Христианская жизнь устремлена к предельному. Напряжение, создаваемое этим устремлением, соответствует не моральному совершенству человеческих усилий, но участию в трансцендентном действии Бога. Речь идет не о деятельности ума, улавливающего Бога, но о деянии Бога, улавливающего нас; речь идет не о том, чтобы знать, но чтобы быть познанным Богом (Гал.4.9). Именно на уровне этого улавливания мира Богом — улавливания окончательного, принадлежащего к Парусии — царственное священство в своих творческих ответах по-разному выражается в мужчинах и женщинах. Общее свидетельство принимает очень конкретные формы в зависимости от особого харизматического состояния.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ХАРИЗМЫ МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ
• 1 • Если майевтическое искусство Платона помогает умам рождать мысли и если обольстительное искусство Кьеркегора выявляет очевидности, то Иоанн Предтеча' крестит и рождает в зон Духа. Учитель правды, он исполняет эту правду вместе со Христом и таким образом приобретает власть судить о человеческом. Он взвешивает его на весах Иова, оценивает и определяет человеческие призвания и заставляет их осуществлять, чтобы свершалась судьба. Пресвятая Дева полагает слова жизни в Свое сердце; Оранта — молящаяся. Она слушает песнопение своей собственной тайны. Она вся — Рождество, тайна судьбы, "Она непрестанно рождает Слово"2. Запечатленный Духом Святым, "человек бесконечно превышает человека", выходит за границы человеческого, ищет и находит Царствие, в нем преобразуя мир. Именно ради этого претворения судьбы даются харизмы и дары — как дождь с неба, без меры, "благодать на благодать". Служения и достоинства дополняют друг друга: "...все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение" (Еф.4.16). Но в истории нарушение равновесия человеческих составляющих неизбежно приводит к тому, что вопросы ставятся неправильно. Таков "вопрос о женщине": когда мужчина ставит его изолированно, он изолирует самого себя, отрезает от прозрачных источников жизни, ставит под вопрос свою собственную искусственность и оказывается неактуальным. Мы уже достаточно говорили о существе дела: речь идет о мужчине и о женщине, даже глубже — о мужском начале и о женском начале в их взаимодополнительности; не о некоторых аспектах сотрудничества по договоренности в некоторых ограниченных областях, а о взаимной конвергенции в совершенно новой реальности, отсутствие которой обрекает человека на незавершенность. Мужское и женское начала антиномичны. Это значит, что в естественном порядке они несовместимы. Они проявляют себя как дополнительные только в порядке Благодати, во Христе. В этом все значение таинства брака. Нужно уточнить смысл дополнительности, чтобы предотвратить неверные решения. Мужское и женское по причине своей неповторимости исключают всякий общий знаменатель, который позволил бы им устремиться к осуществлению невозможного синтеза.
С другой стороны, как обращенные лицом друг к другу и созданные Самим Богом, они никак не могут быть сведены один к другому. И наконец, взятые такими, какие они есть — вне жизни в таинствах, — сопоставленные и просто поставленные рядом, навсегда чужие друг для друга, они отражают в самом своем взаимном притяжении лишь бесконечность расстояния: падение. Откровение предлагает решение, при котором один включает другого, ничего не устраняя и ничего не уродуя в другом. Такой синергизм — во взаимном достижении полноты — возводит истинную сущность каждого даже выше первоначального прообраза в адамовой природе. Чем больше мужчина и женщина углубляют свой собственный тип и делают это не в отдельности, но в архетипичес-кой взаимности, тем больше их способность к полному усвоению положительного ядра друг друга и тем самым к достижению своей собственной истины. Опасный антагонизм полов разрушается не только монашеским радикализмом; он может быть действительно преодолен не иначе как через взаимное духовное обращение. Его элементы, в метафизическом смысле супружеские и единосущные, находят свою высшую точку в Том, в Ком нет ни мужчин, ни женщин, ибо во Христе порочное разделение перекрывается полнотой совпадения противоположностей.
Однако всякое эоническое видение предполагает свою melanoia: решительную перемену, которая доносит раскаяние до самых корней всех способностей человеческого духа и вызывает "воздерживание от суждения" перед очевидностью истины, чтобы она говорила сама[360]. Из сознания исчезают все случайные, чисто психологические и исторические свойства, и оно открывается к абсолютно девственному — во взгляде Божьем, открывающемся в Библии.
