Грамота царя Иоанна Васильевича была подтверждена в царствование Феодора Иоанновича (грамота 23 марта 1588 г.) и Бориса Годунова (грамота 21 января 1599 г.)[526], целый ряд грамот был пожалован Сорскому скиту при царях Алексее Михайловиче и Феодоре Алексеевиче. Последняя грамота о выдаче руженых денег пожалована в скит царями Петром Алексееве вичем и Иваном Алексеевичем в 1683 г. (РГАДА. Ф. 1441. Оп. 2. Ед. хр. № 493. Л. 13).
Чтобы получить «государеву ругу», строителю часто приходилось ездить в Белозерск, Вологду, Москву, здесь он также подавал челобитные архиерею, Патриарху, в государевы приказы в Москве о скитских делах. Такие поездки оказывались весьма хлопотными, т. к. без калачей, резных ложек и расписных братин царское жалованье воеводы и подьячие люди не выдавали. Однажды строитель Маркелл даже купил в Вологде пять лимонов, чтобы белозерский воевода Степан Никифорович Чепчагов велел выдать деньги и отписать нужную грамоту, не мешкав (ГИМ. ОПИ. Ф. 484. On. 1. Ед. хр. № 74. Л. 29 — 29 об.). А в 1612 г. он же, строитель Маркелл, поехал в Ярославль к князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому за милостыней для скита. В это время в Белозерье хозяйничали отряды польских «воровских людей», сам Кириллов монастырь находился в осаде, поэтому получать государево жалованье строителю было негде.
Путешествие оказалось очень трудным. По дороге на старца Маркелла напали казаки пана Прозоровского: «И отъехав от Рыбни (название места. — Е. Р.) три версты против Спаса привернули к лотке пьяные казаки и выхватили из носа горшки.., да качергу болшую подковану востро.., да мешечик кожаной» (ГИМ. ОПИ. Ф. 484. On. 1. Ед хр. № 74. Л. 21). В Ярославле после многих препон старцу Маркеллу удалось все–таки пройти к князю. Он подарил княжескому слуге Семену Ермолину Казанский образ Пресвятой Богородицы, после чего тот и «поставил» строителя перед князем.
Князь Пожарский оказал большую честь старцу Маркеллу, старец благословил всю его семью: княгиню Марию, сыновей Петра и Феодора и двух княжен, подарив всем по репчатой ложке. Получив милостыню на скит, строитель благополучно вернулся в Пустынь. Но через некоторое время ему вновь пришлось ехать теперь уже в белозерское село Чюжбу за хлебом. По дороге на старца «напали паны и отняли рубль скитской» (ГИМ. ОПИ. Ф. 484. On. 1. Ед. хр. № 74. Л. 28).
Получив государево жалованье, строитель раздавал его братии продуктами («запасом») и деньгами, которые именовались «зажилое». Все это он записывал в свои расходные книги: «Старцу Фоме и сыну его старцу Иосифу дано запасом шесть четвериков муки ржаной… да им же дано круп четверик да толокна четверик, да полпуда соли… сущу рыбы… полчетверика гороху… да ему же дано с сыном деньгами к запасу 10 алтын денгов мая с 14 числа июля по 14 число… да ему ж дано Фоме с сыном горшков на 9 денег» (ФИРИ. Кол. 115. Ед. хр. № 666. Л. 6). Размеры «зажилово» могли меняться, но в основном составляли один рубль или около того на месяц каждому иноку, строительское жалованье было в два раза больше, священник получал дополнительно к «зажилому» еще половину оклада, которая именовалась «поповскими деньгами».
Так, 1 июля 1673 г. строитель Феофил раздал сорским монахам: «попу Соломону зажилово рубль, да ему ж попу Соломону дано поповских служащих на месяц июнь да на месяц июль рубль; …дано старцу Нифонту зажилово рубль, …дано старцу Артемию зажилово рубль, пономарю старцу Леваниду дано зажилово рубль, сторожу Матфею дано зажилово рубль» (РГАДА. Ф. 196. On. 1. Ед. хр. № 502. Л. 4 об. — 5). Послушание уставщика оплачивалось дополнительно, как строительская или священническая служба: «старцу Нифонту дано зажилово за прошлыя месяцы, на апрель да на май, да на июнь три рубли; ему ж старцу Нифонту дано за устав за семь месяцов на апрель, на май, на июнь, на июль, на август, на сентябрь, на октябрь по пяти алтын на месяц, итого 35 алтын» (Там же. Л. 6 — 6 об.).
По традиции древних скитов, общей трапезы в Нило–Сорской пустыни не устраивалось, каждый пек хлеб и питался отдельно, ведь у всех была разная мера поста. Строитель «кормил» братию, т. е. делал общую трапезу, только на престольные и большие двунадесятые праздники, и в дни именин членов царской семьи.
