Ознакомительная версия.
У духовного отца есть сильное средство, которым он спасает своих духовных чад, — горячая отеческая молитва. Это средство никто у него отнять не может: ни люди, ни время, ни обстоятельства. И где бы ни был духовный отец, где бы ни были его духовные чада — рядом они или за тысячу верст друг от друга, — все равно он с ними тесно связан своей душой. В Ветхом Завете первосвященник, по Закону Господню, всегда носил на своей груди маленький ковчежец, в котором находились все имена сынов израилевых. С этим ковчежцем первосвященник совершал богослужение и приносил жертву за грехи людские.
И теперь духовный отец всегда и везде, где бы он ни был, тоже носит с собой имена своих духовных чад. Только не в ковчежце на груди, а в своем сердце.
«Отче Святый! соблюди их во имя Твое: тех, которых Ты Мне дал… чтобы они имели в себе радость Мою совершенную» (Ин. 17, 11–13), — молился Господь пред Своими страданиями в Гефсиманском саду о верующих во имя Его.
И вот когда духовный отец в силу ли многолюдства, или немощи своей, или изолированности не может близко поговорить с своими духовными чадами, полностью отдать им свое сердце, свою душу, то у него остается наисильнейшее средство — пламенно молиться за своих чад, которых он носит в сердце своем, и молиться за них везде: в келии, в пути, и особенно у престола Божия и у священного Жертвенника, где он вынимает за каждого человека частицу. Эта частица омывается Кровию Христовой, значит, и душа, за которую эта частица вынута, тоже будет очищена от грехов Кровию Христовой.
А теперь мне хочется показать, милый мой друг и дитя, хочется показать тебе такие страшные примеры, которых надо тебе избегать, чтобы не погибнуть.
Одна пожилая женщина причащалась Святых Христовых Таин. Причастившись, она выплюнула святую частицу Животворящего Тела Христова. Когда Святая Частица упала, блеснула молния, ударил гром, и небесный огонь восхитил святыню…
Глубокой ночью, когда эта женщина находилась одна в своей комнате, неожиданно явился пред ней незнакомец. Он был настолько страшен, зол, мрачен, что женщина вскричала от ужаса: «Прочь! Прочь!».
«Нет, — сказал явившийся, — мы с тобой друзья».
«Кто ты такой?!»
«Я тот, кто ударил Христа в ланиту на суде Каиафы».
Женщина лишилась чувств и упала на пол.
Один брат утаил от преподобного Венедикта пожертвованный сосуд с вином. Преподобный, провидя это, стап делать брату наставление: «Смотри, не пей из того сосуда, что спрятал под кустом, вылей на землю и увидишь, что там».
Брат был поражен знанием Преподобного. Когда ему сильно захотелось пить из спрятанного сосуда, он вспомнил слова Преподобного: «Вылей на землю и увидишь, что там». Брат стал понемногу выливать из сосуда. И жаль ему было вина! Каковы же были его удивление и страх, когда он увидел, что вместе с вином из сосуда выползает змей, шипя и извиваясь. Брат бросился бежать.
Не утаивай того, что принадлежит другому.
Две инокини были великие постницы. Они много молились, много клали поклонов, удерживали себя от различных увеселений. А язык не удерживали — были злоязычницы: любили потолковать, поболтать, поклеветать. Старец их увещевал, но они и над ним подтрунивали, ехидничали.
Но, как и все люди живут и вдруг умирают, одна за другой умерли и эти великие постницы. И, раз они были такими славными монахинями, их погребли в церкви.
И вот, когда за Божественной Литургией диакон, выходя на амвон, возглашал «Оглашеннии изыдите», многие не раз видели, как две темные тени в женском одеянии выходили из усыпальницы и немедленно покидали храм. Сказали об этом святому Венедикту. Он подумал, а потом пояснил: «Это две великие постницы. За свое злоречие они не приняты в число верных и потому выходят из храма».
Была заказана ранняя Литургия об этих душах. Старец за них вынул частицы у Жертвенника, подавали за них милостыню, и теперь, когда дьякон возглашал «Оглашеннии изыдите», то никакие тени из храма уже не выходили.
Почтенная девица видела сон. Большой светлый храм. Всюду светильники, лампады. Посреди огромного храма стоит икона Божией Матери, вся в цветах. А над этой иконой, немного повыше, в воздухе стоит Она, живая, во весь рост. На Пречистых руках Ее распростерт дивный покров. Лик скорбный, задумчивый. «Идите ко Мне, Я вас успокою», — как бы говорит она людям. Подошли к Ней несколько человек. Она их матерински нежно благословила. Больше не идут. Она стоит и ждет. «Идите, идите ко Мне», — тихо шепчут Ее уста. Но люди пошли кто куда. Кто на рынок, кто на зрелище, кто на гулянье, а кто просто домой поспать. Словом, все пошли по житейским своим делам, пренебрегая зовом к Себе Царицы Небесной. А Она все стоит и стоит, зовет и зовет, и Лик Ее скорбен и печален…
«Какою мерою мерите, такою возмерится и вам»
(Мф. 7, 2).
