10. Препятствия
Препятствие – это преграждение света ума-мудрости. Вряд ли стоит называть его «грехом», лучше бы усмотреть в нем просто помеху для понимания, отвлекающую внимание, создающую отождествления, уводящую нас от уравновешенного осознавания потока. Препятствия составляют основу многих реакций поневоле и семена многой кармы.
Хотя существует множество препятствий, их обыкновенно делят на пять главных разрядов; это, если хотите, пять врагов уравновешенного ума. Вот они: чувственные желания, которые представляют собой особую форму алчности; ненависть или гнев, представляющие особую форму отвращения; леность и вялость; взвинченность и беспокойство; наконец, пожалуй, величайшее препятствие для исследования и ясности – сомнение. Большинству из нас до некоторой степени свойственны все эти качества, хотя часто одно из них получает преобладание над другими. Например, в случае чувственного желания и ненависти, алчности и отвращения в какой-то момент времени может присутствовать только одно из них, поскольку по своему действию они взаимно-противоположны. Если мы страстно желаем чего-то, мы стремимся к этому, мы готовы поглотить желанный предмет. Если же мы чувствуем к нему отвращения, мы стараемся оттолкнуть его подальше. Хотя ум способен измениться в течение какой-то доли секунды, мы не в состоянии иметь и то и другое в один и тот же момент ума.
Алчность зачастую бывает желанием приятных состояний, желанием «больше, раньше, быстрее». Это не обязательно похоть, хотя она, несомненно, представляет собой легко узнаваемый аспект алчности. Это может быть даже страстное желание некоторых таких тонких состояний ума или вершинных переживаний; это может быть желанием лестных образов себя, скажем: «Я хорошо медитирую». Проблема этого препятствия, как и всех препятствий вообще, заключается в том, что оно направляет внимание во внешнюю сферу, а потому редко распознает себя. Конечно, без осознавания того, что происходит, очищению и освобождению возникнуть очень трудно. Мы можем уловить качество страстного желания в гораздо более тонкой форме, когда едем по шоссе и замечаем, что наши глаза читают дорожные афиши и объявления, хотя мы и не устремляли туда взора; такова обусловленная страсть ума к получению стимулов.
Это одна из преобладающих энергий, которые мы замечаем в уме, – вожделение к объектам, жажда переживаний. Вожделение может быть для нас самих крайне болезненным, а нередко болезненным и для вожделенного объекта, если объектом нашего вожделения оказывается другой. Вожделение по отношению к кому-то, – плотское или более тонкое, когда мы желаем, чтобы этот человек служил отражением того, чем мы представляем самих себя, – так вожделение является причиной того, что данный человек становится предметом для удовлетворения, то есть объектом, лишенным своей удивительности, своей собственной внутренней ценности. Мы полностью отделены от таких предметов удовлетворения, мы питаемся ими, пользуемся ими. Этим мы не хотим сказать, что нам нельзя слегка потанцевать со своими желаниями; но музыка должна слышаться с обеих сторон, и сердца надо держать открытыми.
Второе препятствие – это отвращение, или ненависть; оно заключает в себя и страх. Это все, чего мы не хотим, все вещи, которые отталкиваем. Когда налицо отвращение, оно закрепощает тело и ум. Чувствуемые гнев, предрассудки, отвращение отталкивают прочь целый мир. Все эти виды отвращения противодействуют тому, что есть; все они создают преграду для свободно текущего ума, который познает вещи в каждое мгновенье такими, каковы они есть, и не желает их переделать. Будда уподобляет гнев, наиболее обычную форму отвращения, протягиванию голой руки в костер, чтобы взять там уголек и бросить его в кого-то другого. Прежде чем навредить другому, мы навредим самим себе. Наблюдая гнев, мы замечаем, что целью гнева бывает желание как-то навредить другому, унизить его. Мы не в состоянии по-настоящему рассердиться на кого-то или на что-то, не желая навредить ему. Таково злосчастное естественное свойство этого душевного фактора.
Когда мы ясно видим эти препятствия такими, каковы они есть, они не создают дальнейшей кармы. Чем скорее такие состояния будут отмечены, уже когда они начинают оформляться в уме, тем скорее можно будет от них избавиться, тем меньше силы будут они иметь для того, чтобы вызвать самоотождествление. Если мы знаем, что сердимся, и не осуждаем гнев, не испытываем отвращения к этому виду отвращения, мы можем раскрыть окружающий его ум, раскрыть предлагаемое осознаванием пространство и разрушить свою отождествленность с отвращением. Если мы открыто узнаём и признаём отвращение, когда оно есть, мы перестаем подпитывать пламя, и потом оно может остаться только в виде уменьшающегося результата былых помыслов. Пламя будет не усиливаться, а выжигать все те старые привычки ума, которые послужили причиной его выдвижения на первое место.
