Одного алтайца крестили в храме. Стоял большой чан воды, в которой он должен был креститься. Крестным отцом у него был его дядя, тоже алтаец, и, конечно, уже крещеный.
Во время чтения священником молитвы с призыванием Святого Духа на ту воду новокрещеный был спокоен. А его дядя вдруг, в ужасе и удивлении, закричал:
— Это и со мной так было? Это и со мной так было? Оказывается, в этот момент он увидел, что с купола церкви сошел огонь на воду.
Крестивший священник (после, вероятно) подробно допросил его и доложил архиерею. Вот он и послал о. Иннокентия под присягой расследовать это дело; что и подтвердилось. Бумаги об этом я видел и разбирал по смерти еп. Иннокентия.
Все люди — совершенно добросовестные. Епископ — святой жизни: алтаец-дядя — "дитя природы": он бы и выдумать чего-либо подобного не мог; и все было проверено специальной ревизией; а я — читал обо всем этом.
Дух Святой сошел на воду, как и в день Пятидесятницы на апостолов в виде огня.
Этот случай я расскажу в сокращении: он — длинный. В Уфимской области (это было за семь лет до революции) на одном "погосте", т. е. на церковном хуторе, жил псаломщик: с ним жила жена и (кажется) четверо детей, и бабушка. Жизнь была бедная. К несчастью, он был еще алкоголик. С ним пила и мать. Печь топилась плохо. И зимою бабушка сидела на печи, к ней лезли дети: Христина (лет 12), Степка (лет 7) и Мария (лет 3), а четвертый ребенок был еще на руках.
Отец помер. Жить стало еще труднее. Детей пустили "по миру" нищенствовать. Ходила и маленькая Мария. По вечерам они приходили домой и, замерзшие, лезли к бабушке на печь. Там они, вероятно, "ужинали": хлеб да вода. А бабушка учила их молитвам. Особенно она заповедовала читать "Богородицу".
Потом, по смерти отца, мать отправилась с 3 детьми в город Уфу и хотела пристроить детей в приюты. Исходила все, что могла; везде отказывали: мест нет! А уже наступил вечер. Тогда мать, купив им по калачику, велела им дожидаться ее, а сама бросила их на произвол [судьбы] и отправилась домой…
Они ждали-ждали мать и стали сами ходить по городу, ища ее. Это было зимою, за неделю до праздника Рождества Христова. Так случайно они дошли до храма Успения Божией Матери.
Самая маленькая, Мария, говорит, что в трудную минуту бабушка велела читать "Богородицу". И они втроем стали читать эту молитву. Вдруг из Церкви выходит "тетенька в черном", с закрытым лицом, — как после рассказывали они о Ней, — взяла одной рукой Марию и повела всех троих в дом против церкви, отворила калитку и ввела их в дом, а Сама исчезла. Хозяйка дома лежала больная в постели. В кухне шли разговоры; шум, плач… Кучер, татарин Абдул, хотел уже отправить детей в полицию, но заступилась экономка, Анисия Ивановна. Хозяйка вызвала горничную Пашу в спальню к себе и распорядилась оставить детей: их вымыли, одели в чистое белье (оставшееся от детства девочки и мальчика) и уложили спать. Хозяйка, по телефону, упросила архиерея Н-ла приехать к ней. И он старался выяснить все. Вызвали сторожа: оказывается, в этот вечер не было никакой службы; а от "тетеньки в черном" не было по снегу никаких следов.
Архиерей решительно и сразу пришел к заключению, что была Божия Матерь, так как дети читали "Богородицу".
На другой день архиерей поехал в женский монастырь: Христину определили в женскую школу при монастыре, Марию взяла на воспитание м. казначея, веруя, что за это поправится ее больной брат. К этому же дню воротились с зимней охоты муж и сын хозяйки: Степку приняли в приют.
Мать, видя, что ради ее детей можно эксплуатировать "господ", была отделена от них; и им дали новую фамилию: "Мерзлые".
О последующем не буду рассказывать. Упомяну лишь об одном: брат казначеи К-ой (не знаю: тот ли, за которого она взяла на воспитание сироту Марию, или другой) пришел к нашей, самой бедной церкви, прося себе приюта. Мы его устроили; таким образом, Божия Матерь отблагодарила казначею.
Все это рассказывала та самая хозяйка, в доме которых приняли сирот. Она и сейчас жива: ей идет 90-й год.
Она же мне рассказывала другой случай — совершенно необыкновенный.
До Уфы они жили в Волынской губернии. Там муж затеял создать фарфоровую фабрику: глина для этого была прекрасная. Но дело кончилось крахом. И им грозила нищета. Хозяйка однажды лежала после обеда в спальне — поперек кровати, чтобы не пачкать ботинками одеяла. И мрачные мысли шли ей в голову.
