Вот почему я говорю, что нужна смелость, так как только смелые люди могут любить. Любовь требует максимальной смелости — потому что она ни от чего не зависит. Она зависит только от чувства, она зависит только от интуиции; она не может зависеть от интеллекта. У любви нет иных доказательств. Любовь не ищет доказательств и ничего не доказывает.
Иудеям пришлось отвергнуть Иисуса. Почему? Потому что он не мог ничего доказать. Они не переставали спрашивать: «Чем ты можешь подтвердить? Откуда ты все это узнал? Кто позволил тебе так говорить?» Кто мог запретить Иисусу говорить? И все то, что он говорил, было абсурдно. Он отвечал: «Кто позволил? Еще до того, как пришел Авраам, я был». А Авраам — это самый почитаемый пророк у иудеев. Иисус сказал: «Еще до того, как пришел Авраам, я уже был. Даже Авраам не может быть для меня авторитетом. Я не последователь Авраама. Я был еще до него».
Это выглядит уже слишком абсурдно, потому что несоответствие слишком очевидно: Авраам жил тысячи лет назад. А Иисус говорит: еще до Авраама, еще до всего, я был. Мое бытие предшествует Аврааму. Кто же мог меня научить? И он прав, потому что источник, к которому он прикоснулся внутри себя, вечен. Источник, который он нашел внутри себя, не нуждается в доказательствах, не нуждается в подтверждении авторитета. Наоборот: Иисус стал доказательством правоты слов Авраама. Именно это и казалось нелепым.
Именно это говорю и я: я сам являюсь доказательством того, что Кришна был прав, я являюсь доказательством правоты Будды, я являюсь доказательством правоты Иисуса, именно так.
Поэтому мне не на кого ссылаться. Я весь перед вами — можете принять, можете уйти.
Второй вопрос:
Я понимаю так, что знание и есть понимание, о мудрость мудрецов есть мудрость веков. Пожалуйста, дай мне эту мудрость.
В одном вопросе три вопроса. Первый: Я понимаю так, что знание и есть понимание. Нет, уважаемый. Знание — это вовсе не понимание. Знание — это отсутствие понимания. Знание — это фальшивая монета, заменитель, это далеко не понимание. Знания заимствованы, а понимание никогда не заимствованно. Понимание может быть только вашим, а знания всегда чужие. Понимание приходит как следствие вашего осознания, а знания — это результат вашего обучения. И эти процессы совершенно различны, полностью противоположны. Если вы хотите приобрести понимание, вам придется отучиться от всего, чему вы научились. Знание действует как в барьер, знание должно быть отброшено. Перед лицом непознанного познанное должно исчезнуть.
Понимание связано с непознанным, а знание — с уже познанным. Знание — это ваша память. Понимание — это само ваше существо. Знание подобно приходящему свету. Знание подобно луне, в то время как понимание можно сравнить с солнцем. Луна зависит от падающего на нее света; она отражает солнечный свет, но сама по себе света не имеет. Солнце же излучает свой собственный свет.
Вы говорите: Я понимаю так, что знание и есть понимание. Вы чего-то не понимаете, уважаемый. Второе: Мудрость мудрецов есть мудрость веков. Нет, вы совершенно не правы. Мудрость мудрецов не имеет ничего общего со временем. Это вовсе не мудрость веков. Совершенно не так. Мудрость веков — это не что иное, как общие знания, обобщенный опыт человечества. Люди жили, они вместе нечто переживали и затем постепенно вырабатывали из своих переживаний некие знания.
Через массы… мудрость веков вырабатывается массами. Это продукт жизни масс: она вырабатывается временем, общими переживаниями. А мудрость мудрецов не вырабатывается временем, она безвременна. Когда человек выходит из потока времени, он становится мудрым. А когда человек погружается в поток времени, он начинает копить знания. Большинство старых людей просто напичканы знаниями; старики вовсе не обязательно мудрецы, запомните. Старые люди вовсе не обязательно мудрые люди — а мудрые люди далеко не всегда старики.
Шанкарачарья был очень молодым; он умер, когда ему исполнилось тридцать три. Но он был необычайно мудрым человеком. Будде было около сорока, когда он стал просветленным. Мохаммеду тоже было около сорока, когда он стал просветленным. И им приходилось встречаться с более пожилыми людьми, что становилось причиной конфликтов. Когда Будда пришел к своему отцу, его отец, естественно, оставался отцом. И, как все отцы, он просто посмеялся над глупостью сына. Он сказал: «Что? Ты что, хочешь меня учить? Ты мой сын. Я старше тебя — я твой отец. Я уже познал мир, я знаю жизнь — ее радости и ее разочарования. Несомненно, я знаю больше, чем ты1» А Будда ответил: «Это так, господин. Ты знаешь больше в смысле знаний, то есть твоя память содержит гораздо больше, чем моя. Но не знание я тебе принес. Я пришел поделиться чем-то совершенно новым. Внутренний свет засиял во мне, настоящее пламя. И я вижу, что ты живешь в темноте». Отца это сильно задело. Его эго было задето, он был зол.