Когда мы следим, как эти препятствия действуют внутри ума, мы видим, что они нам не друзья. Хотя мы, возможно, долгое время находимся в теснейшей связи с препятствиями и думаем о них в значительной мере как о себе – «мой гнев», «моя алчность», – они остаются всего лишь качествами ума, как и любое иное качество. Когда мы видим их в свете понимания, они обладают все меньшей и меньшей силой для того, чтобы втянуть нас в деятельность, отвлечь ум. Мы можем исследовать для себя эти состояния ума, мы можем увидеть, как они создают из этого мира множество чудес.
Далее у нас имеются два наших старых товарища, лень и вялость, которые, как сказал один учитель, лучше всего олицетворены в банановом слизняке. Леность и вялость многообразны в своих проявлениях. Обыкновенно это – неповоротливость ума, которую мы время от времени ощущаем. Иногда, когда мы наблюдаем ум, мы отмечаем значительную долю сонливости и подавленности, которые становятся настоящим препятствием для ясности, потому что без должной энергии очень трудно быть проницательным. Леность и вялость, подобно другим препятствиям, могут зайти настолько глубоко, что станут частью нашего характера, способом нашего отношения к миру. Иногда это обстоятельство становится для нас очевидным, когда мы сидим и отмечаем такое свое думанье: «О, сейчас это уже лишнее...» или: «Думаю, пора остановиться!..», «Ну, для меня достаточно!» Это лень; и когда она присутствует, она способна воспрепятствовать дальнейшей работе. Эта сонная ослепленность погружает ум в особое состояние слабоумия; часто мы определяем его как «свою усталость» – вместо того, чтобы видеть в нем просто «утомление», «вялость», и оставаться с ним без противодействия, которое могло бы возникнуть в виде реакции на него.
Внимательность представляет собой самое мощное средство для преодоления каждого из препятствий. Мы можем сидеть с любым из них; и вместо того, чтобы препятствовать нашей медитации, они могут стать объектами исследования. Наблюдение за утомлением, за гневом или жадностью может оказаться захватывающе интересным, если ум при нем останется легким и свободным от осуждения. Мы можем просто осторожно и пристально наблюдать эту активность в уме и теле.
Когда внимательность недостаточно сильна для того, чтобы преодолеть препятствия, существуют некоторые искусные средства, предназначенные для работы с ними. В случае гнева и отвращения искусное средство для их нейтрализации в уме есть освобожденность, которая возникает благодаря зарождению чувства любящей доброты. Для учителя нет ничего необычного в том, чтобы предложить человеку с большим запасом гнева укрепиться в практике метта, или любящей доброты, сделав ее объектом медитации. В случае алчности мы видим, как неудовлетворительна по своей сути природа желания, и этот факт способствует противодействию такому качеству ума. К примеру, существовала традиция часто отправлять лиц с преобладанием чувственности на площадки для погребения трупов, чтобы они наблюдали там разлагающиеся тела и добились некоторого прозрения как в принцип непостоянства, так и в объекты своих сильнейших желаний. Менее радикальным и более подходящим для нашей практики средством будет поощрение умеренности в еде и сокращении сна. Такая внимательность к чувственному удовлетворению часто может служить противоядием по отношению к чувственным желаниям. Столкнувшись с вялостью и сонливостью, надо сделать несколько глубоких вдохов или даже выйти прогуляться, и это может послужить средством пробуждения сонливого ума. Может даже оказаться полезным постоять немного в состоянии внимания. В качестве средства, противодействующего упорной вялости, одному моему другу, бывшему монахом в Таиланде, учитель предписал продолжать медитацию, сидя на краю глубокого колодца. Каждый раз, когда его голова падала вниз, глаза раскрывались, и он видел перед собой зияющую пропасть. Очень быстро вялость разрушилась. Другой мой приятель медленно ходил задом наперед, пользуясь этим приемом как средством достижения такой же бдительности ради выживания, чтобы преодолеть томление, возникавшее во время длительной практики уединенной медитации.
