В учебниках истории вы ничего не найдете о Лао-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы, Ко Суане, даже в примечаниях. А это люди, которые стоят у истоков человеческого сознания, эти люди являются настоящей надеждой человечества. Но их имена не упоминаются даже вскользь, наоборот, историки постоянно сеют сомнения в существовании Христа; сомневаются, был Кришна исторической фигурой или это просто миф; жил Махавира на самом деле, или люди все выдумали; ходил ли Будда по земле, или он был лишь проекцией наших мечтаний, наших желаний?
Зигмунд Фрейд называет таких людей воплощением наших желаний. Мы бы хотели, чтобы были такие люди, но на самом деле их не было, а если они и существовали, то совсем не так, как мы их изображаем. Эта теория стала камнем преткновения между Фрейдом и его учеником, Карлом Густавом Юнгом, и этот камень преткновения имел очень большое значение. Фрейд был прагматиком, Юнг был больше поэтом. Юнг бесконечно верил в мифологию и не доверял истории. И я абсолютно с ним согласен.
Все мифологии мира ближе к истине, чем ваши так называемые истории. Но мы учим детей истории, а не мифологии. Мы учим их арифметике, а не поэзии. А то, как мы учим детей поэзии... мы учим их так, что они чувствуют себя пресытившимися, что им становится скучно, и, выйдя из стен университета, они никогда не перечитывают Шекспира, никогда не берут в руки Милтона. При одном упоминании имен Шекспира, Милтона, Калидаса, Бхавбхути молодых людей начинает тошнить. Учителя терзают их этими именами так сильно, что им хватает этого на всю жизнь. Их интерес не подогревается, они не становятся более поэтичными, они теряют к поэзии всякий интерес. Никто не развивает их творческое начало, их не учат видеть поэзию во всем.
Ученые весьма искусно разрушают красоту своими комментариями, своими толкованиями, своими так называемыми научными изысканиями. Они делают все настолько тяжелым, что даже поэзия в их устах теряет свою поэтичность.
Я сам никогда не ходил на уроки поэзии в университет. Декан постоянно меня спрашивал:
— Вы посещаете все остальные предметы, почему вы не приходите на уроки поэзии?
— Потому что я хочу сохранить к ней живой интерес, — отвечал я. — Я люблю поэзию, поэтому и не хожу. Я знаю точно, что ваши учителя совершенно непоэтичны. Они не ведают поэзии в жизни. Я знаю это точно. Человек, который преподает поэзию в университете, ходит со мной гулять каждое утро. Я никогда не видел, чтобы он смотрел на деревья, слушал птиц, наблюдал прекрасный восход.
А там, где я учился, восходы и закаты были потрясающе хороши. Университет располагался на небольшой возвышенности, окруженной со всех сторон холмами. Я нигде не встречал... Я путешествовал по всей стране и нигде не видел закатов и восходов прекраснее, чем там. По какой-то неведомой причине над Сагарским университетом во время восходов и закатов собирались такие разноцветные облака, что даже слепой мог заметить, что в небе происходит нечто неизъяснимо прекрасное.
Но я ни разу не видел, чтобы профессор, преподающий поэзию в университете, наблюдал за закатом, чтобы он остановился хоть на мгновение. И каждый раз, когда он видел, как я любуюсь закатом или восходом, или деревьями, или птицами, он всегда говорил:
— Вы что сидите? Вы вышли на утреннюю прогулку — делайте зарядку!
— Для меня прогулка — это не зарядка. Вы делаете зарядку, а для меня это любовный роман.
В дождь он никогда не выходил. А я всегда выходил в дождь, стучал в его дверь и говорил:
— Выходите!
— Но ведь на улице дождь, — ворчал он.
— Это самое прекрасное время для прогулки, — отвечал я. — Улицы абсолютно пусты. И оставьте зонтик дома, ведь дождь — это так чудесно, так поэтично!
Он считал меня сумасшедшим. Но человек, который никогда не гулял под деревьями в дождь, не способен понять поэзию. Я сказал декану нашего факультета:
— Этот человек не понимает поэзию, он ее уничтожает. Он такой интеллектуал, а поэзия — явление вовсе не интеллектуальное. Между интеллектом и поэзией нет ничего общего.
Университеты разрушают интерес и любовь к поэзии. Они разрушают ваше представление о том, какой должна быть жизнь, они все больше и больше превращают ее в предмет потребления. Они учат вас зарабатывать деньги, но они не учат вас жить глубоко, жить тотально. Ведь только на этом пути вы можете уловить мимолетные проблески Дао. Только так открываются небольшие врата и окна в запредельное. Вам рассказывают о ценности денег, но не о ценности розы. Вам говорят, как прекрасно быть премьер-министром или президентом, но не говорят, как прекрасно быть поэтом, художником, певцом или танцором. Считается, что этим занимаются только сумасшедшие. Но только с этого пути можно медленно-медленно соскользнуть в Дао.
