"Смотрите, ...чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу" (Кол.2.8). Психоанализ содержания коллективного "эго" и его проявления показал бы всю сложность нездоровых, неудавшихся исторических формаций. Он выявил бы бесплодность переноса вины на женщину через "комплекс Адама" — явно мужской комплекс: "Жена дала мне от древа..." (Быт.3.12). Только Христос, который "один без греха", может осуществить единственный в своем роде животворящий перенос, ибо Он есть абсолютно Невинный и поэтому абсолютная Жертва: "Истребив бывшее о нас рукописание, которое было против нас. Он взял его от среды и пригвоздил ко кресту" (Кол.2.14). И поэтому с тех пор нормаль-ньш является только "да будет" в Боге — беспредельное возрастание; мужское и женское осуществляют себя друг через друга и поют Своему Богу, пока существуют, — вечно. Но любовь между мужчиной и женщиной профанировали еще прежде, чем поняли, что она такое. Нигде мы не найдем такого количества лжи, потому что именно в любви — самое глубокое стремление к истине, в любви слышен голос самого бытия. Если масса, толпа все больше погружается в эротическое болото, которое так быстро вызывает "тошноту", то эрос ждет своего часа; но этот час может быть только последним. Любовь не принадлежит к будничному порядку, но — к порядку последнего дня, потому что сама ее полнота есть симптом иного зона; она выходит за пределы истории и говорит уже на другом языке — на языке аграфа св. Климента.
"Бог есть любовь" (1Ин.4.8) — это утверждение указывает не на свойство или отношение, но на Божественную сущность. Также и человеку по образу Божьему предлагается осуществить любовь в самом своем существе. И тогда становится понятным, что слова: "...нехорошо быть человеку одному" (Быт.2.18), выражают вовсе не сентиментальное умиление, но некое точное соответствие истине внутрибожественной троичной жизни. Эти слова обращены не только к одинокому человеку, но также и к бесплодному и немыслимому монотеизму с одним единственным Лицом — однако через посредство толкования Божественной истины человеком как ее образом: "Нехорошо, чтобы Ипостась была одна"[368]. "Нехорошо" потому, что это немыслимое одиночество противоречило бы Божественной сущности — быть Любовью, быть в одно и то же время Одним и Троицей: "три святости и три света в Единице". И именно потому, что Бог есть Троичная Любовь, Его священный круг раскрывается для общения, и Он любит мир "до конца" (Ин.13.1). Это "до конца" — не мера, но отсутствие меры, и именно на этом уровне эпиталама Царствия приглашает человека в единстве его противоположностей.
• 4 • В своей биполярности[369] (anima и animus) каждая душа, по образу Деисиса, есть одновременно невеста и друг Жениха. Преп. Иоанн Лес-твичник говорит, что надо любить Бога "как свою невесту". Однако, типологически более сильно выраженная, душа принадлежит либо к типу Пресвятой Девы, "ее рода", либо к типу горячего ревнителя Иоанна Предтечи. Дифференциация означает границы, определяемые харизма-ми[370], в которые вписывается всякое человеческое существо; нарушение этих границ создает путаницу.
Призыв к совершенству относится ко всем, но он предполагает разнообразие даров и служении. Существование духа в теле всегда представляет собой существование, само себя трансцендирующее. Оно может быть ориентировано горизонтально, может распространяться и преодолевать препятствия с целью навязывания своего идеала и создания ценностей. И оно может быть ориентировано вертикально, может открывать мир ценностей в своей собственной сущности, двигаясь в направлении интериоризации, и затем жить ими естественным образом.
