйдя из внутренних притворов храма, Иисус Христос остановился у дверей внешнего притвора женщин и сел отдохнуть против ящика, в который богомольцы клали деньги, глядя на проходящий народ. Клали многие весьма много, иные из усердия, а иные (фарисеи) и по тщеславию. Господь безмолвствовал. Между тем подошла к ящику одна бедная вдова и положила две лепты (полушки). По всему видно было, что она отдавала последнее. Для людей с фарисейским чувством такой дар показался бы нестоящим внимания. Но Господь взирал не на деньги, а на сердце дающих: поступок вдовы был для Него многоценен. Подозвав к Себе учеников, как бы желая разделить с ними дорогую находку, — «смотрите, — сказал Он им, — эта бедная вдова более всех положила в сокровищницу!» Ученики дивились, не понимая сказанного. «Прочие, — продолжал Господь, — клали от избытка, а она от скудости; те жертвовали храму тем, без чего могут обойтись а она пожертвовала все, что имела, — может быть, последний кусок хлеба» (Лк. 21,1–4).
Замечание, сделанное о поступке вдовицы, открывает характер не только ее, но и в некотором отношении Самого Иисуса. Поучительно видеть, как сам отдых Его служил к пользе и как Он не оставлял без внимания самых обыкновенных случаев, коль скоро в них выражалось что-либо поучительное. Не таковы были фарисейские учители! Они постоянно занимались маловажными вещами, но, не умея извлекать из них ничего важного, сами сделались странными и жалкими.
Когда Сын Человеческий с невозмутимым спокойствием духа в самые решительные минуты служения Своего обращал внимание на столь незначительные, по-видимому, вещи, как лепта вдовицы, невдалеке среди многочисленного, наполнявшего все храмовые притворы народа само собой произошло событие, которое стало самым достойным завершением Его земного служения на поприще Мессии. В числе пришедших со всех стран света на праздник богомольцев было немало и еллинов, которые, поняв тщету идолослужения языческого и приняв иудейское верование во единого Творца природы и Правителя мира, хотя не принимали на себя еще всего ига обрядового закона иудейского, но почитали своим долгом являться по временам в Иерусалим для принесения жертвы Иегове. Иудеи, особенно ревнители буквы закона, смотрели на своих прозелитов не совсем благосклонными очами, так как они большей частью не имели и не хотели иметь самого первого знака потомков Авраамовых — обрезания, и потому не допускали их до ближайшего участия в своих религиозных священнодействиях, ограничив самое вхождение их в храм внешними притворами. Но что между этими новыми получадами Израиля были люди с добрым сердцем, со светлыми мыслями, с настроением духа возвышенным и открытым для всего истинно-полезного и душеспасительного, за это ручается уже неудовлетворенность языческим богослужением и склонность к вере в Бога Авраамова: ибо народ иудейский, рассеянный по всему тогда известному свету, по своим нравственным качествам, не мог свидетельствовать в пользу своей религии.
Тем естественнее было таким людям обратить внимание на великого Пророка Галилейского, Который, кроме того что славился всюду чрезвычайными чудесами, был в Своих беседах несравненно выше всех тогдашних учителей закона Моисеева и оказывался еще основателем нового вероучения, уже не зависящего, подобно Моисееву, от местности и народности иудейской и сообразного с существенными потребностями всего рода человеческого. Всенародная решительная пря, открывшаяся со времени воскрешения Лазаря между верховным правительством иудейским и Иисусом Христом, различные толки о Нем многочисленного, собравшегося на праздник народа делали Его еще более интересным в глазах прозелитов, давно расположенных ко всему новому и необыкновенному. И вот некоторые из них, движимые и чувством сердца, ищущего истины и успокоения, и любопытством, свойственным еллинам, услышав, что великий Пророк и Чудотворец находится теперь во храме, желанием возжелали видеть Его, и быть Ему представленными. Но как это сделать? Кроме того, что прозелитам позволено было входить не во всякий притвор храма, их могла останавливать и та мысль, что, может быть, при настоящих затруднительных обстоятельствах великому Учителю Галилейскому, со всех сторон подстерегаемому врагами, неугодно будет вступить открыто в сношение с полуязычниками, чужестранцами. Почли за лучшее сообщить Ему о своем желании — увидеться с Ним — и для этого обратились с просьбой к одному из учеников Иисусовых (Филиппу), с которым, по прежнему месту жительства его (Вифсаиде), были немного знакомы. Евангелист дает ясно понять, как еллины дорожили этим ходатайством, когда говорит, что моляху его, глаголюще, хощем Иисуса видети. Способ, которым Филипп постарался исполнить их желание, по-видимому, столь простое, невинное и удобное, показывает, что и он сам находил исполнение его, при настоящих обстоятельствах, сложным. Вместо того чтобы прямо идти и сказать Учителю, что еллины хотят видеть Его, он, по словам евангелиста, почел за лучшее обратиться за советом к Андрею (Ин. 12, 22); и потом уже, сообразно всем обстоятельствам дела и решившись действовать вместе, оба доложили Учителю о желании еллинов.
