— Вот это да! Мы чуть не попались. Ты хорошо придумал насчет одежды. Они даже не посмотрели на нас! — возбужденно прошептал Дэвид. Пару часов мы ехали, наслаждаясь свободой, пока в каком–то городке в Пенсильвании несколько полицейских не сели в поезд и не начали медленно идти по нашему вагону.
— Они ищут нас! — шепнул я приятелю. — Давай выйдем через другую дверь.
Но там меня и Дэвида уже поджидали — Виктор выдал полицейским наши планы, имена и приметы. Вскоре мы оказались в камере, где находился десятилетний мальчик, который ради денег убил бейсбольной битой пожилую женщину. От одного его вида у меня мурашки бежали по телу.
Сотрудники отдела по делам несовершеннолетних обращались с нами с особой добротой, но, боюсь, я не оценил их старания. Инспектор был христианином и говорил что–то о Боге и Его любви, но я не хотел ничего слушать, потому что имел множество предрассудков, основанных на том, что мои друзья–евреи рассказывали о христианстве.
Через три дня мы вдруг услышали, как поворачивается ключ в замочной скважине. Дверь камеры распахнулась, и перед нами предстали два инспектора.
— Ребята, вы летите домой. Собирайтесь. В аэропорту Нью–Йорка вас встретят ваши мамы и несколько офицеров полиции, так что советуем не делать глупостей.
До этого я был в напряженном ожидании, но теперь вздохнул с облегчением. Конечно, предстоящая встреча с мамой и полицейскими не радовала, но у меня появилась надежда, что подвернется удобный случай этого избежать.
Когда мы сели в самолет, нам вернули деньги и личные вещи. Ну и ну! Как глупо с их стороны, ведь именно этого мы и хотели!
Прилетев в Нью–Йорк, я и Дэвид вместе с другими пассажирами спустились по трапу и пошли к терминалу. Но, едва заметив встречающих, перепрыгнули через заграждения и побежали.
Мы ожидали услышать раздающиеся вдогонку крики или свисток полицейского, но, похоже, нашего побега никто не заметил. Взяв такси, мы поехали на север. Счетчик отсчитывал километр за километром.
— Остановите на станции, — попросил я водителя, а Дэвиду шепнул: — Не отдавать же все деньги за такси. Поездом гораздо дешевле.
— Хорошо, — ответил он, — а куда мы поедем?
— Они подумают, что мы опять подались на юг, — произнес я. — Давай отправимся на север. Как насчет Хейверстро? Слышал, это неплохой городишко. Там можно купить туристическое снаряжение и потом уйти в горы.
— Я с тобой, — сказал Дэвид.
Приехав на поезде в Хейверстро, мы купили палатку, спальный мешок и отправились в горы. Стемнело рано. Сперва мы двигались вдоль дороги, но потом нам пришлось идти через кладбище.
В детстве меня учили, что Бога нет, жизнь — просто скачок эволюции, и после смерти ничего нет. Но те же люди говорили, что существует потусторонний мир — мир духов и привидений. У нас дома иногда проводились спиритические сеансы, где вызывали души умерших. К тому же я в то время часто смотрел фильмы ужасов. Все это внушило мне, что тем, кто попадает на кладбище ночью, да еще в полнолуние, живым оттуда не выбраться. Мне все время казалось, что оборотень или вампир вот–вот выскочит из земли и убьет нас.
Тогда я еще не знал, что в Библии сказано: «Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают» (Еккл. 9:5), а чуть дальше говорится, что в могиле нет знания (Еккл. 9:10). Мне также было неизвестно, что Христос сказал: мертвые будут покоиться в могилах, пока не воскреснут при конце света. Было очень страшно идти по кладбищу, и я вздохнул с облегчением, когда мы оказались на приличном расстоянии от могил.
Когда вышла луна, стала видна тропинка, ведущая в горы. Чем выше мы поднимались, тем глубже становился снег. Мы выросли в городе и не понимали, что на вершине будет еще больше снега и, кроме того, гораздо холоднее. Наконец мы добрались до небольшой поляны, и я бросил палатку.
— Кажется, здесь не так уж плохо, — еле дыша сказал я.
— Ага! — согласился Дэвид. — Здесь нас никто не найдет. К тому же я жутко замерз и с ног валюсь от усталости.
Снег отражал лунный свет, так что мы могли кое–что разглядеть, и принялись ставить палатку, а обретя «крышу над головой», забеспокоились о пустых желудках. И хотя пальцы закоченели от холода, нам все же удалось открыть банку с бобами и разогреть ее на походной горелке.
— Я не буду выключать горелку, — сказал Дэвид, когда мы поели. — Может, в палатке станет хоть чуть–чуть теплее.
Измученные, мы, не раздеваясь, забрались в спальный мешок, постепенно согрелись и, невзирая на то, что было очень неудобно, наконец уснули.
