Схоластик внимательно слушал хозяина, глядя на него мерцающими глазами.
— Есть вещи во мне похуже, — странно жмурясь, проговорил Джеронимо, нежно поглаживая спинку кота. — Не знаю, поймешь ли ты меня? Когда я стоял в гостиной Вено, вдыхал смердящий пот донны Лотиано, и вынужден был упираться глазами в её бородавчатый бюст, я подавлял не только тошноту, но и некоторые желания… — Элиа даже привстал, — …главным из которых было… исповедуюсь в этом только тебе… желание… слегка изувечить мерзавку. — Джеронимо беззвучно засмеялся. — Стоит мне опуститься в бездну своей души, и я нахожу там зародыши ужасных злодеяний…. — Элиа изумленно заморгал. — Так вот, передо мной стояла блудница Вавилонская… Я устоял, и преодолел мимолетное, пустое искушение убийства, — весело успокоил его Джеронимо. — Преодоленный соблазн стократно умножает нашу духовную силу. Но, — снова улыбнулся он. — опять-таки скажу тебе как на духу, увидя столь потрясшую нашего Пастиччино картину на кладбище, и узнав донну Анну, я подумал, что кто-то сделал то, чего хотелось мне, хотя и с некоторыми, на мой взгляд, ненужными излишествами. Но о вкусах не спорят. Сам я не мог привлечь к Трибуналу эту мерзкую потаскуху. Блуд мне неподсуден. Но кто-то взял на себя функции палача. Из некоторых источников мне стало известно, что и две предыдущие жертвы — и ты подтвердил это — были точно такие же. Прости, если причиняю тебе боль, но ты и сам понимаешь, что «твоя донна» ничем существенным от них не отличалась… В этом удивительном случае дьяволы уничтожали дьяволиц. Ведьмаки пожирали ведьм. Ну, и пусть их, подумал я, нам меньше работы. Механизм убийств я понял. Судя по тому, что подруга твоей донны была там не единожды, нужно предположить, что они потчевали любовью королеву несколько раз, а потом, когда она уже ничего не опасалась и надоедала им, убивали её.
Элиа расширившимися глазами взирал на инквизитора. В запредельном хладнокровии и бестрепетной невозмутимости Джеронимо было что-то страшное. «Откуда ты всё это знаешь?»
— Ниоткуда. Пока это просто предположение. Донна Мирелли, поведав мне о «Giocoso lupetto», сказала, что это дело изуверского ума. У меня, как ты знаешь, такой же. Значит, поставив себя на их место, я могу мыслить, как они. Вообще-то, я бы не торопился, подождал бы, пока прирезали бы эту мертвенно-бледную истеричку Бьянку да рыжую Фриско. Хоть это и повредило бы репутации Инквизиции. Буду предельно откровенен — на расследование меня сподвигло вовсе не желание положить конец убийствам, а провоцирующий выпад донны Альбины. Она намекнула, что я пренебрегаю своими обязанностями… И тогда я поставил наказание убийц в зависимость от её желания помочь мне.
— И она помогла?
— Да. И весьма ревностно. Слишком ревностно. Но, как бы то ни было, теперь я знаю, кто они.
— Их много?
— Конечно. Всё, что я видел в прошлый раз на кладбище, наталкивало на такую мысль. Могу назвать и имена. И первое, разумеется, — Массимо ди Траппано, ибо думать, что он не знает, что происходит в подвале его замка, было бы непростительной наивностью с нашей стороны. Что касается остальных убийц — я их всех теперь знаю в лицо. — И Вианданте предельно искренне, не затрудняя себя выбором деликатных выражений, рассказал Элиа о вчерашнем приглашении донны Альбины и своём ночном улове. Вианданте не скрыл от друга ни мнения убийц о его пассии, ни своих тогдашних предположений относительно их отношений, в том числе изложил несчастному и свою версию о том, что донна Джаннини, видимо, весьма низко оценивала его мужские достоинства.
На скулах Элиа снова заходили желваки, но он промолчал. Когда же Вианданте особо выделил факт присутствия среди «волчат» брата Лауры, Элиа окаменел. Между тем Джеронимо, почесывая за ухом мурлыкающего Схоластика, закончил рассказ. «Мы не поможем применить пытку к аристократическому сословию, но в данном случае — мое показание делает её и ненужной… Я ещё не знаю, что видели денунцианты на погосте, но их рассказ будет только дополнительным свидетельством в Трибунале. Остальное добавит обыск. И этого хватит».
