Ознакомительная версия.
4. По Киприану, единая Христова Церковь в эмпирическом порядке ее бытия является разделенной на отдельные части. Единая Церковь есть Церковь вселенская — «ecclesia per totum mundum», но эта мировая Церковь слагается из отдельных частей или, правильнее, разделяется на отдельные части. Совокупность отдельных частей Церкви составляет «compago corpori ecclesiastici» [260], т. е. совокупность церковного типа, но совокупность такого рода, в которой отдельные части так тесно соединены, как человеческая душа с телом. С одной стороны — это единство, а с другой — сумма слагаемых. Поэтому Киприан мог говорить: «connexa et ubique conjuncta unitas catholicae ecclesiae», т. е. о связанном и соединенном единстве вселенской Церкви. <…> {261}
5. Из учения Киприана о единстве Церкви и епископата следует, что согласная множественность — concors numerositas — рассыпанного по целому миру епископата выявляет согласное соединение вселенской церкви и наоборот, чтобы выявить согласное соединение вселенской церкви «connexa et ubique conjuncta unitas catholicae ecclesiae» — надо обнаружить согласное множество епископата. Согласие и воля Церкви выражаются в согласии и воле епископата. Отсюда для решения вопросов вселенского значения в киприановском смысле необходимо согласие всего «concors numerositas» епископата. Эмпирически такое согласие может быть дано в собрании епископов. Если бы можно было иметь вселенское собрание епископов, то это собрание было бы земным обнаружением вселенской церкви, и вместе с тем оно было бы эмпирическим выявлением единства кафедры Петра, на котором покоится вся епископская власть. Как в каждой отдельной церковной общине ее епископ является эмпирическим выявлением самой Церкви, так и собрание епископата является эмпирическим выявлением тех церквей, которые они возглавляют. Конечно, трудно с уверенностью ответить, предносилась ли перед Киприаном мысль о вселенском собрании епископов — о вселенском соборе, — но осуществить эту мысль в тех условиях, в которых он жил, было невозможно. Практически возможно было осуществить только частичное собрание епископов. Конечно, такого рода частичное собрание епископов имеет только местное значение — оно ограничивается пределами тех общин, чьи епископы представлены были на этом собрании. Чем больше была представлена concors numerositas, тем собрание авторитетнее и тем большую часть вселенской церкви оно охватывает. Следовательно, авторитет и значение собрания епископов зависит от numerus episcoporum. В письмах Киприана весьма часты указания на число епископов как на признак авторитетности собора. Чем сложнее вопрос и чем больше споров он вызывает, тем естественнее предложить его решение большему количеству епископов. Каждому епископу принадлежит вероучительная власть в пределах его общины. В пределах всей церкви она принадлежит всем епископам. Поэтому всякий раз, как подымается вероучительный вопрос, необходимо собрание епископов, numerus episcoporum. Когда гонения поставили вопрос о lapsi, то Киприан пришел к необходимости передать этот вопрос на рассмотрение numerus episcoporum, так как он выходил за пределы одной Карфагенской церкви. Вопрос о lapsi был общецерковным вопросом, так как гонение повсюду дало значительное количество падших. Поэтому Киприан сознавал необходимость общецерковного решения или, по крайней мере, общего вопроса для всей Проконсульской Африки. «Это (прием в церковь lapsi) не есть дело нескольких лиц или одной церкви, но дело всей вселенной» [262]. Дело всей вселенной должно было быть решено вселенским собранием епископов — вселенским собором. Когда гонение прекратилось, Киприан осуществил свою мысль в виде созыва епископов всей Проконсульской Африки.
6. Собрание епископов — numerus episcoporum, — по мысли Киприана, не могло стать на место обычного церковного собрания. Как мы видели, церковное собрание продолжало сохранять свое значение. Ему, как раньше, принадлежало разрешение вопросов, не выходящих за пределы одной общины. Киприан являлся горячим сторонником непосредственного участия церковного народа в делах церкви и сам свидетельствовал, что ничего не предпринимал без согласия своей общины. Другими словами, церковному собранию, как и раньше, принадлежало право решения кафолических вопросов латентной природы. Тенденции к упадку значения и роли церковного собрания наметились в связи с появлением соборов в виде церковного собрания, расширенного участием епископов, и в связи с усилением епископской власти. Numerus episcoporum косвенно усилил эту тенденцию. Именно он должен был влиять на порядок решения церковных дел в общине в том направлении, что переносил их на решение пресвитериума. Взаимоотношение numerus episcoporum и собора второго типа гораздо сложнее и труднее. Собору принадлежало, как мы видели, решение вопросов явно кафолической природы. Часть этих вопросов отошла к numerus episcoporum, но другая часть осталась в ведении прежнего типа соборов. Сам Киприан не имел намерения всецело поставить numerus episcoporum на место этих соборов. Так, он сам, как мы видели, является сторонником выбора епископа в той общине, для которой епископ выбирается. Однако самый факт наличия numerus episcoporum неизбежно должен был привести к исчезновению старой формы соборов. Собственно собором является numerus episcoporum, а прежний тип собора, если он продолжает существовать, низводится обратно к церковному собранию. В эпоху Киприана в Северной Африке выбор епископов происходит на церковном собрании с участием соседних епископов, но это не является уже подлинным собором. В свете нового понимания, соборы прежнего типа воспринимаются Киприаном как numerus episcoporum. Так именно он принимал собор Агриппина. Собор второго типа, низведенный к церковному собранию, должен был разделить общую судьбу церковного собрания.
