Встряхнувшись по причине нового взгляда на обряд венчания, я по-новому стал глядеть и вообще на христианство. Вопрос главный и пока безответный: как, зачем и почему я – русский человек, соприкасаясь, как я думал с русской религией, с русской церковью, с русскими служителями культа (согласен – казенное слово), вижу, слышу и читаю только об иудеях, и даже думаю о них? Бедные мои предки! Они были осуждены зубрить Закон Божий... Я, слава Богу, избавлен от этого. Листаю учебник «Закона Божьего», и – ужасаюсь. Зачем нам иудейская история? Зачем вам иудейские цари? Зачем нам иудейские проходимцы (Иосиф), братоубийцы (Иаков, он же Израиль), развратники (Давид), иудейские женщины, рождающие детей без участия мужа? Неужели у нас нет собственной истории, своих царей, своих подвижников, своей природы, своей культуры, русских, наконец, проходимцев и развратников? Все это у нас, конечно, есть, но церковь упрямо, как попугай, твердит, что нет ничего в мире, краше иудеев и их истории.
ПОЧЕМУ Я УШЕЛ ИЗ ХРИСТИАНСТВА.
Меня часто спрашивают – почему я порвал с христианством? Порвал – грубо сказано: я никогда не был с ним тесно связан, и мой уход из лона церкви не был делом одного дня или часа. Я действительно уповал на эту религию, ошибочно полагая, что найду (или даже уже нашел) там ответы на так называемые «вечные вопросы». Мои взаимоотношения с христианством были таковы: сначала я двигался к нему, затем пробирался внутри него, а теперь, пройдя его, удаляюсь от него, в поисках все той же истины Что же было моими спутниками на этом пути? Это всем известные – разум, сердце, чувства, душевные порывы, совесть, тяга к Божеству..., то есть то, что единственно отличает нас, людей на земле, что является нашей ценностью и богатством...
...Вопрос о происхождении добро и зла, вопрос, на который мир, по-моему, не дал до сих пор удовлетворительного и ясного ответа, захватил и меня, – «слеза ребенка» мало кого оставляет равнодушным. И когда среди моих поисков пришла очередь христианства, его версия решения этой проблемы увлекла, прямо-таки заворожила меня. Оказалось, что Бог, этот всемогущий и всеблагой Творец наш, этот сердцеведец и человеколюбец уже давно знает о зле, ибо он существовал еще до зла, знает о моем неприятии этого разрушительного начала, знает о моих поисках и сомнениях, знает о многом, а сказать проще, знает обо всем. Оказалось, что зло, отнюдь, не рыскает по белу свету в образе бешеной собаки, грозящей появиться в любом месте и укусить (или даже загрызть) первого попавшегося; не блуждает по материкам и океанам зло и в виде необнаруженного и неразгаданного вируса, поражающего все на своем пути, как это делает, например, какой-нибудь гриппозный или раковый вирус. Оказалось, что зло, хотя и бешеная собака, хотя и действует тайно наподобие вируса, но собака эта всегда на привязи у Бога, а вирус, тайный для нас, не тайна для Бога, и контролируется им. И, если привязь иногда бывает длинновата, а вирус все же поражает наши души и телеса, то это не беда – Бог все это знает, он допускает (или попускает) для до поры до времени, и мне бояться нечего. Я должен следовать за Богом, слушать его указания, верить в него, в его силу и всезнания, знать, наконец, что всё мы – и я и зло – находимся под его омофором. Я должен вести себя подобно младенцу, который идет за руку с отцом по многолюдной улице и не боится ни толпы, ни машин, ни шума, ни рука отца сильна и надежна.
