Император Александр I, вступивший на престол после Павла I, был человек высокой души, благородного стремления и мягкого сердца. Вся его деятельность направлена была ко благу своих подданных, без различия национальностей и вероисповеданий. Лишь только он вступил на престол, как немедленно расширил права поляков и круг их действий в области бывшего Литовского государства. Все важнейшие отрасли управления перешли в их руки, и эти лица, пользуясь сильным влиянием в порученных им сферах управления, стали всякими способами оказывать содействие латинизации униатского народа. Католические ксендзы целыми толпами, как некогда при Павле I, стали разъезжать по областям бывшего Литовского государства и объявлять, будто бы правительство русское предписало немедленно присоединить к латинству всех униатов. Униатские церкви захватывались насильно, и крестьяне поневоле принимали латинство. В этой непомерной ревности к скорейшему переводу униатов в католичество дело дошло до того, что некий экс-иезуит Шантырь задумал ввести в практику Униатской Церкви латинскую мессу и совершенно вывести из употребления славянскую литургию, но так как большинство униатских священников не только не понимало латинского языка, но и не умело читать по-латыни, он напечатал латинскую мессу польскими буквами. Затея его, однако, не удалась.
В то время как латиняне употребляли усилия слить унию с католичеством, среди униатов образовался кружок лиц, поставивший своей целью противодействовать насильственному совращению своих собратий в латинство, а также, очистив унию от латинских нововведений, приблизить ее к православию и к постепенному воссоединению с Православной Церковью. Во главе этого кружка стоял известный архиепископ Ираклий Лисовский. Притеснения, чинимые католиками униатам, побудили Лисовского послать в Петербург протоиерея Ионна Красовского с жалобой на униженное положение Униатской Церкви. Посольство это имело успех. Чтобы ослабить фанатическое влияние католического духовенства на униатов, русским правительством в 1803 г. запрещено было обращать униатов в католичество, а затем, в 1804 г., в число членов католической коллегии, которой императором Павлом I были подчинены униаты, были включены униатский епископ и три асессора из среды униатского духовенства. Членом коллегии назначен был Брестский епископ Иосафат Булгак, оказавшийся впоследствии человеком чисто католических убеждений. В 1805 г. коллегия была разделена на два департамента: католический и униатский. Председателем последнего назначен был Ираклий Лисовский. Чтобы придать больше значения Униатской Церкви, по ходатайству Лисовского в 1806 г. была восстановлена униатская митрополичья епархия, на кафедру которой был возведен Лисовский со званием митрополита. Еще в царствование Екатерины Великой он начал очищение униатского исповедания от латинских примесей. Укрепив свою власть, Лисовский задумал окончательно освободить униатские монастыри от католиков, но это ему не вполне удалось; он смог только значительно подорвать силу базилиан в крае и поднять значение белого униатского духовенства. С целью сближения унии с православием Лисовский собственной властью ввел в своей епархии неискаженные греческие обряды, служил по московскому служебнику, отрастил себе бороду, учредил при Полоцком кафедральном соборе епархиальную семинарию для 50 священнических детей, отняв для ее обеспечения у полоцких базилиан незаконно присвоенные ими богатые имения, завещанные Полоцкой униатской епископии. Для получения же семинаристами высшего образования хлопотал об открытии в главной духовной латинской семинарии при Виленском университете отдела для греко-униатов.
Приближаясь к смерти, Лисовский оставил завещание, в котором умолял русское правительство принять все меры для спасения унии от латинизации или, по крайней мере, вверить Униатскую Церковь такому человеку, который был бы продолжателем начатого им дела. Лисовский умер в 1809 г. Его преемником на митрополию был назначен Луцкий епископ Григорий Коханович, Полоцким же епископом — протоиерей Иоанн Красовский. Отечественная война заставила на время забыть униатский вопрос, и Коханович умер в 1814 г., не сделав ничего существенного для защиты унии. Серьезным кандидатом на митрополию был Иоанн Красовский, которому и было поручено управление кафедрой, но вследствие интриг митрополитом назначен был Булгак, Красовский же попал под суд. Его обвиняли в нетрезвости, в жестокостях, в нарушении католических уставов и т.п. Из членов судной комиссии за Красовского стояли только двое — литовский каноник Василий Маркевич и протоиерей Луцкой епархии Иосиф Семашко. Министр исповеданий князь Голицын был настроен враждебно против Красовского, и дело последнего закончилось лишь при преемнике Голицына — Шишкове. Красовский был оправдан и переведен на кафедру в Луцк, где вскоре и умер скоропостижно, по общему мнению современников, от яда, поднесенного врагами.
