И сразу же пристал подросток с ведром. Он то дважды показывал ладонь с растопыренными пальцами, что означало десять фунтов, то тянул заглянуть в ведро.
Я заглянул. И увидел кишение маленьких, величиной с карандаш, крокодильчиков.
Этого ещё только не хватало! Я отмахнулся от пацана, решительно пошёл прочь и наткнулся на идущую навстречу жену руководителя группы. Наталья Георгиевна обрадовалась.
— Как хорошо, что вы остались! Они все уехали на плотину — и Сергей Петрович, и Саша. А я пошла по магазинам. Хочу на базар и боюсь. Там пристают к иностранкам, щипаются. Давайте пойдём вместе!
— Ладно.
— Тогда я зайду в отель, оставлю там покупки, переоденусь. Миленький, обождите минут десять-пятнадцать. Вон тенёк, можно посидеть.
Под полосатой маркизой у отеля стояли вычурные белые стулья. Сел на один из них, вытянул ноги. Подросток со своим ведром продолжал маяться возле входа.
«К чему это вспомнился Володя Кравцов?» — снова подумал я.
Неожиданный сон с появлением Тарковского, его фраза о царстве сатаны, джезвеи в ресторане отеля «Рамзес», давние встречи с Тарковским в «Национале» — цепочка строилась и не выстраивалась.
...В то время я только начинал интересоваться йогой, парапсихологией. Еще о лаборатории Йовайши и помина не было, она существовала тогда буквально в подполье — где-то в подвале.
Сейчас странным казалось само это сочетание: видеть наяву улицу города Асуана с её цокотом копыт, конными фаэтонами, изукрашенными блестящими эмблемами, множеством арабских надписей; лихих мотоциклистов; мальчика, продающего живых крокодилов, а в умозрении созерцать случайного знакомого — русоволосого парня Володю Кравцова, который много лет назад однажды утром пришёл в гости и так буднично произнёс:
— Знаете ли вы о том, что у вас открыта аджна — третий глаз?
— Думаю, это возможно лишь в результате длительной нравственной работы над собой, — ответил я.
— У кого как, — сказал Володя и добавил: — Вернее, почти открыт. Один лепесток лотоса загнут. Хотите, попробую отогнуть.
— Валяйте. — Мне стало смешно.
Володя сел на стул напротив и попросил прислушаться к своим ощущениям. Через несколько минут явственно почувствовалось, как по телу забегали прерывистые импульсы.
— Не напрягайтесь, — сказал Володя, не сводя с меня глаз.
Вскоре импульсы исчезли. Зато стало ломить между бровями.
— Вот и все. — Кравцов встал, трижды выдохнул и вынул из кармана пиджака колоду игральных карт. — В душе вы не верите, что у вас открыта аджна. Перетасуйте эту колоду. Положите её на стол рубашкой вверх. Так. А теперь смотрите, только не старайтесь угадать, просто смотрите и сразу называйте очередную карту.
— Туз пик, — сказал я.
Володя открыл карту и показал её. Это был туз пик.
— Семерка червей.
Следующей была семёрка червей.
— Семерка треф, — произнёс я. Меня начал охватывать страх.
Володя показал семёрку треф.
— Бубновая семёрка. — Я хотел сбить ужасающее везенье, сам протянул руку, перевернул верхнюю карту.
Передо мною была бубновая семёрка.
— В чём дело? Что это все значит? Фокусы? Зачем вы меня разыгрываете?
— В вас полностью открылось то, что принято называть интуицией, — ответил Володя Кравцов. — Снова перетасуйте колоду, опять же положите её перед собой вверх рубашкой, сами разложите её на красную и чёрную масти.
Как ни старался я переломить удачу, по несколько раз подряд то откладывал карты в сторону красной масти, то в сторону чёрной, а в результате колода оказалась разложена поровну, абсолютно правильно.
— А теперь, если не трудно, вылечите мне зуб, флюс назревает, — попросил Володя. — Собственно, за этим я и пришёл.
— Я не умею.
— Для этого вам достаточно посмотреть вот сюда, на мою щеку, и мысленно на задержке дыхания прокрутить прану по часовой стрелке.
— А сами не можете?
— У меня нет дара себя лечить. И у вас будет то же самое.
Я подчинился. Несколько раз проделал то, о чём просил Володя, и в процессе целительства вдруг осознал, что вижу этот самый зуб, третий слева вверху, воспалённую десну вокруг него.
— Прошло, — сказал Володя. — Не болит.
— Третий слева на верхней челюсти?
— Конечно. Ну вот, все получается, — как ни в чём не бывало констатировал Володя.
Так это началось. Так я начал лечить. Видеть. Убедился в силе интуиции. Тогда же, обрушив на Кравцова шквал вопросов, услышал от него рассказ о том, что все его необыкновенные знания — от бабушки, которая была последней монахиней разорённого монастыря.
