Становясь христианами, обретая контакт с невидимым миром, мы тем самым отнюдь не переносимся мистически на высший план бытия. Никто не распахнет перед нами дверей космического корабля, чтобы унести нас прочь из реального мира. (Со времен гностиков и манихеев Церковь осуждала порывы такого рода как ересь.) Напротив, наши физические тела восстанавливают связь с духовной реальностью, и мы начинаем понимать коды, с помощью которых невидимый мир транспонируется в видимый. Перед нами стоит задача, противоположная редукционизму. Мы ищем способ «возвысить» мир, наполнить его прежними чарами, увидеть в природе оркестр, воздающий хвалу Господу, в хлебе и вине — таинство благодати, в человеческой любви — отблеск Любви небесной.
Конечно, для этого Царства наш язык слишком беден. Мы говорим с Богом так, как могли бы говорить с человеком — так обыденно, «естественно». Мы чувствуем, что молитва, проповедь, пост, святые дары, посещение узников и даже чашка холодной воды, поднесенная жаждущему, — все это знаки невидимого мира.
С низшей, редукционистской перспективы всякому духовному акту найдется естественное объяснение. Молитва — это монолог, покаяние грешника — всплеск эмоций, Пятидесятница — результат возлияний. Скептик скажет, что естественное дает нам слишком мало возможностей для того, чтобы выразить сверхъестественное, запредельное.
Но вера смотрит «вдоль» луча и воспринимает естественное как код сверхъестественного. С этой точки зрения естественный мир не беден, а изобильно богат чудесами, и все чудеса достигают кульминации в Чуде чудес, когда Бог входит в «природное» тело, в человеческое тело, подобное нашему, когда Слово становится плотью.
Христос соединил в своем теле два мира, сочетал дух и материю и явил нам наконец единое, гармоничное создание, неведомое миру со времен Эдема. Богослов Юрген Мольтман произнес формулу, о которой стоит поразмыслить: «Воплощение подводит итог всему Божьему труду»[60]. Об том же говорит и апостол Павел: «Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела… ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем обитала всякая полнота, и чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, Кровию креста Его, и земное и небесное».
Когда Слово–плоть вознеслось от нас, Его Присутствие осталось с нами в Его теле — в Церкви. Наша доброта превратилась в милость Божью («Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне»). «Вы участвуете в Христовых страданиях», — говорит Петр. Наши дела стали Его делом («Кто принимает вас, принимает Меня»). С Ним происходит все, что происходит с нами («Савл, Савл! что ты гонишь Меня?»). Во Христе сплавились два мира, видимый и невидимый. Павел настаивает, что все мы — опять же буквально — «во Христе». Труд Божий завершается Воплощением, в нем — цель и итог творения.
Нам, «снизу», чудеса кажутся вторжением, прорывом сверхъестественного, потрясающего в обыденный мир. Мы жаждем подобных знамений, но «свыше», с точки зрения Бога, настоящее чудо — это явление транспозиции: человеческое тело становится вместилищем Духа, обычные дела справедливости и милосердия становятся деянием Бога на земле.
Завершить эту аналогию я хочу словами Павла, образом, которым он описал участие Христа в современном мире. К этому образу я уже прибегал, объясняя явление транспозиции. Павел называет Христа Главой тела. Мы знаем, как голова человека осуществляет руководство телом: мозг передает глазам, рукам, устам команды в виде кода, понятного этим органам. Здоровое тело подчиняется своей голове. Так и воскресший Христос осуществляет Свою волю с помощью членов Своего тела — с нашей помощью.
Молчит ли Бог? На этот вопрос я отвечу другим вопросом: молчит ли Церковь? Мы — уста Божьи, мы — Его голосовые связки. Естественное следствие столь невероятного, немыслимого транспонирования заключается в том, что мы время от времени искажаем Божью весть, либо провозглашаем ее невнятно. Порой людям кажется, будто Господь и вовсе умолк. Однако цель Его замысла — Воплощение, и в этом смысле мы можем счесть Пятидесятницу кульминацией свершившегося: голос Бога зазвучал на Земле из уст людей, которые сами не понимали произносимых ими слов.
