В конце концов, шейх Муса поднял змею и одним ловким движением обернул вокруг своей шеи на манер дамского шарфика. Теперь змея казалась окончательно усмиренной и даже столь унизительное обращение со своей персоной восприняла без всякого видимого протеста.
Змеелов снял крышку с корзины, поднес змеиную голову к ее разверстому чреву и одним только словом приказал рептилии самой забраться внутрь. Кобра без промедления скользнула в плетеный сосуд, и вскоре ее гибкое тело полностью исчезло в его сумрачной глубине. А далее случилось то, что должно было случиться — увидев на дне корзины большого скорпиона, кобра, резко изогнувшись, метнулась прочь из корзины и попыталась удрать. Муса повторил свою отрывистую команду, змея на секунду заколебалась, а затем вернулась в свою темницу. Змеелов захлопнул крышку и накрепко привязал ее к корзине.
Что же сейчас начнется в корзине? Я живо вообразил себе злобного скорпиона и свирепую кобру, сцепившихся в смертельной схватке, теряясь в догадках — кто же из них победит? Или же, объединенные общей угрозой, они будут сидеть тихо, не мешая друг другу?
Муса обратил ко мне свое усталое, но довольное лицо. Демонстрация прошла успешно.
Теперь нас окружала многочисленная толпа зрителей, чье мужество возрастало по мере того, как уменьшалась опасность, позволяя им подкрадываться к нам все ближе и ближе. Если первоначальное их число составляло около полусотни, то теперь оно выросло раза в два, поскольку на Востоке новости распространяются с поразительной быстротой. Масса людей всех сословий — от нищих до почтенных эфенди, взрослые и дети, стоящие вокруг и лежащие прямо на земле, не сговариваясь, устроили настоящую овацию одержавшему победу заклинателю.
— Слава шейху Мусе! — трижды прокричал дружный хор.
* * *
Два дня спустя, вернувшись домой из краткой поездки вверх по Нилу (я навестил там одну пожилую леди: она была факиром-отшельницей и уединенно жила в своей хижине на одном острове), я снова увидел шейха Мусу: он сидел, скрестив ноги, на веранде и терпеливо ожидал моего появления. Шейх с улыбкой поприветствовал меня, и я, сняв с головы тропический пробковый шлем, пригласил его в дом на чашку чая, но от чая он вежливо отказался, сообщив мне, что желает лишь побеседовать.
Проговорив со мной примерно час, заклинатель змей решил сделать меня своим учеником.
— Вы будете не только моим первым учеником-европейцем, но и вторым моим учеником вообще, — сказал он.
Я сразу же уловил намек. Первым учеником был его собственный младший сын, которого он обучал на протяжении нескольких месяцев, чтобы тот смог унаследовать семейную профессию после смерти отца. А когда мальчик освоил тайное знание, Муса отправил его в пустыню одного, впервые отказавшись пойти вместе с ним, только и сказав на прощание:
— Твое обучение закончилось. Иди и поймай сам свою первую змею.
Мальчик ушел и не вернулся. Отец отправился за ним и нашел его мертвым.
Он лежал, согнувшись пополам; на его лице застыло выражение невыносимой муки, всегда предваряющей смерть от змеиного укуса.
Как объяснил мне шейх Муса, заклинатель змей
— это не только профессия, но и призвание, то есть человек должен быть от рождения предрасположен к этому занятию. У его сына не было заметно такой предрасположенности, но отец все равно выбрал его, желая передать свое ремесло по наследству. В любом случае, как он сам мне сказал, у него было еще три сына, и когда пришла старость, а вместе с ней — предчувствие скорой смерти, он понял, что должен передать секреты своей профессии одному из них.
Муса дал мне понять, что я — не наследник его дела, а только почетный его ученик, и заставил меня пообещать, что я никогда не сделаю змеелов-ство своим заработком. Он не стал подробно объяснять мне причины подобного запрета, но можно было догадаться, что он сам был посвящен в тайны своего ремесла лишь после того, как пообещал не раскрывать эти тайны никому, кроме одного из членов собственного семейства, которого он должен был избрать своим наследником. Очевидно, целью этих ограничений было сохранение тайного знания в пределах семьи, что должно было способствовать поддержанию ее высокого статуса, профессиональной исключительности и, следовательно — материального благополучия. Муса сообщил, что его учителем был, соответственно, его собственный отец — шейх Махмед; последнего же обучил ремеслу его отец, дед Мусы.
