Ознакомительная версия.
Однако слово о родстве человека и обезьян было произнесено, симиальная гипотеза, сколь бы непривлекательной она ни казалась, стала обретать не только противников, но и сторонников.
Впервые вопрос о механизме возникновения человека в процессе биологической эволюции был поставлен Ламарком. Великий эволюционист признавал, что по своим физическим особенностям человек ближе всего стоит к человекообразным обезьянам, в частности к шимпанзе, поэтому вполне допускал его происхождение от какой-нибудь разновидности «четвероруких». Может показаться, что предложенная им схема эволюции человека не отличается от эволюции других видов живых существ. Однако это – лишь кажущееся сходство. В «Философии зоологии» Ламарк писал: «Вот к каким выводам можно было бы прийти, если бы человек отличался от животных только признаками своей организации и если бы его происхождение не было другим» [2] (выделено мной. – Г.М.).
Исследуя проблему, Ламарк разделил ее на две части: 1) происхождение физического тела в результате эволюции; 2) появление богоподобного разума.
Он считал, что главное отличие человека от других животных – это разум, который не мог быть приобретен в процессе эволюции. Богоподобие человека не выводится из естественных законов природы. Но, вместе с тем это – решающий этап становления человека, который мог быть осуществлен только при Божественном участии. Таким образом, для Ламарка не существовало противоречий между его позицией ученого-эволюциониста и верой христианина.
В 1871 году вышла в свет книга Ч. Дарвина «Происхождение человека и половой подбор». В ней Дарвин пытался обосновать гипотезу о том, что между человеком и приматами существовало некое связующее звено – общий предок, от которого они ведут свое происхождение: «…Человек должен был развиться от какой-либо обезьянообразной формы, хотя и не может быть сомнения в том, что форма эта во многих отношениях отличалась от членов ныне живущих Приматов» [3].
В своем труде он опирался на сравнительную анатомию и эмбриологию. Если разбирать аргументы, приводимые Ч. Дарвиным, с позиции сегодняшнего знания, становится очевидно, что продемонстрировать появление человека путем естественного отбора (и даже опираясь на специально введенный им механизм полового отбора) ему не удалось. Признавая, что его теория сталкивается со множеством трудностей, Ч. Дарвин был твердо убежден лишь в том, что человек «все-таки носит в своем физическом строении неизгладимую печать низкого происхождения» [4]. Следовательно, он признал доказанным лишь факт эволюции физического тела человека. Следует сказать, что вывод ученого достаточно корректен. Но проблема в другом. Тело – это еще не весь человек в его полноте, или соборности, если воспользоваться богословской терминологией.
Надо отметить, что во времена написания Ч. Дарвиным своей работы еще фактически не существовало палеоантропологии – науки об ископаемых предках человека. Правда, стали появляться отдельные находки, которые нуждались в анализе. В 1859 г. было создано Парижское общество антропологов, которое начало активно работать.
В 1856 году к профессору естественной истории К. Фульротту попали найденные при добыче мрамора части скелета (черепная крышка, бедренные, плечевые и локтевые кости, ключица, лопатка, часть таза и несколько ребер) вымершего человекоподобного существа, названного, по месту обнаружения (пещера Неандерталь недалеко от Дюссельдорфа), неандертальцем. Эта находка стала мировой сенсацией. Долгое время неандертальцев – а их скелеты, стоянки, орудия труда, даже захоронения обнаруживали достаточно часто – считали прямыми предками Человека разумного. Более того, некоторые богословы, принимая во внимание обезьяноподобные черты этих существ, вместе с тем во многом похожих на человека, объявили их деградировавшими потомками библейского Каина. О том, каково место неандертальца в истории нашего вида, – чуть позже.
Во второй половине XIX века находки ископаемых человекоподобных существ пошли как из рога изобилия. Это было рождением палеоантропологии, которая пытается прочитать летопись окаменелостей, чтобы «превратить описание природы в ее историю» [5].
