Все присутствовавшие, слыша сие и видя, как такая блудница столь сильно воспламенилась стремлением к Богу, прославили Человеколюбца Бога. Блаженный Нонн немедленно послал меня, смиренного Иакова, к архиепископу поведать ему о сем. Архиепископ, услышав о происшедшем, весьма обрадовался и сказал мне:
– Пойди, скажи епископу твоему: «Отче честный, тебя ожидало дело сие, ибо хорошо знаю тебя, что ты – Божии уста, по слову Его: “Если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста”» (Иер. 15:19).
И, призвав госпожу Роману, которая была первой диаконисой церковной[266], послал ее со мною.
Когда мы пришли, то застали Пелагию еще лежавшей на земле, у ног блаженного Нонна, который едва мог заставить ее подняться, говоря: «Встань, дочь, чтобы огласиться перед крещением».
Она встала, и сказал ей епископ:
– Исповедуй сначала грехи твои.
Она отвечала с плачем:
– Если начну испытывать совесть мою, то не найду в себе ни одного доброго дела; знаю лишь, что грехи мои многочисленнее песка морского, и не достанет воды в море, чтобы омыть скверные дела мои. Но я надеюсь на Бога твоего, что Он облегчит бремя беззаконий моих и милостиво призрит на меня.
Епископ спросил ее:
– Как твое имя?
Она отвечала:
– Родители мои называли меня Пелагией, граждане же антиохийские переименовали меня Маргаритою[267] ради тех красивых и многоценных уборов, коими украшали меня грехи мои.
Тогда епископ огласил ее, крестил во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, помазал миром и причастил Пречистого и Животворящего Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа, во оставление грехов. Духовной матерью Пелагии была диакониса Романа; приняв ее от купели крещения, она провела ее из церкви в покой оглашенных, так как и мы там находились. Блаженный Нонн сказал прочим епископам:
– Будем трапезовать, братия, и возрадуемся с ангелами Божиими о том, что нашли потерянную овцу: вкусим пищу с елеем и вином ради духовного утешения.
Когда все пришли и стали трапезовать вместе с новокрещенною, бес начал вопить во всеуслышание. Человеческим голосом рыдая, говорил он:
– Горе, горе, что терплю я от этого болтливого винопийцы! О, злой старик! Не довольно ли было тебе тридцати тысяч сарацин, коих ты крестил, похитив их у меня? Не довольно ли тебе было Илиополя, который ты у меня отнял и привел к твоему Богу – а он был некогда моим, и все в нем живущие мне поклонялись![268] А теперь и последнюю мою надежду ты отнял. Что же мне делать, старец упрямый, обманщик? Не могу выносить твоих уловок. Да будет проклят день, в который ты родился, злой старик! Потоки слез твоих пролились на мое жилище и сделали его пустым![269]
Так, плача, вопил диавол пред дверями покоя, где мы были, и все там находившиеся слышали голос его. И снова, обратившись к новокрещенной, бес сказал:
– Что ты делаешь со мною, госпожа Пелагия? Ты подражаешь Иуде! Он, почтенный апостольской славой и честью, предал Господа своего, а ты то же сделала со мною.
Тогда епископ повелел рабе Божией Пелагии оградить себя крестным знамением. Она, сотворив знамение креста Христова на лице своем, сказала диаволу:
– Да отгонит тебя Иисус Христос, избавляющий меня от тебя!
Когда она сказала сие, диавол тотчас исчез.
Через два дня, когда Пелагия спала с госпожою Романою, матерью ее духовной, явился к ней диавол, разбудил ее и начал говорить ей:
– Дорогая госпожа моя, Маргарита, какое зло я сделал тебе? Не обогатил ли я тебя золотом и серебром? Не украсил ли я тебя каменьями многоценными, уборами и одеждами? Молю тебя, поведай мне: какую причинил я тебе скорбь? Что велишь мне, все исполню немедленно, только не оставляй меня и не делай из меня посмешище.
Оградив себя крестным знамением, Пелагия отвечала:
– Господь мой Иисус Христос, избавивший меня от зубов твоих и соделавший меня невестой небесного Своего чертога, да отгонит тебя от меня.
И тотчас диавол исчез.
Разбудив немедленно святую Роману, Пелагия сказала ей:
– Помолись обо мне, мать моя: лукавый преследует меня.
Романа отвечала:
– Дочь моя, не устрашайся его, ибо он теперь боится и трепещет даже тени твоей.
На третий день по крещении своем Пелагия призвала одного из слуг своих и сказала ему:
– Ступай в дом мой, перепиши все, что есть в моих златохранительницах, и все уборы мои, и все принеси сюда.
Слуга пошел и сделал, как было приказано ему. Тогда блаженная Пелагия, призвав святого епископа Нонна, все отдала в руки его, говоря:
– Вот богатства, коими обогатил меня сатана; передаю его в святые руки твои: делай с ними, что хочешь, мне же должно искать сокровищ Господа моего Иисуса Христа.