Иисус был, несомненно, очень молод. И когда старые раввины отказывались его слушать, это выглядело совершенно нормально. Почему они должны слушать молодого человека, который и мир-то еще не повидал, который и пожить-то еще не успел? Иисусу было всего лишь тридцать три, когда его распяли. Он стал проповедовать, когда ему было тридцать — еще совсем юным — и совершенно неожиданно для остальных. Люди знали его как помощника отца, плотника, работающего с деревом. Он был просто сыном плотника. Никто никогда и не думал, что этот вот мальчишка вдруг станет мудрецом. И вдруг он заявляет, что он — Мессия, что он — сын Бога. Естественно, как люди могли этому поверить? Они знали его как плотника; он делал им мебель, он делал самую заурядную работу в городе — и вдруг заявляет такое! «Он, должно быть, сошел с ума».
Помните, что мудрость всегда распинают на кресте, потому что напичканные знаниями люди ее не выносят. Мудрость обижает, она разрушительна.
Мудрость не связана со временем; она никак не связана даже с вашим жизненным опытом. А то, что вы называете «мудростью веков» нечто совершенно другое: это продукт деятельности масс. Люди уже долго живут на Земле. За это время они многое пережили, и естественно, что они делают выводы, они приходят к определенным заключениям. Но мудрость — это не умозаключения. Это не следствие переживаний. Мудрость-это прозрение, мудрость — это откровение. Она приходит внезапно, подобно вспышке света. Она недоказуема, ее невозможно обосновать. Ее можно либо полюбить — либо не полюбить.
Она столь неожиданна и так не совпадает с вашей жизненной ситуацией и с вашим опытом — каким образом ее можно обосновать? Какие доказательства мог вам дать Иисус? Он отдал свою жизнь, но так и не доказал ничего.
Помните? Последнее, о чем его спросили перед распятием? Пилат, римский прокуратор, Понтий Пилат спросил его: «Что есть истина?» Иисус молчал. Он смотрел в глаза прокуратору и не произносил ни единого слова. Почему Иисус молчал? Он ведь мог что-нибудь сказать… но истину не передашь словами. И это просто глупо спрашивать такого человека, как Иисус, «Что такое истина?», потому что Иисус сам — истина. Он говорил много раз: «Я есть истина. Я — путь, и я же — цель».
Что он еще мог сказать? Он стоял перед Понтием Пилатом-сама истина стояла перед ним, — но Пилат спрашивал: «Что есть истина?» Иисус не пандит, он не профессор, он не философ. Он не собирался иаагать теорию об истине, он сам был истиной. Он стоял в полном молчании, он был просто открыт, он был просто доступен.
Но Пилат не мог этого понять. Он не видел истину. Он ждал хотя бы нескольких слов, чтобы этот человек сказал хотя бы несколько слов. А Иисус не сказал ни слова, и все же он являл собой все, что может быть сказано об истине. Он открыл самого себя: он сам был там, его присутствие ощущалось, его атмосфера ощущалась. Если бы Пилат был хоть немного восприимчив, он бы узнал, что есть истина.
Истина не связана со знаниями, накопленными веками; истина — это далее не переживание. Когда опыт исчезает, и остается только наблюдатель в чистом сознании… Сознание без содержания — вот что такое истина. Это не переживание, это не нечто, что вы испытываете. Вовсе нет, в ней уже нечего переживать, совершенно нечего — это чистое небо, никаких объектов, одна лишь субъективность, пульсирующая в созвучии с целым, танец; только субъективность, только чистое сознание без содержания. Это не переживание.
Позвольте мне выразить это другими словами: Бог-это не переживание, это нечто, выходящее за пределы переживаний. Мир — это переживание, но Бог — это не переживание. Переживание возможно только в мире двойственности. Только если я отделен от вас, я могу догнать вас. А когда я един с вами, как я могу вас ощутить? Как я определю, где переживаемое, а где переживающий; где познаваемое, а где познающий, где объект, а где наблюдатель? Нет, это будё- невозможно. Объект слился с субъектом, превратившись в одно целое — как теперь определить, где познающий, а где «означаемое?