Элиа долго молчал. Хорошо изучив инквизитора, он понимал, что Вианданте отнюдь не сказал всего, что думает об этой истории, и ценил это молчаливое снисхождение как величайшую милость. На слова сочувствия и сострадания Элиа и сам бы теперь обиделся, ибо прекрасно понимал, что пожинает посеянное, он казнил себя и не хотел помилования. Ему даже польстило, что Вианданте говорил с ним, как с подлинно равным — равным по силе духа. Это была завуалированная, но настоящая похвала. Вообще же события сегодняшней ночи для Леваро меняли немного, разве что расширяли края бездны под ногами, и без того бездонной. Убитый своим открытием ещё в гостиной донны Лауры, Элиа давно уже не любил и не был одержим желанием отомстить. Но всё же услышанное потрясло его, как и инквизитора — запредельным уровнем мерзости. «Тебе не показалось? Линаро был с ними?»
Джеронимо воздел руки к небу.
— Толиди, стоя с ним рядом, держал фонарь, а у него был факел. Я видел его, как сейчас тебя. Не удивлюсь, что подобным же образом раньше поступил и сам Толиди. Эта Джиневра была его сестрой? И была богата и бездетна?
Элиа потрясённо кивнул, чувствовал себя просто убитым.
— Я вовсе не утверждаю, — продолжил меж тем Джеронимо, — что подлинная цель общества потаскунов-аристократов — пополнить опустевшие карманы, а не ублажить пресыщенную плоть, ибо, как я понял, не у всех там есть богатые похотливые сестрички, которым они наследуют. Возможно, некоторые там — подлинные гуманисты, гедонисты-эпикурейцы.
Элиа передернуло. Вианданте же увлечённо продолжал:
— Но гораздо интереснее то, что сказал ты. Кто мог известить обо всём этом Гоццано? Не донна ли Мирелли? Этим стоит поинтересоваться… Ей-то они чем мешали? Вот в чём вопрос. Но ответа на него не будет. Я скорее постигну Тайну Божественности в её невместимой разумом полноте, чем сумею понять сокровенные помыслы этой женщины. — Глаза инквизитора сузились и странно замерцали.
Потом Вианданте внимательно вгляделся в лицо Элиа, подумав, что обстоятельство, которое ему хотелось выяснить, не очень-то значимо в общем контексте дела, а боль, которую он может причинить своему несчастному другу — запредельно дорогая цена излишнего знания. Изуверские мозги инквизитора столкнулись с сердечной симпатией к этому человеку, и дружеские чувства смягчили дьявольскую суть вопроса.
— Ты сказал когда-то о Гоццано, что для любой бабёнки связь с ним была бы castèllo di pietra, замком каменным. Но ведь то, что верно в отношении инквизитора…
— Это неверно! Поверь, Джеронимо, не было у него никаких связей! Я не это имел в виду… Уверяю тебя…
— Я тоже… не о том.
Элиа с испугом смотрел на Вианданте. Тот уточнил:
— Ведь не только любовная связь с инквизитором обеспечит женщине защиту от любых преследований. Ты же понимаешь, то, что можно Его Святейшеству, то и его высокопреосвященства себе втихомолку позволяют. Связь с прокурором-фискалом — тоже защита…
Элиа напрягся и на холщовых полосах на плече проступили новые кровавые пятна.
— Ты… намекаешь, что меня… просто использовали? Что она… нет… — Элиа, побледнев, медленно опустился на подушку, кровь отлила от его щёк, под глазами обозначилась синева, он уставился в тёмный угол и молчал.
Джеронимо не мог поймать его взгляд и тихо проговорил:
— Нужно просто понять, насколько всё было продуманно изначально. Когда впервые возникло общество? Что они планировали такого, для чего нужно было покровительство прокурора? И планировали ли? Не навёл ли её на эту мысль Линаро, чтобы, во-первых, быть в курсе возможного расследования, а, во-вторых, случись что, чтобы с помощью сестрички избежать преследований? Или никакой связи тут нет? Ведь высказал ты ей всё не сразу… Бывала ли она там ещё до вашего разрыва, едва услышав прельстительные слова подружки? Вот вопросы, на которые желательно получить ответ.
Элиа был истомлен и обессилен. В общем-то, ему было уже всё равно — надеялась ли мерзавка его именем прикрыть свои шалости с волчатами или его мужские достоинства столь мало устраивали её, что потребовалась дополнительная помощь. Хрен был редьки не слаще.
Между тем подоспели и отоспавшиеся денунцианты, дежурившие на кладбище. Ночь была безлунной. Всё, что они видели в свете факела одного из преступников, это как двое, в которых узнали Томазо Таволу и Антонио Толиди, выгрузили в пустую могилу у склепа Джаннини изуродованный труп женщины, и сверху бросили скелет, извлечённый из склепа. После чего — ушли, погоняя ишака. «Согласно указаниям вашей милости, мы себя не обнаруживали». Уверив наблюдателей, что они поступили абсолютно правильно и могут рассчитывать на награду, Вианданте собрался отпустить их. Но тут один из них неожиданно сообщил, что на кладбище, ещё до прихода убийц, ими была обнаружена разрытая могила, кажется… детская…
