124
Термин μόχθος, как и термин πόνος, имеет значение не только «труда», но и «страдания, мучения»; этот второй смысл также здесь подразумевается.
Образ неба как сферы вечного и Божественного бытия в противоположность бытию земному и тленному, весьма часто встречается в святоотеческой письменности. Так, для св. Григория Двоеслова «небо» в подобном образном понимании является целью человека, ибо тождественно созерцанию Бога, Его «сиянию славы», «небесной любви» и т. д. См.: №-^ег Z. Hauptfragen der Moraltheologie Gregors des Grossen. Freiburg in der Schweiz, 1946. S. 128–139.
Выражение «Дух огня» (τό Πνεΰμα τοΰ πυρός), скорее всего, восходит к Деян. 2, 3–4. Вообще же образ огня как символ Бога и Божественного бытия, постоянно употребляется отцами Церкви. Например, преп. Макарий, беря за исходную точку своих рассуждений Лк. 12, 49, говорит: «Ибо есть горение Духа, оживотворяющее сердца (εστ< γάρ πύρωσίς τοΰ πνεύματος ή άναζωπυροΰσα τάς χαρδί'ας). Поэтому нематериальный и Божественный огонь просвещает души и искушает их как неподдельное золото в горниле, а порок попаляет, как терния и солому» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 204).
Букв.; двоедушия (διψυχίας); в христианской литературе этот порок часто понимался в качестве противоположности веры. Ср. «Пастырь Ермы», где «двоедушие» («сомнение») определяется как «лукавое, неразумное и многих, даже весьма верных и сильных, отторгающее от веры. Ибо это двоедушие (сомнение) есть дщерь диавола и сильно злоумышляет против рабов Божиих» (Rermos. Le Pasteur / Ed. рar R. Joly // Sources chretiennes. № 53. Paris, 1958. P. 184). В целом этот порок связан с той религиозно–нравственной раздвоенностью человека, которая возникла в результате грехопадения. «Святоотеческое восточное богословие понятие о религиознонравственной раздвоенности одного духовного начала сообщает в учении о двух умах, действующих в человеке. «Ибо два, точно два во мне ума», — говорит, например, св. Григорий Богослов. «Один ум идет к свету, а другой — во мрак, один увеселяется земным, а другой восхищается небесным». Будучи свойственной духовному началу вообще, раздвоенность, естественно, проявляется в отдельных состояниях этого начала в частности. Кому из боголюбцев здравомыслящих неизвестны колебания духовного в себе начала то в сторону добра, святости, то в сторону зла, греха? В человеке есть, например, по естеству любовь, которая должна иметь своим предметом Бога; между тем вместо пламенения к Богу она часто соединяется с вожделением плоти. В уме человека есть по естеству ревность, которая должна быть ревностью по Богу, но она сплошь и рядом превращается в преступную ревность одного против другого. В уме есть гнев по естеству, чтобы отвращаться от зла, но вместо этого гнев нередко направляется на вещи, совершенно бесполезные» (Поножярее П. П. О спасении. Вып. I. Казань, 1917. С. 55–56).
Фраза «в роде и роде» (χατά γενεάν χα< γενεάν) вызывает некоторое затруднение. Сама по себе она является устойчивым словосочетанием, постоянно встречающимся в Псалтири (Пс. 32, 11; 44, 18; 60, 7 и т. д.), где обозначает некую постоянную величину, сохраняющуюся на протяжении многих человеческих поколений. Возможно, св. Аммон подразумевает это значение фразы («из поколения в поколение»), и тогда его мысль состоит в том, что стяжание Святого Духа в полноте обретается благодаря молитвенному труду и добродетельной жизни нескольких поколений благочестивых христиан (этому соответствует и образ возделывания земли, воздающей сторицей лишь за многолетний труд над ней). Ср. также Ин. 4, 36: «Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут. Ибо в этом случае справедливо изречение: «один сеет, а другой жнет»». Но возможно также, что указанная фраза имеет и просто смысл многолетних усилий на протяжении одной человеческой жизни, обозначая постоянство и настойчивость в достижении главной цели человека — соединения с Богом.
Эти слова св. Аммона, вероятно, могут служить указанием на то, что практика изменения имени при пострижении в монашество восходит к древнейшим временам иночества. С этим связана и широко распространенная уже в древней Церкви идея рассмотрения пострига как таинства, аналогичного Таинству Крещения («второе крещение»). См.: Morin C. L'ideal monastique et la vie chretienne des premiers jours. Namursi, 1944. P. 71–88; ^o&inson N. F Monasticism in the Orthodoxes Churches. London, 1916. P. 57–59.
Св. Аммон приводит цитату с небольшим изменением. Дидим Слепец по поводу этого изменения имени Сары замечает, что с одним «р» оно означает «малость» (μιχρότης ερμηνεύεται), а это предполагает образ жизни новоначального в духовном преуспеянии (τον ε<σαγωγ<χον τρόπον). То же имя с двумя «р» толкуется как «начальствующая» (όρχοΰσα), что указывает на «совершенство добродетели» (ή τελείοτης τ^ς αρετής). См.: Did^me F'^oeMg/e. Sur la Genese. T. I / Ed. рar P. Nautin et L. Doutreleau // Sources chretiennes. № 233. Paris, 1976. P. 266.