Библейский термин Esser-kenegdo, относящийся к женщине, означает помощницу, которая предстоит лицом к лицу (Быт.2.18). В большей степени интериоризованная, более укорененная, женщина чувствует себя удобно и непринужденно в пределах своего существа и старается раскрыть свои дары, чтобы претворить свою собственную личность в светлую и ясную симфонию. Она изнутри наполняет мир своим присутствием. Женщина — сообщница времени; время не "длится" для нее, пртому что она несет в себе значительную долю вечности; она — в состоянии беременности. Мужчина выходит за границы своего существа; его харизма — стремление к экспансии, расширению — заставляет его смотреть за пределы самого себя. Он стремится к усилению всех своих энергий, которые обеспечивают ему распространение в мир; он превращает космос в свое внешнее тело, чтобы достигнуть максимума своей мощи, которой он наполняет мир, утверждая себя в качестве хозяина и господина. Этим двум типическим экзистенциальным акцентам отвечает тот порядок вещей, о котором говорит Библия. Мужчина призван владычествовать над землей(Быт. 1.28), возделывать сад (Быт.2.15), проявлять творческую и изобретательскую способность своего духа. И ему дается женщина как помощница, которая его вдохновляет и восполняет; предназначенная для того, чтобы рождать, охранять, быть источником жизни и родником святости, женщина видит около себя мужчину, для которого она — невеста, супруга и мать. "...Слава мужа", по апостолу Павлу (1 Кор. 11.7), женщина в своей сияющей чистоте является как бы зеркалом, которое отражает лицо мужчины, открывает его себе самому и тем самым его исправляет. Интуитивное восприятие конкретного и живого, в противоположность всякой абстракции, указывает в женщине на дар прямого проникновения в существование другого. Это — способность непосредственно, помимо рефлексии, постигать неуловимое в человеческой личности. Благодаря этой способности она "помогает" мужчине понять самого себя и осуществить смысл своего собственного существа; она исполняет его, расшифровывая его судьбу. Именно через женщину мужчина легче всего становится тем, чем он должен быть[371].
В этом вся диалектика духовного материнства. Слова апостола Петра: "Да будет украшением вашим ... сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно перед Богом" (Шет.3.3-4) обращены к женщине и содержат целое женское евангелие; они очень точно определяют основную харизму женщины: порождение сокровенного сердца человека (homo cordis absconditus; о kryptos tes kardiou anthropos). Мужчина более склонен интересоваться тем, что касается его самого; материнский же инстинкт, как на браке в Кане Галилейской, немедленно обнаруживает духовную жажду самого мужчины и находит евхаристический источник, чтобы ее утолить. Непосредственная связь с Духом Истины побуждает женщину ставить перед мужчиной вопрос об истине — по поводу его самого, мешать ему устраиваться в истории или уничтожать историю. У Гераклита есть удивительный по глубине образ — образ лука и лиры. Уже само греческое слово bios, имеющее двойное значение, весьма показательно. Оно означает одновременно "жизнь" и "лук", стрелы которого несут смерть. Лук есть натянутая тетива или струна; будучи "сублимированным", многострунный лук становится лирой и вместо смерти производит музыку, гармонию. Мужской инстинкт разрушения ("отец войны") может быть "настроен" женщиной и сублимирован, претворен в инстинкт жизни, созидания культуры и культа: "...народы ... перекуют мечи свои на орала, и копья свои — на серпы" (Ис.2.4).
В условиях дробления науки и техники женщина сообщает дух интеграции, свойственный sophrosyne — целомудрию ее природы, а в коллективистском распаде или ложном демократизме указывает мужчине на свое собственное достоинство, на неповторимую ценность своей личности. Современный мужчина обесчеловечивает мир всеми формами объективации; для материнского же инстинкта никакая объективация органически невозможна. Таинственные взаимоотношения между матерью и ребенком не имеют ничего общего с "объектами", и становится понятно, почему именно женщина заботится о человеческом облике, как о своем ребенке, видит в нем абсолютную, ничем не заменимую ценность; тем самым женщина гуманизирует и персонализирует мир. Она всегда будет инстинктивно защищать примат бытия над теорией, действия — над абстракцией, интуиции — над постулатом.
Но женщина спасет мир только в том случае, если будет ощущать благоговейный трепет перед служением мудрых дев евангельской притчи (Мф.25.1-13), если она действительно станет — как "благодатная", следом за Пресвятой Девой — вратами Царства, путеводным образом, "великой обольстительницей" (в смысле Кьеркегора).
• Во исполнение великой педагогической задачи инициации именно женщине надлежит образовывать в каждом ребенке "инока" — иное существо, "совершенно другого" как свидетеля о "совершенно Другом". Она обладает даром проникновения "нутром" в тайну веры и таинств. Слушая наставления Церкви, верующий уже ощущает в себе то, что получил от женщины-матери, — таинственное "чувство Бога", внутреннюю склонность, неистребимую тоску по Царству.
