Гопи Кришна - Кундалини. Эволюционная энергия в человеке.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Если бы даже самый правдивый человек в мире опи­сал подобный эпизод и я бы прочел о нем до того рокового декабрьского утра, когда мне удалось впервые заглянуть в сверхсознание и увидеть легендарную Кундалини в действии, я бы тут же отнес его к разряду тех умных, но доверчивых людей, кото­рые, будучи щепетильными во всех остальных вопросах, сохранили детскую наивность в отношении сверхъестественного. Как вы вско­ре сами убедитесь, я долгое время пребывал в недоумении относи­тельно своего состояния и был не способен осмыслить все, что со мной произошло. Лишь по прошествии нескольких лет, происшест­вие вырисовалось во всех деталях, многие из которых я не замечал раньше, и потому я решился изложить все на бумаге. Решение это в дальнейшем было подкреплено тем соображением, что Кундалини активна (правда, в меньшей степени) у миллионов разумных людей всех цивилизованных наций, при этом ее активность зачастую при­водит к физическим и психическим расстройствам, не поддающим­ся современным средствам терапии, поскольку последняя не имеет ни малейшего представления о природе этих расстройств.

Учитывая всю значимость природы физических и психических метаморфоз, необходимых для духовного раскрытия, я нисколько не удивляюсь тому, что пришлось мне испытать. Ведь мистическое состояние представляет собой последний и самый отважный шаг в том путешествии, которое начал человек, поднявшись с четверенек на ноги. Оно завершится после испытаний и страданий, после пере­живания блаженства развоплощенного бытия; оно завершится, но не со смертью, а с окончанием срока, отпущенного всему человече­ству. Путь, лежащий перед ним, столь труден и запутан, что потре­буется вся его сила воли, все его интеллектуальные способности, чтобы пройти по нему шаг за шагом, пока впереди не обозначится цель.

Когда я проснулся на следующее утро, оказалось, что я слиш­ком слаб и не могу сразу же подняться с кровати. Потому я оставал­ся лежать, прокручивая в уме страшные события ночи, и слезы благодарности катились по моим щекам, когда я думал о божествен­ном вмешательстве, спасшем меня в самый критический момент моей жизни. Чем больше я думал об этом, тем больше склонялся к мысли, что сверхчеловеческая сила, действующая через мой мозг, дала мне знать, как следует действовать, чтобы спастись в той от­чаянной ситуации, когда я не мог рассчитывать на помощь со сторо­ны. Никакая сила на земле не могла бы спасти меня от смерти или безумия, никакое лекарство не могло бы облегчить моих страданий. Казалось, что это знание было изначально вложено в мой мозг, что­бы спасти мое тело от экспериментов целителей, ровным счетом ни­чего не знающих о причине моей болезни, и избавить мою нервную систему, находящуюся в столь плачевном состоянии, от разрушите­льного действия лекарств, которые могли сыграть роль ядов. Неда­ром с первых же дней своей болезни я не желал обращаться к ме­дикам. И дело не в том, что я не испытываю уважения к людям этой профессии, а в том внутреннем знании, что причина моей болезни лежит вне компетенции современной медицины.

С чувством облегчения я, наконец поднялся с постели, как чело­век, которого долгие часы сжигал жестокий внутренний огонь, и вдруг каким-то чудесным образом, не только огонь оказался зага­шен, но и боль от ожогов полностью прошла. Я стал изучать свое от­ражение в зеркале — лицо было все еще бледным и истощенным, но безумное выражение практически исчезло, и глаза утратили маниа­кальный блеск. На меня смотрело лицо ослабевшего после продол­жительных страданий, но совершенно нормального человека. Язык все еще сохранял следы белого налета, пульс был слабым и неров­ным, но все остальные симптомы, свидетельствующие о состоянии моих органов, пришли в норму, и мое сердце от радости подскочило в груди. Живое излучение, исходящее из места расположения Кундалини, распространяющееся по всем нервам и наполняющее мои уши странными звуками, а мозг огнями, не уменьшилось, однако сейчас поток казался теплым и приятным — он чудесным образом успокаивал и исцелял измученные ткани и клетки.