Дело, начатое Лисовским и Красовским, однако, не заглохло, его продолжал брестский епархиальный униатский капитул (совет при епископе). Капитул этот еще в 20-х гг. XIX в. выступил на защиту прав униатского духовенства, попираемых базилианами, сторонниками латинизации Униатской Церкви. Члены брестского капитула сначала обратились за содействием к митрополиту Иосафату Булгаку, но когда тот не внял их просьбам, то подали министру иностранных исповеданий докладную записку, в которой просили: а) принять зависящие от него меры к обеспечению униатского духовенства от вредного на него влияния базилианского ордена; б) подчинить этот орден местным епископам; в) секуляризировать (упразднить) те базилианские монастыри, которые в разные времена незаконно захватили имения и разные фундуши, ранее принадлежавшие Униатским церквам; г) завести для духовного воспитания униатского юношества семинарии; д) основать институт для образования девиц духовного звания. Когда об этом узнали базилиане, то повели против угрожающей им опасности сильную атаку и благодаря заступничеству поляков, занимающих высшие посты в русской администрации, одержали победу: брестскому капитулу строго было воспрещено восставать против базилиан, а равным образом и против латинского духовенства.
Такое распоряжение русского правительства ставило Униатскую Церковь в зависимость от латинизаторов-базилиан и в будущем могло привести ее к окончательной латинизации, но судьба Униатской Церкви разрешилась иным путем. Подготавливалось полное воссоединение униатов с Православной Церковью путем возвращения униатского обряда к прежней чистоте, которое и проведено было мощной рукой главного деятеля по воссоединению — митрополита Иосифа Семашко.
Глава XXIII
ВОССОЕДИНЕНИЕ УНИАТОВ В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ I B 1839 г. ИОСИФ СЕМАШКО (1798—1868)
В истории Западно-Русской Церкви личность митрополита Иосифа Семашко является настолько колоссальной, что в ней, точно в фокусе, отразилась почти полувековая история тех времен, когда литовско-русский народ, опутанный рабскими сетями латинства, прозрев, возгорелся святой ревностью освободиться от царства лжи и обмана и снова возвратиться в лоно матери своей — Православной Церкви.
Иосиф Семашко родился в селе Павловке Липовецкого уезда Киевской губернии 25 декабря 1798 г., т.е. в тот день, в который двести лет назад папа Климент VIII утвердил буллой унию, провозглашенную на Брестском униатском Соборе 9 октября 1596 г. Дед Семашко, Тимофей Семашко, был униатским священником еще при польском владении и за приверженность к русским чуть не попал на виселицу. Отец и мать его были униатами, жили в нескольких шагах от православной церкви и хотя сами не посещали ее, но по праздникам и воскресным дням посылали туда своего сына, который после возвращения рассказывал родителям все, что он слышал в церкви, и какие там читались Апостолы и Евангелия. Первоначальное воспитание Семашко получил в доме своего отца, который, владея 50 десятинами земли, занимался чумачеством, т.е. возил в Крым хлеб, а из Крыма— соль, или с Дона, пока в 1811 г. не был рукоположен в униатские священники. Вспоминая свое детство, Семашко в своих записках рассказывает о сне, который однажды видел его отец. Снилось отцу, что он вел своего сына, т.е. его, Иосифа, за руку по чистому безграничному полю к какому-то уединенному зданию. Перед ними открыли дверь в первую и вторую залы. С открытием третьих дверей перед их глазами показались пышные палаты, одна другой великолепнее, наполненные людьми чем дальше, тем, по-видимому, более знаменитыми. Но в эти двери и далее пустили только его, малютку, перед отцом же его двери закрылись. Когда отец Иосифа, после окончания им гимназии, отправлял его в университет, то вспомнил этот, по его мнению, пророческий сон и на прощание сказал: «Помнишь, сын мой, пустое, безграничное поле — это жизнь, которую ты получил от меня; дверь в первый зал — это домашнее воспитание, второй зал — гимназическое учение; то и другое ты получил от меня; в третьи двери мне уже за