Напоследок Володя Кравцов решил поделиться самым главным.
— Конечно, вы взрослый человек, сам не люблю, когда пихают в спину. Но вы, Артур, должны дозреть и креститься.
— Откуда вам известно, что я некрещёный? — спросил я, тогда даже в мыслях не представлявший себя верующим.
— У крещёных появляется некий знак на лбу, — заявил Володя. — То, что называют парапсихологией, — преддверье иного мира, мира духов. Это опасно для души, если она не находится под защитой Христа. Послушайте, что произошло со мной несколько лет назад, хотя я, конечно, крещён с рождения. Я работаю дворником во дворе дома, где живу. Один раз, зимой, убирал до вечера снег, намахался лопатой, пришёл домой, попил чаю, сижу усталый. Вдруг вижу себя не на своей бедной кухне, а в каком-то замке, вроде стеклянного. За стенами, вверху, внизу — звезды. Передо мной у стола мужчина. Спрашивает: «Будешь мне служить?» И сразу через зал процессия самых красивых женщин, каких только можно вообразить. Блондинки, брюнетки, негритянки... Куда там журналы мод и всякие «мисс Вселенная»! Сумасшедшей красоты бабы. Следом въезжают автомобили, один другого шикарней. Не смейтесь, все это было так же реально, как я вижу вас! Короче, он говорит: «Все это и многое другое будет твоё, если будешь мне служить!» И я понимаю: это сам сатана. Пододвигает какую-то бумагу, перо гусиное. Что улыбаетесь? Думаете, легенда?! Ведь вы не мне не верите — Христу не верите! Христос говорил о нём как о личности. Это вам не художественная литература, не какой-нибудь Мефистофель. Хотя тот тоже не на пустом месте возник... Только мысль о Христе и спасла. Наотрез отказался. Глядь: сижу на своей кухне, будто не было ничего. Как вы думаете, отстал он от меня?
— Кто его знает! — Я совсем очумел тогда от этой исповеди и про себя с сожалением решил, что Володя Кравцов спятил.
Всегда легче всего именно таким образом заслониться от необычных проблем, может быть от самых важных. Особенно если они исходят от другого человека...
— Извините! Вы меня заждались? Идемте же скорей на базар. — Переодетая в белое гипюровое платье, Наталья Георгиевна чрезвычайно оживилась. Стало видно, какой красавицей она была в молодости. Хищной красавицей. — Вы бывали на восточных базарах? Нет? Как же я люблю торговаться на восточных базарах!
Шел рядом, слушая её болтовню, а сам продолжал думать о Володе Кравцове, о той метаморфозе, которая с ним произошла.
С той памятной встречи мы не виделись лет пятнадцать. Как возник в моей жизни Володя, так и исчез, больше не звонил, не заходил. Но вот два года назад я услышал от одного пожилого кинорежиссёра, что некто Володя Кравцов вылечил его от рака лёгкого. Правда, не до конца. Приходится ездить раз в месяц на сеанс, подлечиваться, капсулировать опухоль. За каждый сеанс режиссёр платил ему деньги. И я набился в очередной раз поехать вместе. Я не умел лечить злокачественные опухоли, знал, что те, кто занимается этим, да ещё берет тысячи, — шарлатаны, сводящие людей в могилу. Вместо того чтобы вовремя сделать операцию, использовать последний шанс, больные поддавались самообману. Порой у них исчезали боли, но метастазы росли...
Володя Кравцов теперь наверняка уже не был дворником. В четырёхкомнатной квартире, обставленной антикварной мебелью красного дерева, за стёклами буфетов и книжных шкафов тесно стояли разнообразные бутылки с заграничными наклейками — громадная коллекция вин, коньяков, водки и виски.
В гостиной, куда нас проводила Володина жена — энергичная красотка, уже собравшаяся уходить со старшей дочерью в музыкальную школу, чинно сидели на стульях ожидающие приёма пациенты. Человек двенадцать. Преимущественно это были женщины.
Почтительно следили они за тем, как Володина жена приоткрыла дверь в соседнюю комнату, что-то сказала. Оттуда тотчас выглянул Володя. Ничуть не удивился.
— Сейчас, сейчас. Покончу с больным и, конечно, без очереди приму вас. А вы, граждане, уж извините, придётся обождать!
Дверь закрылась.
Я сел на низкий плюшевый диван рядом с режиссёром. В гостиную из глубины квартиры за вкатившимся мячом вбежала другая дочь Кравцова, лет шести. А следом за ней большой чёрный пёс.
Девочка была хорошенькая, в коротком белом платьице. Я сначала даже не сообразил, что это такое — красное — торчит у пса между задними лапами. Девочка бегала по ковру, играя с мячом, и каждый раз, когда она нагибалась, пёс накидывался на неё сзади, огуливал своим членом.