В тексте, вероятно ошибочно, «мы».
Отцы–подвижники различали два вида печали (λύπη). Первый вид — «печаль–грех», возникающая вследствие неудовлетворения (или неполного удовлетворения) страстных желаний. Она угнетает человека и есть, по словам св. Григория Богослова, «грызение сердца и смятение». В своем крайнем выражении такая печаль приводит к чувству безнадежной тоски, мрачной апатии и разрешается своего рода «духовной смертью» человека. Другой вид печали — «печаль по Богу», возникающая из недовольства человека своим наличным духовно–нравственным состоянием. Она, наоборот, «возбуждает и поддерживает в человеке живую, энергическую активность, вызывает его на аскетический подвиг всестороннего совершенствования как с отрицательной (очищение сердца от страстей), так и с положительной стороны (приобретение добродетелей). В таком случае «печаль ума» является «драгоценным Божиим даянием» (св. Исаак Сирин)» (Зярмн С. Указ. юч. С. 284–288). Печаль, о которой говорит св. Аммон, стоит, безусловно, ближе ко второму виду печали, хотя и не тождественна полностью ему. Это — «печаль о ближнем», истинное сочувствие его скорбям и искушениям, которая побуждает человека к молитвенному подвигу и неусыпному прошению за других.
Букв.; от самих себя; но у св. Аммона речь идет, скорее всего, об исходе части братии из обители, связанном с обычным монашеским искушением — тяготением к перемене места.
Речь идет о, так сказать, «лжетеплоте» или «псевдоблагодати», противоположной подлинной благодати и несовместимой с ней. Посредством такой «псевдоблагодати» диавол прельщает людей неискушенных и не обладающих достаточным духовным опытом, то есть не стяжавших еще способности «духовного различения».
Эта мысль о «трех волях» намечается и в одном из изречений св. Аммона, дошедшем только в сирийском переводе. Здесь некий инок спрашивает авву, как следует поступать человеку, начинающему какое‑либо дело? На это авва отвечает, что человеку прежде всего следует понять причину, побуждающую его к действию: исходит ли такое побуждение от Бога, от сатаны или от него самого? Лишь первое он должен осуществлять, а два других побуждения устранять, чтобы не быть пойманным в ловушки бесов. После этого человек должен обратиться к Богу, чтобы Он помог ему осуществить Божие, а затем и приступать непосредственно к делу. Тогда он будет прославлен Богом (сирийское изречение № 24). Позднее (в VII в.) аналогичное учение о «трех волях» развивал преп. Анастасий Синаит.
Ср. одно поучение преп. Орсисия, который призывает иноков к полному послушанию: «Будьте покорны отцам со всяким послушанием (смж ожи о^е^еийя), без ропота и разных помыслов, соединяя с добрыми делами простоту души, чтобы, исполненные добродетелей и страха Божия, вы удостоились усыновления Божия (я^ярйоие етз)» (Преподобного отца нашего Орсисия аввы Тавеннского Учение об устроении монашеского жития. М., 1858. C. 37). Текст: BacAf R. Das Vermachtnis des Ursprungs. Studien zum fruhen Monchtum I. Wurzburg, 1972. S. 98.
Ф. Но в примечании к этому месту высказывает предположение, что св. Аммон находился в отсутствии, на некоторое время покинув свой монастырь.
Человекоугодие (άν^ρωπαρεσχε<α) всегда рассматривается в христианской письменности как нечто, находящееся на полюсе, противоположном добродетели, и препятствующее добродетельной жизни. Так, Евагрий в трактате «К Евлогию монаху» (приписываемом преп. Нилу) говорит: «Добродетель не ищет славословий (εύφημ'ας) от людей, не услаждается почестью — этой матерью зол. Ибо начало почести — человекоугодие, а конец ее — гордыня. Домогающийся почестей — превозносит себя и не может перенести уничижения» (PG. Т. 79. Col. 1097). Св. Григорий Палама в сочинении «К инокине Ксении» называет страсть человекоугодия «самой тонкой (λεπτοτατόν) из всех страстей». Под власть ее подпадают те, которые творят добрые дела ради славы человеческой. И тогда они, получившие в удел жительство на небесах, вселяют сляеу свою е мереть (Пс. 7, 6); молитва их не восходит к небу, и всякое их старание (σπούδασμα) падает ниц, ибо лишено крыльев Божественной любви, на которых наши земные дела возносятся горё. Поэтому они труды несут, но награды не получают. Они плодоносят лишь позор (αισχύνη), непостоянство помыслов, пленение и смятение мысли. И о таких людях говорится: Господь разсымя костм ^елоеекоу^однмкое (Пс. 52, 6) (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ ΤΩΝ ΙΕΡΩΝ ΝΗΠΤΙΚΩΝ. ΤΟΜΟΣ Δ.' ΑΘΗΝΑΙ, 1977. Σ. 103).