И Учитель нашел дело немаловажным, нашел его даже несравненно более важным, чем воображали ученики, только совсем по другим причинам. Богосветлый взор Его в этом случайном, по-видимому, появлении еллинов с их желанием тотчас увидел предуготованное самим Промыслом событие, которым должно было достойным образом завершиться земное служение Его спасению народа иудейского в качестве Мессии, ему обещанного, и начаться великое крестное служение спасению всего падшего рода человеческого. Всего несколькими минутами раньше Он сказал, что виноград, который столь худо соблюдали вожди народа иудейского, предан будет другим делателям, что Царство Небесное отнимется у недостойных потомков Авраама и дастся языку, творящему плоды его (Мф. 21, 43); и вот еллины, как первенцы собираемой от язык Церкви, являются теперь как бы для того, чтобы в сей же час из собственных уст Его принять завет новый и предначать вступление в наследие завещанного царства. Итак, пришел час, великий, страшный, но неотвратимый час — положить конец делу, продолжавшемуся уж более трех лет! Надо, оставив бесплодные усилия над обращением дщери Сионовой, обратиться к язычникам, жаждущим вступить в права чад Божьих, так долго им неведомые. Время, оставив путь проповеди, вступить на путь креста, вознестись от земли, чтобы привлечь всех способных подняться горе и открыть для всех последователей Своих путь новый и живой (Евр. 10, 19), путь смирения, самоотвержения и вольного распятия духа и плоти.
В этих мыслях (если только наши слабые мысли, извлекаемые из Писания и св. отцов, могут сколько-нибудь, хоть издали, приближаться к чистоте и высоте помыслов, наполнявших в те священные минуты душу Богочеловека) Он подъемлет очи к небу и, не обращая внимания на еллинов (которые, вероятно, приблизились в это время по знаку, данному Филиппом и Андреем), как бы на весь мир восклицает: «Прииде час, да прославится Сын Человеческий! Аминь, аминь глаголю вам, аще зерно пшенично, пад на землю, не умрет, то едино пребывает: аще же умрет, мног плод сотворит. Любяй душу свою, — продолжал Господь, — погубит ю; а ненавидяй душу свою в мире сем, в животе вечном сохранит ю. Аще кто Мне служит, Мне да последствует: и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет; и аще кто Мне служит, почтит его Отец Мой».
Все это, как показывает самое свойство мыслей и слов, было произнесено с выражением величия, подобающего Сыну Божьему. Но вдруг светлый взор Его покрылся как бы некиим сумраком печали. По Божественному лицу
Его видно было, что в душе Его одно чувство быстро сменяется другим, и происходит как бы некое сильное внутреннее движение и борьба (см. Злат. Бесед, на Ин).
«Ныне, — продолжал Он после некоторого молчания, — ныне душа Моя возмутися… и что реку? Отче, спаси Мя от часа сего! Но сего ради приидох на час сей!»
Можно представить, как неожиданно и поразительно было не только для народа и еллинов, но и для самых учеников Иисусовых подобное необыкновенное состояние души их Учителя. Но священная величественность тех минут запечатала все уста молчанием. Между тем взор Господа снова заблистал небесным светом.