"И Дух и невеста говорят: прииди! И слышащий да скажет: прииди! Жаждущий пусть приходит и желающий пусть берет воду жизни даром" (Откр.22.17). "Вот, я делаю последнего, как первого" (ср. Откр.22.13). Адам и Ева будут воссозданы в форме архетипического единства: Пресвятая Дева и Иоанн Предтеча, интегрированные во Христа; единение, предображенное в двух полюсах каждой души: каждый есть одновременно "раба" и "друг Жениха".
В единстве будущего века каждый найдет в своей собственной ипос-тасной действительности способ присвоения единой и общей для всех природы — во взаимной и всемирной прозрачности всех и каждого: сияющие отражения супружеского единства, но не монад, а мужского и женского в их целостности — два измерения единой Полноты воссозданного Адама; каждый будет центром сознания мужского начала, и каждый будет центром сознания женскогоначала.
Но уже сейчас надо нейтрализовать удушающее влияние на ум произвольных представлений, которые действуют в силу привычки, через коллективный психоз бытующих мнений. Совершенно необходимо настаивать на возвращении к источникам, к библейским истинам, которые оказываются удивительно ясными: "...не хорошо быть человеку одному" (Быт.2.18); "...ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе" (1 Кор. 11.11); "Что Бог сочетал, того человек да не разлучает" (Мф. 19.6); Царство наступит тогда, когда двое будут одно. Святоотеческая мысль добавляет еще одно тонкое и последнее уточнение: брак есть лишь пророческий образ будущего века, человечества in slalu naturae integrae [в состоянии целостной природы].
Сугубо мужской мир, в котором женская харизма не играет никакой роли, все больше становится миром без Бога, так как у него нет Матери и Бог не может в нем родиться. Показательно то, что в этой атмосфере открыто утверждается гомосексуальность. Болезнь психического раскалывания, несостоявшаяся интеграция мужского и женского элементов души, порождает мужчину либо полностью сосредоточенного в своем подсознании, в женской части своей души, что влечет его к мужскому началу, либо полностью пребывающего на поверхности своего сознания, в той части, где он многобрачен, и тогда это порочная бесконечность донжуанства. Эти явления очень показательны для душевного состояния, которое теряет всякую чувствительность по отношению к ар-хетипической женской ценности: ценности матери-девы. Слишком мужской мир недооценивает свои вечные истоки: прозрачный источник девственной чистоты и материнскую утробу, которая принимает Слово и рождает Его, чтобы сделать из мужчин Его служителей.
• 2 • Символизм сохраняет свое значение, и мужчина ничего не может здесь изменить. Мир начинается в Адаме-мужчине и кончается в новой Еве — Богородице; человечество — это супруга Агнца. У истоков бытия, в тайне событий, которые решают судьбы, так же, как и у истоков жизни, стоит женское начало: Ева — Мария — Жена, облеченная в солнце[361]; вот почему против Евы немедленно поднимается змий[362] (Откр.12.1-3). Именно жене дано обещание, что она будет попирать голову змия. Мужчины "медлительны сердцем, чтобы веровать" (Лк.24.25), как сказал Господь Иисус Христос на пути в Эммаус; и когда жены-мироносицы, которые просто и без сомнений "вспомнили слова" Господа (ср. Лк.24.8), возвещают апостолам радостную весть о Воскресении, то тем показались слова их пустыми, и они не поверили им (Лк.24.11).
Пол, сильный в своей мистической чувствительности к "силам" и в своей восприимчивости к Благовещениям, женщина также по своему сильна в ситуации прямой встречи со злом. Святость, как проявление онтологического целомудрия, прогоняет силы тьмы благодаря своей коренной несовместимости с ними[363]. Эта девственная чистота есть в самом сильном смысле образ Святого: "И да бегут от лица Его ненавидящие Его!" Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня (Пс.67.2-3). Церковь поет эти стихи на пасхальной заутрене, празднуя победу над смертью. Жизнь и смерть не могут сосуществовать. В этом же смысле надо понимать мысль, встречающуюся у некоторых святых отцов, что Воскресение удивило Сатану, что он был обманут, как рыба, попавшаяся на крючок. Христос не берет ад приступом, но, следуя по нисходящей кривой человеческой судьбы[364], Он появляется в его бездне — и врата адовы сокрушаются сами, поскольку не могут устоять в присутствии Жизни; бесовское "исчезает в дыму и тает, как воск", в присутствии Святого.