В большой крестьянской хате жили старый дед, сын его с женой и семилетний внук. Сын так не любил старика-отца, не мог его сносить, что не позволял ему слезать с печи. Дед так и сидел на печи день и ночь. А сын подавал ему туда щи кислые в разбитом черепке и всегда укорял грубыми словами.
На полу играет сынишка неблагодарного сына.
«Что это у тебя, дитя мое?» — спрашивает мальчика отец.
«Это, папа, черепок. Когда ты будешь старый, я тоже буду тебя кормить на печке из этого черепка».
«Чти отца твоего и матерь твою…» — гласит пятая Заповедь Божия.
Чтобы изобразить Светлого Ангела, художник находит прекрасного отрока и с него рисует образ. Проходят многие годы. Художнику нужно стало нарисовать образ демона. Он идет в тюрьму, к уголовникам, и там находит преступника с подходящей внешностью. Он был ужасен с виду: темный, грубый, с жестоким лицом, злыми глазами. Но каково же было удивление художника, когда он узнал, что этот преступник есть тот самый бывший отрок, с которого много лет назад он писал Светлого Ангела!
Умоляю тебя, милый друг и дитя, делай добрые дела, угождай Господу верой и любовью, изменяйся к лучшему! А вознерадишь, будешь беспечным — жизнь сделает свое: из Ангела сделает тебя демоном. Да не будет!
Из года в год каждую полночь из угла полуразрушенного храма тихо выходила темная тень и плыла к алтарю. Остановленная незримой преградой у амвона, тень простирала руки вперед. При этом из ее груди, как бы из глубокой темной могилы, вырывались покаянный плач и рыдание: «Вскую мя отринул от лица Твоего, Свете Незаходимый, и покрыла мя есть чуждая тьма, окаянного…» Эта могильная песнь тихо плыла среди ночного мрака полуразрушенного храма и замирала в безлюдной ночной степи. Нарыдавшись у церковного амвона, тень опускала руки и, будто колеблемая ветром, обращалась назад и исчезала в стене. Молись, мое дитя, за своего батюшку, чтобы с ним не случилось такого несчастья.
Маленькая птичка высоко парила в небесах и пела. Вдруг стало темнеть. Среди белого дня угасло солнце. Птичка камнем пошла вниз.
Голгофа. Три креста. Лицо Распятого на среднем кресте бледно и измучено. Взор поднят к Небу. Из головы течет кровь. Увидев все это, птичка застонала. Ее пение сменилось как бы плачем. Она села на голову Страдальца, маленьким клювом вцепилась в большой шип терновника и стала вытаскивать его из раны. Вырвав из раны шип, она бросила его на землю. И так много раз. Затем, вырвав последний шип из головы Страдальца, маленькая птичка вскрикнула жалобным криком и взметнулась в небо. Выше, выше, выше неслась она. Ее птичий крик разрывал облака, пространство и самое небо… Люди поднимали головы и слышали жалобу к Богу маленькой птички за неправду и злобу людей. И улетела птичка на небо, на грешную землю больше не вернулась… И если эта маленькая птичка так сильно переживает Распятие невинного Спасителя, то как же мы с тобой, мой друг, проходим бесчувственно и с хладным сердцем мимо Голгофы — Распятия Христова?
* * *
Как маленькая светлая звездочка, пройдя свой путь по небосклону, уходит за горизонт, так жизнь матушки Людмилы, многолетняя и трудная, подходила к концу. Мать Людмила заболела. Маленькая, худенькая, слабенькая, она еще более похудела и ослабла. Она лежала в комнатке, расположенной в крепостной стене восточной стороны монастыря. В этой клетушке жили матушки-уборщицы, которые убирали храмы Лавры. Их было пять человек. Так как у матери Людмилы не было в миру ни родных, ни знакомых, то она умирала среди своих монастырских людей.
Помню, зашли мы в эту комнатку вдвоем с братом. Матушка лежала на койке, покрытая худенькой мантией. Как былинка, скошенная острой косой, падает и сохнет, так она, еле живая, увядала ежеминутно. Глаза ее были закрыты, и бледное лицо казалось безжизненным.
Ознакомительная версия.