Вдруг она слышит, что кто-то вошел в соседнюю комнату. Она тотчас же вышла туда. Перед ее главами стоит живою старая ее знакомая по имению — давно умершая.
— Прасковья Димитриевна! Это — вы?
Но та, не отвечая на ее вопрос, говорит:
"Ваше положение трудное, но не впадайте в отчаяние. Сына Николая не отдавайте никому. А С. Н. тотчас же пусть едет в Петербург к сыну моему (он тогда был секретарем у генерала Куропаткина. — М. В.), и от моего имени прикажите ему устроить дело".
И она — точно растаяла.
С. Н. скоро пришел домой. Жена рассказала ему про явление умершей. Тотчас же, без малейшего сомнения, он выехал в СПб. И все дело их устроилось прекрасно.
А сын Николай должен был быть усыновленным дедушкой (отцом самой рассказчицы). А после этого дедушка и его знакомый купец выкупили их имение. Все кончилось благополучно.
А если бы рассказывать подробно, то мы увидели бы целый ряд сплетений, которые совершенно ясно свидетельствуют о дивном Промысле Божием…
Но я хотел рассказать о явлении умершей — из загробного мира.
Я был еще молодым иеромонахом и служил секретарем у архиепископа Финляндского (впоследствии — патриарха) Сергия. Он был членом Синода. Жил на Ярославском подворье, и я с ним.
Однажды вечером приходит сельская женщина, лет 45–47. Высокая, здоровая, но очень смиренная. Муж ее, тоже высокий, был пожарным на судостроительном заводе, и тоже скромный. Жили они очень дружно; детей у них не было — Бог не дал! Казенная квартирка, приличное жалованье, здоровы. Казалось, все хорошо. Муж на работе. Она, сидя пред "красным углом" с образами, около правого окна, вдруг говорит сама с собой:
— Уж как нам хорошо живется!
Вдруг из иконы Иоанна Предтечи выходит совершенно явственно будто Креститель, во весь рост, и говорит ей:
— Если хорошо живется, то принеси жертву Богу — зарежь себя!
Ей стало так страшно и так мучительно забилось сердце, что она взяла уж нож, чтобы пырнуть себя в грудь… Как это не случилось — я теперь не помню ее рассказа. Но только с тех пор стало "представляться" (или: "вержиться"; русское слово от корня — ввергать, бросаться в глаза), — так она сама мне сказала: то кошка по потолку бегает головой вниз, ногами вверх, то в храме ведро с огурцами падает и т. п. Иконы Иоанна Крестителя она стала уже бояться: я велел ей принести ее ко мне. Икона в высоту вершков в 8, а в ширину вершка 3. За стеклом. В коричневой рамке.
И вот она меня спросила: что же ей делать? Молодой монах, я не мог сказать ей чего-либо особенного, — и потому посоветовал ей исповедаться и причаститься, а потом я с ней пойду до квартиры и отслужу молебен с водосвятием. Она послушалась без возражений. У меня же исповедалась: какая чистота и смирение! Я дивился. После обедни и причащения мы сходили к ней и отслужили молебен.
Прошла еще неделя. Она пришла снова в храм наш. Я спросил у нее, каково у нее теперь состояние? Она спокойно ответила: — Все благополучно!
После я спросил у своего духовного отца: отчего это случилось с ней?
Он сказал: оттого, что она похвалилась — "хорошо живется". Враг не выносит этого и после похвал старается всячески вредить. Но конец этой истории был в Валаамском монастыре. Там я увидел юродивого, лет 30… На другой день он лежал в страшной горячке (вероятно, у него было до 40°). И среди разговора он вдруг, — ни с того ни с сего, — начинает рассказывать мне:
— А я знаю женщину: у нее кошки бегали по потолку, огурцы падали в церкви и проч.
Я поразился! Он же никогда и не был в СПб (родом он — олонецкий); а я в это время даже и не думал, и не вспоминал об этой женщине! Вдруг он, умно смотря мне в глаза, говорит, как совершенно здоровый:
— А ты думаешь, ты большое дело сделал?
Я молчу, удивленно смотря на него. Он же продолжает:
— Если бы она вытерпела, из нее вышла мученица, а теперь нет страданий, нет и награды!
И опять стал говорить, как глупый.
Это мне рассказывала одна почтенная интеллигентная старушка в Сан-Франциско, в Америке. Я расскажу об этом кратко. Ее зазвала подруга прогуляться в лес: они тогда были еще девушками. Но там уже оказались два юноши: у них были худые намерения. Эта девушка бросилась бежать и дорогой читала "Богородице Дево, радуйся". Но впереди оказался крутой овраг. Перекрестившись, она с молитвой, не размышляя, бросилась вниз. И благополучно вышла на другой берег.
