Алексей Лебедев - Эпоха гонений на христиан и утверждение христианства в греко-римском мире при Константине Великом

_________________

В заключение обзора литературы по вопросу о Марции и ее отношении к христианству сделаем историческую справку о том, не было ли между царственными лицами II и III века или лицами, жившими при дворе в это время, — не было ли таких, которые или отличались благорасположенностью к христианам, или были даже христианами, словом, таких, которые могли бы служить, так сказать, иллюстрацией исторического явления, представляемого Марцией? Такого рода людей христианская история действительно указывает, хотя примеры эти и очень немногочисленны. Укажем эти примеры и посмотрим, не могут ли они быть полезны для разъяснения вопроса о Марции и ее отношении к христианству?

Св. Ириней Лионский в своем известном сочинении о ересях упоминает о христианах, имевших пребывание при дворе и от двора получавших свое содержание (Hi, qui in regali aula sunt fideles. IV, 30). Так как сочинение это написано в царствование Коммода, то есть все основания полагать, что св. отец говорит в приведенных словах о Марции и других христианах, пребывавших при дворе Коммода.

У Дионисия Александрийского находим одно указание, правда, не очень определенное, но идущее к делу. Этот епископ в послании к Эрмаммону (Евсев. Церк. ист., VII, 10) пишет, что были такие императоры, о которых"носилась молва, что они явно (άναφαντóν) были христианами".

По единодушному признанию ученых, Дионисий здесь разумеет двух римских императоров III века — Александра Севера и Филиппа Араба. Неизвестно, какие основания были у Дионисия утверждать, что к числу христиан принадлежал Александр Север. История ничего не рассказывает о нем такого, из чего бы открывалось его явное и несомненное тяготение к христианам. Правда, в его время не было гонений на христиан, и известен один случай, когда Александр взял сторону христиан, но выводить отсюда заключение о приверженности этого императора к христианству было бы слишком смело. Несколько более известно об отношении к христианам матери этого государя Юлии–Маммеи. Вот рассказ Евсевия об этом:"Слава Оригена разнеслась повсюду, дошла до слуха матери императора, по имени Маммеи, женщины благочестивейшей и благоговейнейшей всех прочих. Она сильно пожелала удовстоиться лицезреть этого мужа, послушать его учение о предметах божественных, которому все удивлялись. Для этого, живя в Антиохии, Маммея призывала к себе Оригена, отправив для охранения его почетную стражу. Он пробыл у нее несколько времени и показал перед ней очень многие опыты силы Божественного учения"(VI, 21). О другом императоре, на которого указывает Дионисий, — Филиппе, и его отношении к христианству известно более, чем об Александре Севере. Евсевий довольно положительно говорит, что он, Филипп, был христианин. Известия Евсевия об этом римском императоре заключаются в следующем: носится слух, что, будучи христианином, Филипп захотел однажды вместе с народом (христианами) участвовать в молитве во время всенощного бдения на Пасху, но епископ той церкви не допустил его, сказав, что не может позволить ему входа в церковь, пока он не очистит себя покаянием от своих преступлений (а таких преступлений, заметим, было много у Филиппа: он не раз запятнал себя вероломством и убийством), и император согласился подвергнуться такому покаянию и заявил себя потом добрыми делами"(VI, 34). Достоверны ли факты, передаваемые о Филиппе Евсевием, этот вопрос в настоящем случае нас не интересует. Для нас представляется очень важным взгляд знаменитого историка древности на Филиппа, которого он считает христианином, несмотря на то, что нравственный характер этого императора затворял ему вход в храм христианский. Кроме сейчас переданных известий у Евсевия сообщается сведение, что Филипп был знаком с Оригеном, как это видно из того, что Ориген был в переписке с этим императором и его женой Северой (Церк. ист., VI, 36).

По свидетельству того же Евсевия, в царствование Диоклетиана"жена и дети этого государя свободно следовали божественному слову и христианской жизни и только что открыто не выражали своего дерзновения к вере"(VIII, 1). Кто именно из числа семейных лиц дома Диоклетианова отличался следованием христианскому учению и в чем оно обнаруживалось — этого не видно из показаний Евсевия. Точнейшему пониманию дела помогает Лактанций. Он указывает на жену Диоклетиана Приску и дочь его Валерию как на особ, не чуждых склонности к христианству. Эта склонность, впрочем, выражалась, по–видимому, лишь в том, что они чуждались принесения языческих жертв (De mortib. persecut., 15).

Наконец, для ясности понимания нашего вопроса не мешает припомнить и то, что Константин Великий хотя крестился лишь перед самой смертью, однако всю свою жизнь и сам себя считал настоящим христианином, и Церковь с епископами смотрела на него как на истинного и совершенного последователя христианской религии.

Вот что показывает историческая справка, какую мы навели. Не нужно много проницательности, чтобы видеть, что в древнейшую пору христианства на практике имени"христианин"придавали очень широкий смысл. Всякий человек, так или иначе выразивший свое доброе расположение к христианству, сближающийся с ним в таком или другом образе действий, даже вообще интересовавшийся христианством, казался стоящим на стороне Церкви, казался отставшим от язычества и принявшим веру христианского общества. Явными христианами считались такие императоры, которые тем только и были известны, что не преследовали христиан; пренебрежение обрядами языческого культа считалось уже признаком перехода в христианство; можно было получить лестное название"благоговейнейшего и благочестивейшего"лишь за одно страстное желание узнать сущность христианства, побеседовать с христианскими учеными о христианской вере. Напрасно было бы думать, что человек невысоких нравственных правил лишался права носить имя христианина в эпоху первых веков христианства (взгляд Евсевия на императора Филиппа показывает, что порочная жизнь не позволяла христианину пользоваться всеми религиозными правами, но не лишала его возможности считаться действительным членом христианского общества). Наконец, можно было считать кого‑либо христианином, хотя бы крещение и не было совершено, как показывает пример Константина Великого.

Если, имея эти факты перед глазами, спросим себя теперь: можно ли Марцию считать христианкой, ту Марцию, о которой не известно — была ли она крещена, которая проводила жизнь не столь нравственно, как требовал идеал христианский, но которая в то же время была воспитана в христианском доме, знала и интересовалась христианством, оказала важные услуги христианскому обществу, восхвалялась современными писателями за богобоязненность? Ответ утвердительный едва ли будет непозволительной смелостью. Если Ириней Лионский знал о том, что действительные христиане (fideles) находились при дворе Коммода, то едва ли он исключал Марцию из числа лиц, которых называет общим именем христиан.

И значит, историк Обэ и писатели, согласные с ним во взгляде на Марцию, более правы, чем Селенэ.