Но Бог не ограничился только что попустил зло, оставаясь, между тем, хозяином положения и всемогущим его контролером – он оставил за собой право и возможность в одно прекрасное время испепелить его. А однажды Бог еще более обнадежил нас в наших упованиях на добро и укрепил в борьбе со злом. На рубеже новой эры он послал на землю своего Сына, т.е. тоже Бога, и примером его праведной жизни и мученической смерти, и как следствием их – фактом воскресения из мертвых, дал людям образец «спасения», дал способ освобождения от зла, а в Священном Писании расписал все по буковкам: как нужно праведно жить и как противостоять атакам искусителя. Я был околдован христианским толкованием вопроса добра и зла. Я заплакал от умиления, от сознания неоставленности. Да, именно так надо «спасаться», именно так надо побеждать зло – во всем следуя примеру Богочеловека. Вслед за этим вопросом, получившим такое простое разрешение в христианстве, я нашел там «ответы» и на другие «вечные» вопросы. Например, я узнал, что все религии дохристианские, а также нехристианские, были и есть ложные, дьявольские, и, следовательно, я обладал истиной, а все нехристиане таковой не имели, заблуждались, ошибались, напрасно жили и т.д. Я был счастливейшим человеком. У меня гора свалилась с плеч, у меня в руках было все необходимое – и Бог, и истина, и способ спасения, и разрешение «вечных» вопросов, и прочее... Я мог дать отдохнуть своим мозгам, своему духу, своему телу, больше от них не требовалось титанических усилий, каковые я затрачивал раньше в пути за Божеством, за истиной... Прошу понять меня. Было найдено главное, принципиальное, все остальное второстепенное, неизмеримо легшее. Переезд на новое место с домочадцами и скарбом завершен, разместиться на новом месте – мелочи по сравнению с длительным, утомительным, истребовавшим принципиальных решений, переездом. Дом построен и жить в нем, видимо, придется до конца дней своих, а уж всякие там доделки, обстановка, текущий ремонт и т п. – это, как говорится, в рабочем порядке. Теперь можно было расслабиться... «Сражаться» с «мелкими бесами», противиться «козням» Дьявола, бороться «со страстьми и похотьми» – это же все внутри истины, в своем болоте, в доме, где и стены помогают, где к твоим услугам тьма помощников – святых и ангелов – охранителей; это все борьба с внутренним врагом, но не с внешним; это все игра в беспроигрышную лотерею: имея в руках саму истину и чувствуя за собой поддержку самого, Бога – как можно проиграть или погибнуть? А потому мелочи, дела веры, можно делать не спеша. Да и нужно ли их делать? Найди слиток золота, надо ли что-то еще искать для пропитания? Можно бороться с грехами, но можно и не бороться, можно отречься от мира и уйти в монастырь, а можно и не постригаться, а спасаться в миру успешнее любого монаха: более того, можно всю жизнь проводить в грехах, т.е. служить дьяволу, а в старости, или перед смертью, покаяться (для пущей важности принять схиму) и истина тебя простит и примет в свои объятия... Одним словом, то, что мне предстояло после нахождения истины, было значительно более мелким и легким, нежели то, что я имел во время поисков... оказался, если можно так выразиться, в объятия духовной перины. Кто хоть раз нежился на пуховой перину, тот знает, что это такое. Это более чем блаженство. Счастливее тебя в этот миг нет никого: утопаешь в мягком, приятно обволакивающем, засыпаешь, если не хотел спать, отдыхаешь от всех житейских забот, забываешь обо всем на свете и наслаждаешься, наслаждаешься, наслаждаешься... Именно такого рода «перина» обволокла меня, заманила в свои глубины в христианстве: все найдено, твои усилия, ни духовные, ни мозговые не требуются (можешь иногда напрячь мозги по мелочам, но можешь и отменить эту процедуру), а потому отдыхай от недавних забот, наслаждайся истиной и богообщением.
Но точно так же, как долгое пользование пуховиками превращает человека в Илюшу Обломова, так и духовная перина из найденной раз и навсегда истины есть средство растления. Ты убаюкан, ты приучаешься к жизни без волнений, без потрясений, без поисков, без сомнений, ты превращаешься в духовного тупицу, в духовного увальня, из тебя получается духовный Обломов. Напомню: когда лежишь, например, на досках, то тысячу раз перевернешься в поисках удобного положения...
Что же смутило меня? Что заставило выбраться из этой «постели»? Причиной было то же, что заставляет нас оставлять перину пуховую. На смену ночи неизбежно приходит день днем – не до пуховиков. Не до пуховиков также молодости, солдату; путешественнику. Живой и здоровый человек не должен позволить себе погрязнуть в пуховиках и подушках. В перине, рано или поздно, становится жарко и душно, в ней заводятся клопы, в ней атрофируются части тела, мозг притупляется, а сердце перестает чувствовать. Живому человеку нужны движения, поиски. Достаточно сделать один шаг, чтобы слезть с кровати, где ты только что нежился: точно так же, если ты человек (или хочешь быть человеком), то достаточно одного сердечного движения и малейшего усилия ума, чтобы начать замечать прорехи в «божественной истине христианства, достаточно элементарной чистоплотности в своих поисках и честности с самим собой, чтобы начать обонять умопомрачительные запахи весящего на кресте трупа – центральной сцены «спасения человечества, достаточно однажды вымыть руки, чтобы начать осязать сальность или даже плесень духовной перины, сшитой мировой религией...