А через несколько часов проснулись в луже ледяной воды. Тепло от горелки и наших тел растопило снег под палаткой, и мы промокли до нитки. Окоченевшие, Дэвид и я выбрались из спального мешка и уставились друг на друга. Зубы стучали от холода, а одежда прилипла к телу.
— Не знаю, как ты, но я отсюда сматываюсь, — сказал я Дэвиду.
— Я тоже, — ответил мой друг. — А что будем делать с палаткой и спальным мешком?
— Бросим здесь. Спальный мешок мокрый и тяжелый. И мне слишком холодно, чтобы собирать палатку. Ну, пошли!
Спотыкаясь, мы стали спускаться по тропе, которую к тому времени еще больше занесло снегом. Кажется, я никогда не был таким замерзшим и несчастным.
Наконец мы добрались до города, но единственное, что еще было открыто, это небольшой бар–ресторан. Мы зашли внутрь и огляделись. Там было очень уютно и тепло. В конце зала стоял бильярдный стол, а у стойки бара мы заметили нескольких посетителей, которые ели гамбургеры и картофель фри. Они оторвались от еды и посмотрели в нашу сторону. Уверен, выглядели мы жутко замызганными, но так замерзли и проголодались, что нас это не волновало.
Взобравшись на стул у стойки, я заказал гамбургер и двойную порцию картофеля фри. Гамбургер проглотил, почти не разжевывая. К тому времени, как очередь дошла до картошки, я перестал дрожать, но еще лучше почувствовал себя, когда выкурил пару сигарет. Мы начали шепотом переговариваться.
— Неплохое местечко., — сказал я Дэвиду. — Давай останемся здесь. Мне больше не хочется выходить на холод.
— Но как? — спросил он. — Они скоро будут закрываться, и нам придется уйти.
— Поиграем в бильярд, — предложил я. — Деньги остались?
— Немного.
— Станем играть, пока не закончатся деньги, а потом что–нибудь придумаем.
Мы курили сигареты и играли в бильярд до закрытия. К тому времени наша одежда высохла, и мир уже не казался таким мрачным.
— Ребята, бар закрывается. Вам пора уходить, — сказал хозяин кафе извиняющимся голосом. Мы беспомощно переглянулись.
— Не можем, — выпалил Дэвид. — Я хочу сказать, что… нам некуда идти.
— Да. Мы ищем работу, — соврал я. — Работали в Нью–Йорке, но нас уволили, а на гостиницу нет денег.
Хозяин долго молчал, не зная, по всей видимости, что ответить. Потом велел подождать и направился в кухню, к жене, но вскоре возвратился.
— Хотите остановиться здесь на несколько дней? Вы можете пожить и поработать у нас. А потом, может, подыщете себе что–нибудь.
Дэвид и я с благодарностью приняли его предложение, радуясь теплу, сухой постели и пище. Однако через несколько дней хозяин узнал правду и выдал нас властям. Мы снова оказались в полицейском участке, и на этот раз нечего было даже пытаться провести офицеров — им каждый день приходилось иметь дело с ребятами вроде нас.
Вскоре они связались с нашими семьями. За Дэвидом на следующий день приехали родители, а меня полицейский доставил в нью–йоркский аэропорт, где уже ждала моя мама
— Спасибо, офицер, — сказала она. Я видел, что мама по–настоящему обижена и сердита.
— Как ты мог так поступить со мной, Даг? — воскликнула она. — Я делала для тебя все, что только могла. Больше мне этого не вынести! С этого дня будешь жить с отцом, билет я уже купила. Рейс через час.
Ожидая самолет, мы напряженно молчали. Маму было жаль. Хотя она надела солнцезащитные очки, легко было заметить, что глаза покраснели и опухли. Когда подали самолет, мы холодно попрощались. Плюхнувшись в кресло и уставившись в окно, я был зол на самого себя и на весь мир. Меньше всего мне хотелось жить с отцом. Он такой строгий!
Приехал я угрюмым и подавленным, а в доме отца к тому же почувствовал себя нелюбимым и ненужным. На самом деле я просто не смог победить свою ревность к Бетти, моей мачехе, и ее сыну. Она очень старалась обходиться со мной хорошо, но я не давал ей ни малейшей возможности подружиться и в конце концов сделал жизнь в доме совершенно невыносимой. Тогда Бетти поставила отцу ультиматум: «Или Даг уйдет, или я». Ее категоричность никого не удивила.
Папа переселил меня в одну из своих гостиниц, и каждый день присылал за мной машину. Согласно новому распорядку, мне полагалось полдня работать в аэропорту в ангарах отца, а полдня учиться в школе. Я чувствовал себя рабом, у которого отобрали возможность распоряжаться собственной жизнью, и это приводило меня в бешенство!