тобой не последовать. Ступай с Богом, пусть Он тебя проведет по этим пышным палатам». И предвещенное во сне сбылось. Будучи от природы любознательным, Иосиф Семашко еще в отроческие годы прочитал Библию три раза и знал ее содержание; найдя же в библиотеке своего отца некоторые исторические книги, прочитал их с таким вниманием, что изучил по ним римскую и английскую историю. Как малоросс, он любил пение, которое в Малороссии неразлучно связано со всякими семейными торжествами и со всякими домашними и полевыми работами. Особенно он любил церковное пение, находя в нем высокое духовное наслаждение. Десятилетним отроком он был определен в Немировскую гимназию и после ее окончания поступил для дальнейшего образования в главную семинарию при Виленском университете, в которой воспитывалось 34 католических и 16 униатских воспитанников. Живя в главной семинарии среди латинян, не мог он не поддаться влиянию товарищей и начальства, пропитанных насквозь польско-католическим духом. Но это увлечение скоро прошло, как только в его руки случайно попались сочинения, изданные в Австрии и направленные против злоупотреблений папской власти. Чтение их отрезвило его, и из семинарии он вышел не только без всяких предубеждений против Православной Церкви, но и с сильными предубеждениями против Римской. Между студентами семинарии тогда все русское не только презиралось, но и изгонялось. Взять в руки русскую книгу считалось великим преступлением и даже предательством. И вот однажды, как рассказывает в своих записках Семашко, товарищ его Антоний Зубко (впоследствии епископ) достал как-то номер старинного журнала «Улей», и они стали вдвоем просматривать его в классе до прихода учителя. Какой поднялся шум, когда увидели это студенты. «Разве такие нам нужны священники, кричали они, которые... сочувствуют России!» И они должны были немедленно спрятать журнал. Этот тлетворный, антирусский дух, пропитавший духовную атмосферу семинарии, Семашко не коснулся. Он только побудил его глубже вникнуть в те ненормальные и крайне несправедливые отношения, какие установили поляки по отношению к русскому народу. Обладая недюжинными способностями и отличаясь к тому же образцовым усердием к изучению наук, Семашко в 1820 г. окончил курс высшей семинарии первым магистром и получил назначение в Луцк в качестве кафедрального проповедника и профессора богословия в тамошней семинарии. Желая посвятить себя служению Церкви и своему народу, он, отказавшись от семейной жизни, принял сан безженного иподиакона, а вскоре и диакона, и был назначен местным епископом Иаковом Мартусевичем заседателем Луцкой консистории, где хорошо познакомился с консисторскими делами. На 23 году жизни он был рукоположен в сан священника и после смерти официала Гачевского стал заведовать всеми консисторскими делами. Так как консистория вела переписку с гражданскими властями только по-русски, Семашко принялся за изучение русского литературного языка и вскоре основательно его усвоил. В 1822 г., на 24 году жизни, иерей Семашко назначен был асессором (заседателем) второго департамента (униатского) Римско-католической коллегии в Петербурге. Изучая униатские дела, он был поражен теми злоупотреблениями, которые царили в департаменте в обиду Униатской Церкви и в пользу католицизма. Делами департамента заведовал в то время прокурор коллегии Крыжановский, фанатический католик, который, действуя безапелляционно, направлял все поступающие туда дела во вред унии и в угоду католицизму, и если что и делал для унии, то только в пользу базилиан, получая за это от них большие деньги. Особенно подействовало на него дело о насильственном присоединении к Римско-Католической Церкви 20 тыс. униатов. Со вступлением Семашко в департамент произволу прокурора положен был конец. Современники Семашко рассказывают, что когда он являлся в общее собрание коллегии (униатов и латинян), то приводил в смущение находящихся там представителей латинства, так как был тверд и непреклонен в защите униатов, требуя для них справедливости, и побивал своих оппонентов знанием законов.
