— Ах, я бы рассказала тебе, но сейчас не могу, потому что тебе нужно немедленно уйти. Мама говорит, что я должна оставаться здесь до конца дня совершенно одна.
— Тогда я уйду, дорогая, но не плачь так. Если ты была непослушна и сожалеешь об этом, то Иисус и мама простят тебя и будут любить, как и прежде, — сказала Элси, опять целуя сестру, а затем, выпустив ее из объятий, поспешно вышла из комнаты со слезами сочувствия на глазах.
Маленькая Элси отправилась на верхнюю веранду, чтобы успокоиться, прежде чем присоединиться к другим детям. Там она нашла маму, которая медленно расхаживала взад-вперед.
— Моя Элси тоже встревожена? — спросила миссис Травилла, останавливаясь и протягивая дочери руку.
— Из-за Ви, мама, — ответила, всхлипывая, Элси и, взяв мамину руку, прижала ее к губам.
— Да, бедная малышка! Моя сердце тоже болит о ней, — сказала миссис Травилла, и ее глаза наполнились слезами. — Я рада, что мои дочери проявляют друг к другу любовь и сочувствие.
— Мама, я предпочла бы остаться с Ви, чем быть с другими детьми. Можно?
— Нет, доченька. Я сказала ей, что она должна провести остаток дня в одиночестве.
— Да, мама, она мне говорила и не позволила остаться с ней даже на минуту, чтобы я могла выслушать о ее горе.
— Это правильно.
Время тянулось для Виолетты очень медленно. Тот вечер ей показался самый длинным в ее жизни. Наконец, она услышала знакомые шаги, и через мгновение уже оказалась в объятиях папы.
С негромким возгласом радости, Ви обняла отца за шею, отвечая поцелуем на его поцелуй.
— О, как я рада! — сказала она. — Но, папа, ты должен уйти, потому что никто не должен быть со мной. Я…
— Папе можно, — сказал мистер Травилла, садя дочь себе на колени. — Значит ты рассказала маме о своем непослушании?
— Да.
— Я рад этому. Все рассказывай обо всем своей маме. Если ты не послушалась ее, то никогда не медли ни минуты в том, чтобы прийти и во всем сознаться.
— Да, папа. А если я буду непослушна тебе?
— Тогда приходи и сознавайся мне. Если ты хочешь быть счастливым ребенком, не имей тайн от отца и матери.
— Я должна рассказать тебе о том, что произошло, папа?
— Поступай как считаешь нужным, поскольку мама все равно уже обо всем знает.
— Папа, я боюсь, что вы больше не будете любить такую непослушную девочку.
— Мама всегда любит тебя одинаково сильно, и я тоже, потому что ты — наша дорогая доченька. Когда мама сказала мне о том, что ей пришлось наказать нашу маленькую Ви, у нее на глазах были слезы.
— Ох, я так сожалею, что заставила маму плакать, — сказала со слезами девочка.
— Грех всегда, рано или поздно, приносит с собой печаль и страдания, моя девочка. Помни об этом, а также о том, что Иисус спас нас от наших грехов именно потому, что Он любит нас.
После непродолжительной беседы, во время которой Виолетта рассказала отцу ту же историю о своем проступке, что и маме, мистер Травилла ушел. Девочка опять оставалась одна до тех пор, пока не пришла няня, которая принесла ужин: чашку жирного, сладкого молока и хлеб из муки грубого помола. При виде такой пищи аппетит разыгрался бы у любого эпикурейца.
— Иди, миленькая, вытирай свои мокрые глаза и скушай этот ужин, — сказала няня, элегантно выставляя содержимое подноса на маленький столик, который перед этим поставила перед ребенком и застелила красивой, свежевыглаженной парчовой тканью. — Это чистые сливки, а хлеб — вкуснее не бывает. Можешь скушать столько, сколько захочешь.
— Мама так сказала, няня?
— Да, деточка, и больше не проливай таких слез. Старая нянечка любит тебя как свою жизнь.
— Но я была очень непослушной, няня, — сказала, всхлипывая, Ви.
— Да, мисс Виолетта, дорогуша, и мы все были непослушны, но добрый Господь прощает нас ради Иисуса, если мы сожалеем и больше не намерены так плохо поступать.
— Да, няня. Ох, как жаль, что ты не можешь остаться со мной! Ты должна уйти, потому что мама сказала, чтобы я была одна.
— Да, дорогая, и если вы захотите еще чего-нибудь покушать, только позвоните, и няня сразу же придет.
Служанка положила на стол перед Виолеттой маленький серебряный колокольчик и, бросив на заплаканное лицо девочки нежный, сострадательный взгляд, ушла.
Юным Травиллам иногда отказывали в лакомствах из-за плохого поведения, но им всегда разрешали утолять свой детский аппетит изобилием полезной, питательной пищи.