Блаженный епископ Нонн, призвав эконома церковного, отдал ему, в присутствии всех, переданные ему Пелагией сокровища и сказал ему:
– Заклинаю тебя именем Святой и Нераздельной Троицы не вносить ничего из сего золота ни в дом епископский, ни в церковь Божию, ни в свой дом, ни в дом кого-либо из клириков: но раздай все сие своими руками сиротам, убогим и немощным, дабы то, что собрано злом, было израсходовано на добро, и богатство греховное стало бы богатством правды. Если же нарушишь сию клятву, – анафема да будет дому твоему, и участь твоя с теми, которые восклицали: «Возьми, возьми, распни Его!»[270] (Лк. 23:21).
Раба Божия Пелагия ничего не оставила из своего имущества даже на пропитание себе, но питалась за счет Романы диаконисы: ибо поклялась ничем не пользоваться от богатства греховного. Призвав всех своих слуг и служанок, она отпустила их на волю, дав каждому достаточно серебра и золота.
– Я освобождаю вас от временного рабства, – сказала она им, – вы же постарайтесь освободить себя от рабства суетному миру, исполненному грехов, дабы нам, жившим в мире сем совместно, сподобиться пребывать вместе и в блаженной жизни.
Сказав сие, Пелагия отпустила слуг своих.
В восьмой день, когда надлежало ей, по обычаю новокрещенных, снять белые одежды, полученные по крещении (день был воскресный). Пелагия, встав весьма рано, сняла белые одежды, в которые была одета при крещении, и облачилась во власяницу. Взяв ветхую одежду блаженного Нонна, она тайно от всех удалилась из Антиохии, и с того времени никто не знал, где она находилась. Диакониса Романа скорбела и плакала о ней. Но всеведущий Бог открыл блаженному Нонну, что Пелагия ушла в Иерусалим, и утешал Нонн Роману, говоря: «Не плачь, дочь моя, а радуйся! Пелагия подобна Марии, которая “избрала благую часть, которая не отнимется у нее”» (Лк. 10:42).
Немного дней спустя мы были отпущены архиепископом и возвратились в Илиополь. Через три года явилось у меня желание идти в Иерусалим – поклониться святому воскресению Господа нашего Иисуса Христа[271], – и я просил епископа моего, блаженного Нонна, отпустить меня. Отпуская меня, он сказал:
– Брат Иаков! Когда придешь в святые места, поищи там некоего инока, которого зовут Пелагием: он евнух[272], весьма добродетелен и живет несколько годов в затворе. Найдя его, побеседуй с ним, и получишь от него великую пользу, ибо он – истинный раб Христов и инок, достигший совершенства.
Это говорил Нонн о рабе Божией Пелагии, которая около Иерусалима устроила себе келию на горе Елеонской[273], где некогда молился Господь наш и, затворившись там, жила для Бога. Но сего Нонн не открыл мне.
Собравшись, я пошел к святым местам, поклонился святому воскресению Господа нашего Иисуса Христа и Честному Кресту Его, а на другой день отыскал монаха, по имени Пелагия, как заповедал мне епископ мой; келию его нашел я в горе Елеонской. Келия эта отовсюду была заграждена и дверей не имела; только малое оконце увидел я в стене, постучал в него, и когда его открыли, я увидел рабу Божию. Она узнала меня, но не открыла мне себя. Я же не узнал ее. Да и как я мог узнать ту, великая красота коей так быстро увяла, как увядает цветок? Очи ее глубоко ввалились, от многого и безмерного воздержания обнаружились кости и суставы лица ее. Вся страна иерусалимская считала ее евнухом, ни один человек не знал, что то – женщина, да и я сам не ведал того: ибо епископ мой говорил мне о евнухе-иноке, и я получил благословение от нее, как от инока-мужа. Она сказала мне:
– Скажи мне, брат, ты не Иаков ли, диакон блаженного епископа Нонна?
Я дивился, что она и по имени меня назвала, и признала во мне диакона блаженного Нонна, и отвечал:
– Да, господин мой.
Она мне сказала:
– Скажи епископу твоему, чтобы помолился обо мне, ибо воистину он – муж святой и апостол Христов. И тебя, брат мой, – прибавила она, – прошу помолиться обо мне.
Сказав сие, блаженная затворила оконце и начала петь третий час. Я сотворил молитву и отошел; созерцание же ангелоподобной подвижницы и сладостная беседа ее много послужила мне на пользу.
Возвратясь в Иерусалим, я обходил различные монастыри, посещал братию, беседовал со святыми мужами, принимал от них благословение и много получал пользы для души. По всем обителям пронеслась добрая слава о евнухе Пелагии, и пример жизни его всем был на пользу. Ради сего я пожелал снова пойти к нему и утешиться душеполезною его беседою. Придя к келии его, я постучал в оконце с молитвою, дерзнул и по имени его назвать, говоря: «Отвори, отче Пелагий!»