V
1. Самое значительное и важное, что внесла новая форма собора в церковную жизнь, заключалось в том, что она открыла окончательно дорогу правовому устройству церкви. Собор как собрание епископов — в эпоху Киприана расширенное присутствием клира и мирян — является высшим органом в церкви. Он сразу же принимает черты церковного института. Он не связан ни с какой церковной общиной, даже той, в среде которой он собирается, и стоит как нечто высшее над церковными общинами. Уже собор во второй форме являлся высшим церковным органом по отношению к тем общинам, епископы которых участвовали на соборе, но по отношению к той общине, где этот собор собирался, он по–прежнему оставался церковным собранием. Это в значительной степени ослабляло институционализм этой формы. Третья форма знаменует окончательный разрыв с церковным собранием. Он одинаково является высшим органом по отношению ко всем общинам, епископы которых участвуют на соборе. Постановления собора как высшего органа являются обязательными для всех общин как церковный закон с момента их обнародования. Первое следствие этой обязательности заключается в том, что отпадает необходимость какой бы то ни было рецепции. Собор является органом если не всей церкви как целого, то во всяком случае части церкви большей, чем отдельная община. При новом понятии Церкви отдельная церковная община — лишь только отдельный член церковного тела и обязана согласовать свою жизнь с жизнью целого. О согласии принятия того, что постановлено целым, со стороны отдельных членов не может быть речи, наоборот, отдельные члены обязаны повиноваться этим постановлениям. Если бы отдельная община отказалась принять постановления собора, то они бы восстали против своего епископа и отпали бы от unitas ecclesiae. На соборе 252 г. разбиралось дело епископа Ферапия, который вопреки постановлениям собора 251 г. дал мир своему пресвитеру Виктору. Из письма к Фиду [263] ясно видно, что собор рассматривал себя высшей инстанцией по отношению к епископу Ферапию и считал себя вправе сделать ему формально выговор с предупреждением впредь подобным образом не поступать. В поступке Ферапия собор 252 г. усмотрел «умаление авторитета его постановлений» [264]. При старой форме собора подобного рода дело вряд ли могло возникнуть. Конечно, и прежние соборы могли отказать в рецепции постановления общины о приеме Виктора в Церковь и этим бы ограничиться. Собор 252 г. не отменил постановления Ферапия, но, как мы видели, сделал ему выговор.
Сущность рецепции заключалась в том, что одна община, как кафолическое целое, свидетельствовала об истинности решений других общин, как кафолических церквей. Утеряв кафолическую природу, община не может свидетельствовать о решениях церковного органа, стоящего над этой общиной. С другой стороны, сам этот церковный орган не нуждается в рецепции со стороны тех общин, которые он возглавляет. Если concors numerositas епископов осуществлена на соборе, то эта concors numerositas является гарантией выражения церковной воли и выражением истины, так как епископату принадлежит cathedra Petri, а вместе с тем и charisma veritatis. Только собор большего количества епископов может или определить, или отвергнуть решение другого собора. Однако это принятие или отвержение нельзя рассматривать как рецепцию, а оно есть акт высшего органа по отношению к решению подчиненного ему органа. Отсюда следует, что не все соборы обладают одинаковой властью и авторитетом, но существует иерархия соборов в зависимости от numerus episcoporum, участвующих на соборе. В этом отношении очень показательны три последних Киприановских собора (один 255 г. и два 256 г.) по делу о крещении еретиков. На первом из них был 31 епископ, на втором — 71, а на третьем, самом большом, — 87. По мере того, как нарастал спор с Римом, Киприан стремился собрать все большее и большее количество епископов, чтобы решение меньшего собора было подтверждено большим. Таким образом, решения собора не нуждаются в рецепции со стороны церковных общин. Ни один епископ не может отменить решение собора, так как всякий собор выше епископа. Поэтому с такой решительностью Киприан писал Стефану: «Только немногим отчаянным и потерянным людям может показаться незначительным авторитет (auctoritas) епископов, поставленных в Африке» [265].
Ознакомительная версия.