Однако попытка построить филогенетический ряд человека, который призван реконструировать эволюционный путь вида, базируется на идее (признанной сейчас устаревшей), что эволюция – это линейный процесс, и поэтому ископаемые и ныне живущие виды должны составлять единую непрерывную векторную последовательность. Идея создания подобных рядов, по мнению некоторых исследователей, связана с традицией составления фамильных генеалогий. Отношения предок – потомок, естественные и не вызывающие сомнений в фамильных родословных, механически были перенесены немецким апологетом Дарвина Э. Геккелем в область палеоантропологии. Так же как и Дарвин, он считал, что между предковым видом и видами-потомками должны существовать переходные формы. Если их собрать и выстроить в порядке появления, получится филогенетический ряд. Однако утверждение, что подобные отношения имеют место в филогенезе, нуждается в доказательстве. Но оно-то как раз никогда и никем представлено не было. Между тем этот подход во многом упрощал задачу исследователей. По этому «облегченному» пути и двинулась палеоантропология.
Однако уже много лет в эволюционистике развивается идея о том, что «эволюционное древо» – это вовсе не древо, не куст и уж тем более не линия. Если пытаться проводить какие-либо аналогии, то наиболее близким графическим отображением будет фрактал – особая нелинейная самоподобная структура, описываемая множеством Мандельброта. А «филогенетический ряд человека», предложенный Э. Геккелем, как и вообще сам прицип филогении, – теперь не более чем научная мифологема.
Вместе с тем палеоантропологи и ныне стараются выстроить ископаемые формы в единый ряд, полагая, что чем больше персонажей этого ряда будет открыто, описано, реконструировано и классифицировано, тем точнее будет прослежен исторический путь становления человека. Однако по прошествии 150 лет исследований можно утверждать, что строгий анализ персонажей этого ряда приводит к тому, что он просто «рассыпается». Прежнее пышное «филогенетическое древо» превратилось в некое поле, испещренное точками и черточками, обозначающими тот или иной ископаемый вид, которые разделены во времени и пространстве. По поводу родственных отношений между этими персонажами сказать что-либо определенное весьма трудно.
В целом же сама постановка вопроса о происхождении человека нуждается в существенном уточнении. Собственно, какого именно предка мы ищем? Палеоантропологи положили много сил на поиски так называемого переходного звена (missing link). Претендентов на эту роль было немало, споров – еще больше, но место остается вакантным. Почему? Необходимо определить, где проходит грань, отделяющая человека от «нечеловека» – нашего эволюционного предшественника. Обычно всё сводят к объему черепной коробки (1500 см3), прямохождению и способности что-либо делать своими руками (наличие орудийной деятельности). Но, как справедливо пишет Ю. В. Чайковский, основная проблема состоит в том, «как возникло человеческое мышление» [6]. Однако в этой области какие-либо ретроспективные построения делать еще сложнее. Чайковский полагает, что «гранью между человеком и его предками можно считать легко фиксируемый акт культуры – погребение умерших» [6].
Как известно, первыми около 60 тыс. лет назад стали хоронить своих сородичей неандертальцы. В последние годы вокруг неандертальского человека ведется довольно оживленная дискуссия. Это существо во всех филогенетических рядах по-прежнему занимает место, предшествующее кроманьонцу – человеку современного морфологического типа. Действительно ли между ними существуют столь тесные родственные узы?
Стоянки неандертальцев находили неоднократно (всего обнаружено более 80 «экземпляров» неандертальского человека). Изучение костей и остатков его материальной культуры позволило многое узнать об этих существах. Общественный строй неандертальцев историки называют «первобытным человеческим стадом». Однако «неандертальцы не были хрюкающими полуживотными» [7]. Их социальная жизнь содержала явные человеческие черты. По всей видимости, им не было чуждо милосердие. Пожилые неандертальцы болели обычными болезнями старых людей, например артритами. Однако эти сгорбленные инвалиды доживали до глубокой старости (40–50 лет). Следовательно, о них заботились, их кормили, давали место в пещере. Среди скелетов неандертальцев часто попадаются не просто больные, но и настоящие инвалиды: одноглазые, однорукие. То есть в этом «первобытном стаде» существовали своего рода «социальные гарантии по старости и инвалидности».
Ознакомительная версия.