У меня есть в Сиэтле близкая знакомая — яркая, талантливая, живая Кэролин Мартин. Кэролин родилась с церебральным параличом. Трагический парадокс заключается в том, что внешние проявления недуга — неуклюжие движения рук, невнятная речь, дрожание головы — вызывают при первой встрече ощущение, будто Кэролин отстает в умственном развитии. На самом деле мозг ее совершенно не затронут болезнью — пострадало только тело.
Пятнадцать лет Кэролин провела в сумасшедшем доме — государство не нашло для нее иного места. Ближайшими друзьями Кэролин были люди, подобные Лари, который ходит голым и питается декоративными растениями. Если медсестры не успевают убрать горшки с растениями подальше от него — и от Арлин, способной произнести только три фразы (Арлин всех называет «мамой»), то растениям приходит конец. Кэролин твердо решила покинуть это заведение и обрести свое место в большом мире.
Ей удалось наконец выбраться и завести собственный дом. Но в самостоятельной жизни простейшие дела превратились для нее в пытку. Три месяца понадобилось на то, чтобы научиться кипятить чайник и разливать чай по стаканам, не обварившись кипятком. Однако Кэролин справилась с этой проблемой и со многими другими. Она окончила школу, поступила в муниципальный колледж.
На кампусе все считали Кэролин инвалидом. Они видели, как она проезжает в своем инвалидном кресле, как сидит, сгорбившись, над специальным устройством и медленно, по букве, набирает текст в компьютере. Мало кто мог общаться с ней — почти никто не понимал ее неразборчивую речь. Тем не менее Кэролин добилась своего — пусть при этом на освоение двухлетней учебной программы у нее ушло семь лет. Затем она поступила в Лютеранский колледж, чтобы изучать библеистику. После двух лет учебы в колледже Кэролин предложили выступить перед студентами на кампусе, в местной церкви.
Кэролин много дней готовила свое выступление. Она напечатала полный текст своей речи — на каждую страницу у нее уходило примерно сорок пять минут — и попросила свою подругу Джози прочесть выступление. У Джози голос ясный, отчетливый.
И вот перед началом службы Кэролин подъехала в инвалидном кресле к кафедре. Она сидела согнувшись.
Руки ее неуправляемо подергивались, голова висела набок, почти касаясь плеча, струйка слюны стекала на блузку. А рядом стояла Джози и читала вслух изящную и глубокую проповедь на тему библейского стиха: «Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам».
Именно тогда некоторые студенты впервые разглядели в Кэролин полноценное существо, совершенно равное им. До тех пор ее разум — глубокий и сильный разум — был пленником нескладного тела, затрудненная речь скрывала ее ум от людей. Однако, слушая проповедь и глядя на девушку в инвалидном кресле, студенты переставали видеть беспомощную плоть, они начали воспринимали Кэролин как личность.
Когда Кэролин рассказывала мне об этом событии, я мог разобрать лишь половину ее слов, однако описанная ею сцена стала для меня притчей о транспонировке: совершенный разум заперт в неподвластном ему, сотрясаемом судорогами теле. Новозаветный образ Христа, Главы тела, приобрел для меня новый смысл. Я понял, какому унижению подвергает Себя Христос, оставаясь нашей Головой, и ощутил, на какую высоту Он возносит нас — члены Своего тела.
Мы, Церковь — доведенный до абсурда пример транспозиции. Увы, мы не способны дать миру неопровержимых свидетельств о Божьей любви и славе. Порой мы уподобляемся телу Кэролин и создаем у мира ложное впечатление о Божьей вести. Но именно Церковь — цель всего замысла, лежащего в основе творения. Цель, ради которой создан человек, — позволить существу, отличному от Бога, носить в себе образ Божий. Ради этого Он пошел на риск, на смерть, на унижение.
Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все. И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, надело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова.
Дабы мы не были более младенцами… но истинною любовью все возвращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена.
Для чего скрываешь лице Твое
и считаешь меня врагом Тебе?
Не сорванный ли листок Ты сокрушаешь
и не сухую ли соломинку преследуешь?