Об этом также сообщают приходно–расходные книги Нило–Сорского скита: «февраля во день 2, на празникы Сретения Господня, в ските на братию и на молебщиков мирских людей стол был, изошло хлеба печеного… дано 31 алтын три денги, солоду ржаного и ячного на квас полосмины, дано 15 алтын, рыб всяких болших и малых на 17 алтын, масла и круп, чесноку и луку… на 5 алтын, на 4 денги…» (РНБ. СПб ДА. А 46. Л. 8 об.); «мая в день 7, на память преподобнаго отца нашего Нила, в ските братье и мирским людем молебщиком на корм хлеба и солоду на квас, и рыбы, круп и масла, и всяково харчю куплено, денег издержано рубль, 32 алтына, две денги» (Там же. Л. 9). Кроме того, на двунадесятые и большие праздники братия получали в «потешение» и «за труды» (за совершение молебна) небольшое денежное вознаграждение: так, на праздник Богоявления Господня в 1673 г. строитель Феофил дал «братии празнишново 7 алтын одну денгу», а «в день 12 святыя мученицы Татияны на царевнин ангел дано братии за молебен 4 алтына 4 денги» (РГАДА. Ф. 196. On. 1. Ед. хр. № 502. Л. 20 об.).
Нужно заметить, что таким праздником, когда братии непременно полагался корм или «празнишное», был день памяти преподобного Нила Сорского: в том же 1673 г. строителем Феофилом было «дано братье за прошлыя месяцы, что дается от молебна по 4 денги и на царския ангельския, и на Господския празники с месяца майя с седмаго числа (т. е. со дня памяти основателя пустыни. — Е. Р.) им за кормы, за все про все: строителю старцу Феофилу — 16 алтын 4 денги, старцу Нифонту — 16 алтын 4 денги, пономарю старцу Леваниду 16 алтын 4 денги…» (Там же. Л. 11 об.).
Благодаря деятельности строителя иноки скита почти не имели «житейских попечений». Как и в лаврах Палестины, монахи Нило–Сорской пустыни получали из скитской казны продукты и утварь, дрова оплачивали из собственных средств. Келья являлась монастырской собственностью. Новоначальные монахи, приходя в Нилов скит, получали келью со всем необходимым для жизни: иконами, книгами, посудой, «орудиями келейными». Об этом сообщает «Повесть» Плешкова[527]. Такой обычай существовал и в древних египетских скитах. Пресвитер Руфин заметил в своем описании, что в пустыне Келлий для новопришедших устраивали кельи со всем необходимым из пожертвований братии. «К вечеру пришельцы, входя в келлию, находили там в полной готовности все необходимое, так, что нельзя было усмотреть решительно ни в чем никакого недостатка»[528].
Скитские иноки не имели послушаний, т. е. не работали на общих монастырских работах, как монахи общежительных монастырей. Строили церкви, мостили мосты, мшили стены в кельях, починивали печи в Нило–Сорском скиту наемные люди, которым платил строитель из скитской казны (в лавре Саввы Освященного также работали наемные мирские люди для «послужения братии») (РНБ. Кир. — Бел. № 23/1262. Л. 295 об.). «В амбар жерновы поднимал, дал наймитом денег 8»[529], «дал сторожю Архипу денег 6, что делал мост через ручей к Чюдотворцу», — записывал строитель скита в разделе «расход денгам»[530]. Если инок делал для скита какую–нибудь работу: выгребал щепы из построенной кельи, писал книгу в скитскую библиотеку, — то ему за исполненное рукоделье тоже платил строитель скита: «уставщик старец Иосаф отписал предание Чюдотворца Нила, …строитель дал 6 алтын денег 5», «да пономарь отгребал от церкви щепы, дано ему денег 6»[531], «дано пономарю старцу Власию да сторожу Ивану.., от чистки к скиту по дороге лесом заломило, 3 алтына 2 денги»[532]. Монахи не участвовали ни в каких строительных работах, не работали в поле — устав запрещал им частые выходы из кельи и долгое пребывание вне ее.
Ружное (государево) обеспечение, которое скит получал до начала XVIII в., несомненно, отличало Нило–Сорский скит от египетских и палестинских скитов, для которых пожертвования не являлись главным источником пропитания иноков. Так, в скиту святого Макария Великого принимались приношения, но они уходили на содержание больниц, устроенных при церкви для престарелых и больных монахов. Когда поступало большое пожертвование, для братии устраивались общие трапезы. Но в основном иноки кормились от трудов своего рукоделия[533]. В лаврах Палестины пожертвования, как свидетельствуют жития святых Саввы Освященного и Евфимия Великого, уходили на содержание самого монастыря[534]. И хотя лаврские иноки получали от монастыря пропитание и одежду, но взамен они отдавали эконому свои изделия[535].
По принципу своего обеспечения Нило–Сорский скит был ближе к тем афонским скитам, которые располагались на монастырских территориях. Из описания игумена Иоакима следует, что афонские скиты были двух видов: расположенные близ монастырей и самостоятельные. Первые получали обеспечение от своих монастырей (своего рода ругу), а иноки самостоятельных скитов содержались за счет своего рукоделия и случайной «милостыни». «Третий чин скитяне, в пустынех живуще и в горах, в пределех коегождо монастыря, каждый монастырь имат предел свой отделен, по разказу царей и патриаршеском, и корм скитяном от монастырей им есть, прочие ж рукоделием живуще, и тии молят Бога непрестанно…»[536]