Ви съела свой ужин с большим удовольствием, и он ее очень утешил. Как часто наши взгляды на жизнь проясняются, благодаря хорошей, полезной еде, которая не обременяет органы пищеварения! Ви вдруг вспомнила с чувством облегчения, что самое худшее в ее неприятностях — исповедание — уже позади, и наказание также почти исчерпано.
Спустя совсем немного времени, в комнату вошла мама, и, посадив дочь на колени, поцеловала и простила ее.
— Мама, я так сожалею о том, что не послушалась и расстроила тебя! — прошептала Виолетта, опять заплакав. — Потому что я очень-очень люблю тебя, дорогая мамочка.
— Я знаю, доченька, но я хочу, чтобы ты намного больше сожалела о том, что не послушалась Бога, Который любит тебя сильнее, гораздо сильнее, чем твои родители, и дает тебе все доброе в твоей жизни.
— Да, мама, я уже несколько раз попросила у Бога простить меня ради Иисуса и знаю, что Он простил.
— Да, если ты просила от всего сердца, то я уверена, что Он простил, потому что Иисус сказал: «Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам».
Возникла небольшая пауза, во время которой Виолетта устраивалась поудобнее на руках у мамы, после чего спросила с дрожью в голосе:
— Мама, — она вздохнула, — будешь ли ты мне еще доверять после этого?
— Так же как и прежде, дитя мое, потому что я уверенна, что ты полностью раскаялась в своем грехе против Бога и меня.
— Спасибо, дорогая мамочка! Ох, надеюсь, Бог поможет мне никогда больше не быть непослушной.
Совесть делает каждого из нас трусом.
Во время прогулки вечером того дня Мета была не в самом радостном и общительном расположении духа. Ей досаждали укоры совести, и она была мучима страхом, что Виолетта — такая юная и невинная, и совершенно не умеющая скрывать что-либо от своих родителей — хотя и ненамеренно, но все же расскажет об участии Меты в совершенном проступке.
— Мета, что с тобой? — спросил в конце концов Герберт.
— С тех пор как мы вышли, ты не произнесла ни одного веселого слова.
— Я не больна, — последовал лаконичный ответ.
— Значит ты в плохом настроении, и тебе следовало оставаться дома, — прямо ответил брат.
— Ах, не дразни ее, — сказала маленькая Элси. — Может, у нее болит голова, а я по себе знаю, что от этого ты становишься унылым и иногда даже сердитым.
— Ты — сердитая? Я не поверю, что ты когда-либо была такой в своей жизни, — сказал Герберт. — Я всегда видел тебя только радостной, как майское утро.
— Дети, не ссорьтесь, а лучше помогите мне нарвать этих красивых цветов, чтобы усыпать ими могилы на том холме, — сказала Рози Динсмор.
— Наши могилы, — сказал Эдди тихо. — Да, давайте. Но, тетя Рози, я не думаю, что нам можно туда идти.
— Можно, — ответила она. — Там сейчас работает дядюшка Джо. Он пропалывает и подрезает розовые кусты.
— Тогда я нарву много вот этих красивых, — сказал Эдди, наклоняясь, чтобы сорвать очаровательные, разноцветные цветы, которыми была во всех направлениях усыпана бархатистая трава под их ногами.
— Как красиво! Они такие милые! И некоторые из них чудесно пахнут! — восклицала Элси, быстро наполняя корзинку, которую несла в руке. — Как добр Бог, что дал нам столько прекрасного!
— Да, — ответила Рози, — мне немного жаль срывать их со стеблей, потому что они увянут и умрут, но здесь их так много, что этой потери будет совсем не заметно.
— И когда мы усыпаем цветами наши могилы, этим мы почитаем память умерших, правда, тетя Рози? — спросил Эдди.
— Почему ты говоришь «наши могилы», как будто, уже похоронен в них? — засмеялся Герберт.
— Идем, — сказала Рози. — Думаю, мы уже нарвали достаточно цветов.
— Ох, тетя Рози, там внизу, вон в той лощине цветов еще больше, и они еще красивее! — воскликнула Элси.
— Но нам хватит и этих. Твоя корзинка и так полна. Мы зайдем в ту лощину на обратном пути и нарвем немного цветов для наших мам.
— О да! Это будет лучше, — сказала Элси, охотно соглашаясь.
— А я пойду сейчас и нарву цветов, достойных памяти умерших, — сказала Мета и бросилась бежать в направлении лощины.
— Мета любит показывать свою независимость, — сказала Рози, улыбаясь. — Мы не будем ее ждать.
Дети взобрались на холм, толкнули ворота низкого ограждения и вошли. Они были очень тихими, потому что их юные души были покорены торжественной тишиной этого места. От мысли об умерших, чей прах лежит на этом кладбище, все были охвачены чувством благоговения.
