Ознакомительная версия.
Тереза и Схоластик отправились спать, Вианданте перебирал струны лютни, начались извечные препирательства: Джеронимо обладал красивым и сильным баритоном, голос Элиа был тенором нижнего регистра, однако инквизитор требовал, чтобы прокурор брал теноровые ля-си бемоль и даже си-до. В ответ Элиа рекомендовал начальнику сделать из их дуэта - трио, включив в него Схоластика. "Если наступить ему на хвост - он легко возьмёт требуемую ноту..."
Все эти пререкания повторились и на сей раз, потом, как всегда, затухли, Элиа шарил на столе в поисках нот Рождественского гимна, и тут в дверь постучали. Оба переглянулись. За окнами уже светало. Кого могло принести на заре?
Принесло Подснежника. На его смазливой физиономии застыло недоумение. Обращался он главным образом к синьору Леваро, хотя, время от времени поглядывал и на мессира Империали. Дело в том, что произошла, видимо, чудовищная ошибка. В яслях на площади - новый труп! Элиа побледнел, а Вианданте внимательно выслушал подробности происшествия, корнями уходящего во времена, когда он только понаслышке знал о существовании города Тренто.
...Два года назад весь город был взбудоражен, ибо на Рождество совершилось злобное кощунство. Некий негодяй в ночь, после того, как толпа разошлась, вынул из деревянных яслей на площади, где соорудили сцену Рождества, восковую фигурку Христа, и всунул туда труп сестры несчастного столяра Марчелло Латоньи. Дело это разбирал Чинери, но из-за явного кощунства - пригласили и Гоццано.
Элиа помрачнел. Это дело он помнил. Весь год Гоццано пытался выйти на след преступника, но ничего не получалось. Подняли все связи убитой, была предложена награда тому, кто может сообщить хоть что-то - и ничего. Марчелло жил с сестрой в небольшом доме в центре города, ни в чём порочном замечен никогда не был. Подозревать его оснований не было: он был калекой с поломанной и неправильно сросшейся ногой, целиком зависел от кормившей его сестры, сам же зарабатывал резкой деревянной посуды. Сестра Марчелло - Роза - слыла девицей порядочной и милой, но ни жениха, ни постоянного поклонника у неё не было. Жертва была обесчещена, в спине имелось одно ножевое отверстие.
Обнаружить убийцу помогла случайность, впрочем, нельзя было недооценивать дальновидность и здравомыслие мессира Гоццано. В следующую Рождественскую ночь он приказал троим денунциантам вести наблюдения за городской площадью из специально устроенных тайников. Агенты выразили было недовольство, но им пообещали тройную плату и выдали по бутылке мальвазии. Одним из них был тогда и Леваро, руководивший операцией.
Незадолго до четырех утра Элиа видел из своего укрытия, как человек в тёмном плаще притащил к яслям явно отягощавшую его ношу, вынул из яслей младенца-Христа и ... тут был оглушён напавшим сзади Элиа. Подоспевшие денунцианты связали негодяю руки и сорвали с его головы капюшон. Один из них без труда опознал убийцу - это был столяр Ринальдо Панкери, друг Марчелло, а ноша, которой он собирался осквернить ясли Господни - его соседкой - молоденькой белошвейкой Анной Миччи. Девица была обесчещена, между лопаток алело кровавое пятно. Взятый с поличным, Панкери не запирался, признавшись в убийстве и Розы, и Анны. Приговор вынес Чинери.
Элиа умолк, бросив странный взгляд на Вианданте. Молчал и Подснежник. Инквизитор, в свою очередь, исподлобья оглядев подчинённых, задал вопрос, которого ждал Буканеве и боялся Леваро.
- Скрыть насилие можно более мягкими манерами, нежели удар ножа между лопаток. Он мог жениться или сбежать. Хотя я и не понимаю, зачем прибегать к насилию, когда кругом полно желающих удовлетворить мужскую похоть, причем - задарма. И даже приплатить насильнику. Зачем он убил их?
Леваро бросил короткий взгляд на Подснежника, но перуджиец ответил веронцу несколько растерянным, но загадочно мерцающим взглядом. Элиа понял, что объяснять некоторые весьма непростые для понимания Вианданте вещи придётся ему, но не хотел бы делать это при Подснежнике. Однако выхода не было.
- Дело в том, что... Ринальдо Панкери... Я уже объяснял вашей милости... - Вианданте, удивленный неожиданным переходом Леваро к официальному обращению, пронзил его удивлённым взглядом, - что есть такие вещи, когда мужчина... - Леваро умолк и опустил голову.
Инквизитор несколько секунд ждал продолжения, потом обратился к Подснежнику.
- Может быть, вы, Энрико, объясните мне причины убийства?