Дао, без сомнения, больше ума. Дао больше всего. Дао — это Бог, Дао — это целое. Но мы слишком боимся себя потерять, мы продолжаем подпитывать наше эго множеством разных способов.
В жизни мы делаем две вещи: закрываем все двери и окна от солнца, луны, звезд, ветра, дождя, птиц, деревьев, любви, красоты, истины. Мы закрываем окна, возводим вокруг себя склеп без окон и дверей. Мы превращаемся в монаду Лейбница, кокон. Наша жизнь заключена в капсулу. Это первое, что мы делаем. И второе — мы делаем стены вокруг себя все толще и толще. Это происходит из-за конкуренции, амбиций, когда мы хотим иметь все больше и больше. И не имеет значения, нужно нам это или нет, дело не в этом. Думаете, богатые люди все еще нуждаются в деньгах? У них денег больше, чем они могут потратить, гораздо больше. Но желание иметь еще больше не исчезает, потому что дело не в том, что им нужны деньги. Дело в том, что они продолжают укреплять стены эго, делают их все толще и толще. Они постоянно соревнуются между собой. Конкуренция порождает конфликт. А конфликт помогает эго оставаться в живых.
Битник шел по обочине, пританцовывая и щелкая пальцами. Настроение у него было прекрасное. На перекрестке с ним поравнялся «ягуар».
— Эй, клевый папик, хочешь наперегонки? — спросил битник.
— Естественно, — засмеялся водитель спортивной машины.
Загорелся зеленый свет, и они помчались. Битник впереди, бежит, как адская машина. Водитель поражен! Он смотрит на спидометр: тридцать, сорок, пятьдесят миль в час. И только на шестидесяти ему удалось обогнать битника.
Он посмотрел в зеркало заднего вида и заметил, что битник вдруг исчез. Водитель забеспокоился и повернул назад. В итоге он нашел битника в канаве всего в синяках и ссадинах.
— Эй, — сказал водитель, — ты творил невозможное! Я не мог поверить! Что случилось?
— Гуманоид, — простонал битник, — на тебе когда-нибудь лопались кроссовки при сорока пяти милях в час?
Человек должен решить для себя раз и навсегда: либо он хочет жить жизнью эго, которая больше похожа на смерть, чем на жизнь; либо он хочет жить жизнью Дао, которая с одной стороны является смертью, но с другой — возрождением. Это и то и другое — распятие, и воскрешение. Капелька росы исчезает, но она превращается в океан. Она ничего не теряет, только приобретает.
Принять саньясу значит решиться жить жизнью Дао, перестать цепляться за ум, отпустить его, не питать его больше, не поддерживать его всевозможными способами, понять, как вы поддерживали его и перестать делать это. Когда вы уберете все подпорки, эго упадет само. Тот момент, когда оно упадет и исчезнет, — величайший момент вашей жизни. Это момент просветления, момент пробуждения, когда вы становитесь Христом, или Буддой, или Кришной.
Второй вопрос:
Ошо,
Ты безусловно против интеллекта? Человек вообще никогда не должен использовать голову?
Нет, я не безусловно против интеллекта. У интеллекта есть определенные функции, но они очень ограниченны, и вы должны понимать эти ограничения. Если вы ученый, вы будете пользоваться своим интеллектом. Это прекрасный механизм, но он прекрасен, только если он остается рабом и не претендует на роль хозяина. Если он становится хозяином и подавляет вас, он опасен. Когда ум — раб сознания, он прекрасный слуга. Когда ум — хозяин, он чрезвычайно опасен.
Вопрос лишь в том, на чем делать акцент. Я не против интеллекта вообще, я сам использую его, как я могу быть против? Прямо сейчас, когда я с вами говорю, я им пользуюсь. Но я его хозяин, а не он мой. Если я хочу его использовать, я это делаю. Когда он мне не нужен, он не может мной управлять. Но ваш интеллект, ваш ум, ваш мыслительный процесс продолжается, хотите вы этого или нет. Он и не думает о вас, будто вы вообще никто, он работает и работает. Даже когда вы спите, он продолжает свою работу. Он вас совсем не слушает. Он у власти уже так давно, что совершенно забыл, что он всего лишь слуга.
Когда вы идете гулять, вы пользуетесь ногами. Но, когда вы сидите, зачем вам ими двигать? Люди спрашивают меня: «Ошо, в течение двух часов ты сидишь в одной и той же позе. Ты даже ногой не пошевелишь». Зачем мне ею шевелить? Я никуда не иду! А вы, я знаю, даже когда сидите, на самом деле вы не сидите. Вы перебираете ногами, ерзаете, производите множество манипуляций, крутитесь, вертитесь — великая суета.