Про деда своего Муса рассказал мне одну историю, доказывающую необходимость строгого контроля над эмоциями при ловле змей. Однажды в конце лета его пригласили очистить от змей большой дом, что он и сделал, собрав изрядную «коллекцию» всевозможных рептилий. На свободе оставалась лишь одна змея, принадлежавшая к некрупной, но очень ядовитой разновидности гадюк. Она «окопалась» в норе на кухне, наотрез отказываясь покинуть свое убежище. Заклинатель вызывал ее снова и снова, но все безрезультатно. Наконец, потеряв терпение, дед Мусы, вместо очередного заклинания, закричал:
— Раз ты не хочешь выходить ко мне, я сам до тебя доберусь!
С этими словами он просунул руку в нору и попытался поймать гадюку, что ему и удалось. Змею он вытащил, но при этом она успела укусить его за большой палец. Острые зубы прокусили кожу и впрыснули в кровь смертоносный яд. Когда яд распространился по всей руке, та распухла как бревно и совершенно почернела. А уже через несколько минут злополучный змеелов был мертв. Накопив за много лет своей работы изрядный иммунитет, он, тем не менее, в одночасье лишился его. Такова опасность профессии змеелова, — сказал мне шейх, — но на все воля Аллаха.
Очевидно, что змееловство — вовсе не та профессия, которую стремится освоить великое множество молодых египтян, поскольку я слышал и о других несчастных случаях, происходивших с заклинателями. Даже в Индии мне неоднократно сообщали о заклинателях, убитых змеями. Но с другой стороны, я знаю, что только за прошлый год в Индии погибло от змеиных укусов двадцать шесть тысяч человек, никак не связанных с этой профессией, причем, эти змеи-убийцы были в большинстве своем кобрами.
Муса заявил, что может научить меня, как отвращать от себя укусы этой самой ядовитой змеи. Он обнажил свою правую руку, и чуть выше локтя я увидел на ней веревочный браслет с пришитыми к нему семью кожаными мешочками для талисманов — каждый из них размером не более дюйма с четвертью. Они являли весьма красочное зрелище, дополненное к тому же разноцветными шерстяными нитями, которыми эти мешочки были подвязаны. Муса объяснил мне, что в каждом из этих плоских маленьких мешков хранится бумажка со стихами из Корана и магическими заклинаниями.
— Я всегда ношу его с собой, как дополнительную защиту от ядовитых змей, — сказал он, — этот талисман обладает магической силой. Вам тоже необходимо обзавестись таким же, я об этом позабочусь. Постараюсь как можно скорее раздобыть для Вас такую бумажку с письменами, чтобы показать Вам ее силу.
Я решил задать ему несколько вопросов относительно устроенной им недавно показательной ловли змей:
— А что Вы делаете со змеями, которых ловите, шейх Муса?
— Держу их у себя, пока они не умрут. Мне нельзя убивать их, иначе я потеряю власть над ними.
— Но в этом случае Ваш дом должен затмить коллекцию рептилий любого зоологического музея! — воскликнул я.
Он рассмеялся.
— Нет, нет! Я отлавливаю змей только трех видов. К тому же самым маленьким из них приходится воевать в моей корзинке со скорпионами, что обычно заканчивается для них смертью. В этом случае на мне нет никакой вины, ведь их убивают скорпионы!
Подобная логика показалась мне весьма сомнительной. Хотя, конечно, главное — чтобы она устраивала не меня, а мстительных ангелов змеиного царства.
Муса сказал, что не может позволить себе вновь выпускать пойманных змей на волю, поскольку нельзя быть уверенным, что они не вернутся после этого назад. И все же было несколько случаев, когда он отпускал змей в пустыню.
— Дня через три-четыре после этого наиболее злые змеи, как правило, сами кусают себя от ярости, свернувшись кольцом, и совершают, таким образом, самоубийство. Но большим и добрым змеям я позволяю умереть естественной смертью — от голода. Таким образом, в обоих случаях я не убиваю их лично.