Подснежник улыбнулся. Ему польстило, что мессир Империали даже знает имя, данное ему при крещении, которое, надо признаться, он и сам за десять лет работы в Трибунале успел забыть, но его несколько смутила сдержанность прокурора. Однако, заметив, что его непосредственный начальник явно не возражает против его объяснений, все и объяснил.
- Ринальдо убил их, ваша милость, не для того, чтоб скрыть следы насилия. Он был несколько нездоров, и мог иметь дело с женщиной, только после того, как она... переставала двигаться. Он сначала убивал свои жертвы, и лишь потом - насиловал трупы. Но на суде эти обстоятельства, всплывшие на следствии, не афишировались. Гоццано приказал всем молчать. Панкери просто повесили за два убийства. Его ...м-мм.. странности... не оглашались.
В начале этого лаконичного рассказа, прокурор быстро встал и, подойдя к столу, наполнил бокалы вином. К тому времени, как Буканеве закончил, на уровне глаз инквизитора была рука Элиа, протягивавшая Джеронимо бокал. Вианданте кинул благодарный взгляд на друга, помогшего ему скрыть замешательство. Леваро предложил бокал и Подснежнику, и пока тот с восторгом дегустировал отменное сицилийское вино, Джеронимо пришёл в себя.
- Разного рода мужские прихоти весьма необычны, - промямлил Элиа, - некоторые предпочитают, как ты знаешь, мужчин, некоторые - детей или животных, а некоторым подавай трупы. - Он явно не хотел развивать эту тему.
- Это... здесь? У нас? - Джеронимо слышал о подобном во время изучения дела де Ре, но предположить, что оно может иметь место рядом, у него под носом, мог с трудом. -Che schifo! Но почему вы сказали об ошибке, Энрико?
- Да потому, что в яслях - новый труп. Женский. С ножевым следом между лопаток.
- То есть, вы предполагаете, что Ринальдо, взятый с поличным, был невиновен?
- Чёрт! - Элиа был бледен, - как это может быть? Он всё взял на себя.
- Не поминай нечистого в Святую ночь, Элиа. Это уже не волчата, это упыри какие-то. Пойдём на площадь.
Он столь стремительно набросил плащ, что загасил свечу в шандале.
Утренняя площадь была пуста - трентинцы ещё спали, и только Бари, переминаясь с ноги на ногу, охранял зловещую находку. Людей Чинери пока не было. Элиа, воспринявший происшествие как оплеуху, внимательно оглядывал труп. Сходство с позапрошлогодним случаем было полное, с одним исключением - фигурка младенца Христа, в тот раз просто выброшенная из яслей, в этот раз мирно покоилась под рождественской елкой, что же касалось убитой - то на девицу она никак не тянула. Лет ей было далеко за сорок. Джеронимо не мог сравнить этот случай с прошлогодним, и молча разглядывал труп. Мерзость кощунства на этот раз была неочевидна - скорее, подумал Джеронимо, кто-то либо пытался выглядеть маньяком, либо... но нет. Убить человека, чтобы выставить в смешном виде Трибунал? Нет. Панкери судил светский суд. Приговор был вынесен как за обычную уголовщину. Унизить Чинери? Вздор. "Каналы убийств везде одни и те же. Значит, Панкери был невиновен" - донеслись до него слова Бари.
- Вы заблуждаетесь, Тимотео. Ab possе ad esse consequentia non valet. По вероятному нельзя судить о действительном. Из того, что все три убийства похожи - ровным счетом ничего не следует. Вы вполне могли бы залезть на колокольню церкви Санта-Мария Маджоре и показать оттуда горожанам язык, прокурор мог влюбиться в арестованную колдунью-отравительницу, а наши канцелярские крысы - овладеть грамматикой итальянского языка. Но из этого нельзя заключать, что вы лазили на колокольню, что синьор Леваро сходит с ума по ведьме, а трибунальские писаря поумнели. Лишь по действительному можно сделать предположение о вероятном.
- Ты хочешь сказать... - Элиа всмотрелся в лицо Джеронимо.
- Я полагаю, если обстоятельства всех убийств похожи, можно предположить, что тот, кто совершил последнее убийство - вероятно, знал о предыдущих. Но под это определение подходит весь город. Значит, нужно предоставить мессиру Чинери возможность разобраться, кто такая убитая и кому она мешала. Я заниматься банальной уголовщиной не намерен.
Он поднял глаза и встретил взгляд Элиа.
- Я как-то слышал, что любой, преданный человекоубийству, суть сын диавола, "человекоубийцы искони", а значит, убийца - еретик... - рассеянно заметил прокурор. Вианданте в досаде сморщил нос, но назвать софистикой сказанное им же во время дела Вено и нагло цитируемое теперь Элиа, не мог, и потому про себя задался вопросом, почему это все, к кому он благоволит, будь то Схоластик или Элиа, наглеют на глазах? Или это просто обычное поведение существ, обретших чувство собственного достоинства? Интересно, он со стороны выглядит таким же нахалом?
Ознакомительная версия.