В последующие дни я уделял режиму питания самое присталь­ное внимание — съедал несколько ломтиков хлеба или немного вареного риса с молоком каждые три часа. Количество пищи, прини­маемой в один прием, было очень невелико — несколько маленьких кусочков или глотков. Когда после последнего приема пищи я лег в постель, то к огромному облегчению почувствовал легкую сонли­вость и, несмотря на то что мою голову окружал светящийся ореол, тут же забылся сном, окутанный умиротворяющим лучистым по­кровом ночи. На следующее утро я проснулся с отдохнувшим умом, но все еще ослабленным телом. У меня не было сил ходить, и когда я поднялся на ноги, все перед глазами пошло кругом. Но голова бы­ла ясная, и преследовавший меня страх почти полностью исчез. Впервые после многих недель непрекращающихся страданий я об­рел способность ясно мыслить. Чтобы набраться сил свободно хо­дить по дому и стоять на одном месте достаточно долго, мне понадо­билась неделя. Не представляю, какой потаенный резерв энергии в моем организме поддерживал мое существование до последнего времени, ведь я более двух месяцев не принимал почти никакой пи­щи. Тогда я не испытывал такой слабости, как сейчас — очевидно, отравленные нервы не могли правильно оценить состояние моего организма.

Время шло, и во мне крепла уверенность в том, что непосредст­венная угроза моему здоровью миновала. Но мое состояние было со­вершенно необычным, и чем больше я думал об этом, тем больше сомневался в исходе. Это было очень странное состояние: прозрачная среда, невероятно живая и остро чувствующая, светилась и днем, и ночью, пропитывая все мое существо, протекала через каж­дую часть организма, прекрасно ориентируясь в нем и зная все пу­ти. Я часто с неописуемым удивлением наблюдал за замечательной игрой этой лучистой силы. Я не сомневался, что Кундалини была полностью разбужена во мне, но при этом не было заметно чудес­ных проявлений каких-либо физических и психических способно­стей, которые древние связывали с ее пробуждением. Напротив, мое физическое состояние оставляло желать лучшего, а сознание было еще неустойчивым. Я не мог сосредоточиться на чтении или безраздельно уделить внимание какому-нибудь иному заданию. Любая продолжительная попытка сконцентрироваться неизменно приводила к нарастанию симптомов. После фиксации внимания на любом предмете свечение в моей голове увеличивалось до невероятных размеров, что приводило к возвышению сознания и влекло за собой испуг, правда, уже в значительно более мягкой форме.

Не замечая никаких признаков духовного озарения, озабочен­ный странным поведением своего измененного ума, я через несколь­ко недель наблюдений уже с трудом справлялся с мрачными пред­чувствиями. Неужели это все, чего может достичь человек после пробуждения змеиного огня? Вновь и вновь задавал я себе этот во­прос. Неужели лишь ради этого бесчисленное множество людей ри­сковали жизнью, бросали свои дома и семьи, преодолевали страх перед незримыми силами, сносили голод и лишения и годами проси­живали у ног учителей? Неужели йоги, святые и мистики входили в экстатические трансы лишь для того, чтобы испытать это расшире­ние сознания, сопровождаемое неземным свечением и звуками, спо­собное мгновенно перенести человека в необычное психическое со­стояние, чтобы вновь швырнуть на землю, не награждая его ника­ким особым талантом или достоинством, способным выделить из ря­дов прочих смертных? Были ли наблюдаемые мной день и ночь по­токи лучистой субстанции, от чего мое сознание то расширялось, то сужалось, той целью, на которую указывали все тайные доктрины мира? Если этим исчерпывались возможные достижения, мне луч­ше было не углубляться в мир сверхъестественного, а удовлетвори­ться преследованием мирских целей и наслаждаться простым чело­веческим существованием, не знающим страха и неопределенности, ставших моими постоянными спутниками.

Я продолжал уделять большое внимание режиму питания, так как опыт показал, что мой рассудок и сама жизнь зависят от нее. Я ел ровно столько, сколько считал необходимым, не соблазняясь ни­какими деликатесами, если считал, что это может нарушить мой рацион. У меня было достаточно причин соблюдать столь строгую диету, так как любое отклонение от нее (как в количестве и качест­ве пищи, так и в несоблюдении времени ее приема) вызывало столь острую реакцию, что мне приходилось сурово бранить себя за ха­латность. Такое случалось со мной время от времени, словно мысль о том, что отныне мне предстоит есть не ради удовольствия и не ра­ди утоления голода, а для того, чтобы избавить свою перевозбуж­денную и сверхчувствительную нервную систему от лишнего на­пряжения, желала навечно запечатлеться в моем мозгу. Не было никакого спасения от этого вынужденного режима, и в течение первых недель даже малейшая ошибка влекла за собой наказание в ви­де приступов страха и сбоев работы сердца и пищеварительной сис­темы. Обычно в таких случаях мой ум терял гибкость и меня одоле­вала тоска, от которой никак не мог избавиться. Я всеми силами пы­тался избегать ошибок, но при всем моем старании полностью от них застраховаться было невозможно.