Поэтому я открыл двери и для тех, кто сидит на нашем заборе и сочувствует нам, кто всегда хотел быть санньясином, но именно по причине нашей одежды и малы никогда не решался. Я призываю их слезть с забора и войти в храм; и храм этот уже наводнен людьми в оранжевом. И не много времени пройдет прежде чем они тоже переоденутся в оранжевое вскоре после того, как слезут со своего забора.
Оранжевый цвет никуда не денется. Его будет все больше и больше. И двери открыты для тех, кто не в состоянии просто одним махом поменять свою одежду. Так дадим же им время — почему бы не пустить их сейчас? Пусть медитируют — так они наберутся мужества.
Санньяса сохранит оранжевый цвет и малу. Я открыл двери только для тех, кто все еще топчется снаружи, уже наполовину решившись войти. Это как-то нехорошо — пусть входят! Перекрасить же их одежду в другой цвет особого труда не составит.
Вопрос девятый:
Возлюбленный Ошо,
Ты обладаешь огромным уважением к индивидуальности, почитаешь меритократию, оставляешь за каждым равную возможность быть уникальным. Но как нам практически применить все это к нашей жизни в коммуне?
Это несложно. Все дело просто в точке зрения.
Мне вспомнилось... В одном доме висела картина, и все смеялись над ее владельцем:
- Зачем она здесь висит? Это же какая-то бессмыслица!
В конце концов владельцу это надоело,он снял картину и отнес ее в подвал.
И вот однажды к нему в гости заглянул один знакомый. Он спросил:
- Где же та картина, что висела здесь раньше? Это же был подлинник Пикассо!
Хозяин удивился:
- Подлинник Пикассо? Бог ты мой! А я унес его в подвал! Он стоит наверно миллион долларов!
Он помчался в подвал, принес картину, стер с нее пыль и повесил обратно.
Что мы здесь видим? Простую смену точки зрения. Была ли та картина подлинником Пикассо или нет — не в этом дело. Но его точка зрения изменилась в одно мгновение.
Каждый санньясин должен видеть в другом санньясине уникального индивида, «подлинник» существования. И это сущая правда, потому что вас никто не заменит. В мире не найти и двух в точности одинаковых людей. Даже близнецы и те в чем-то отличны.
Так что, это очевидный факт, что каждый по-своему уникален и каждый обладает определенной индивидуальностью. Нам лишь нужно расстаться с нашими представлениями о том,какими должны быть люди; нам следует заменить эти представления на такое мировоззрение,при котором люди всегда прекрасны.
Нет никакого «должны»,потому откуда у нас право навязывать кому-либо свое «должны»? Коль скоро существование готово принять вас такими какие вы есть,то кто я такой, чтобы не согласиться с существованием?
Так что, все дело просто в небольшой смене отношения — и ведь это так просто, как только это становится частью самого вашего видения. Каждый уникален; каждый таков, каков он есть и каждый должен быть таким, каков он есть. Незачем становиться кем-то другим, только чтобы быть принятым; вы уже приняты. Вот что я называю уважением к индивидуальности, уважением к людям — таким, какие они есть.
Все человечество может стать таким любящим и радостным миром, если мы научимся принимать людей просто. Но пока мы на это не способны.
Жена и так и сяк пытается втолковать мужу, каким он должен быть. Муж в свою очередь учит жену, какой должна быть она. Оба сообща объясняют детям, как жить правильно.
Как-то я останавливался в одной семье, и я спросил мальчика, который устроился возле меня:
- Кем ты будешь, когда вырастешь?
Он ответил:
- Не знаю. Наверное, развалюсь на части.
Я удивился:
- Почему?
Он сказал:
- Мама хочет, чтобы я стал врачом. Папа хочет, чтобы я стал инженером. Дядя хочет, чтобы я выучился на артиста. Но никто не спрашивает, кем хочу быть я. Я просто хочу быть плотником, потому что мне нравится дерево, и я хочу играть с деревом и делать из него всякие штуки. Но я не могу им это сказать, потому что они будут смеяться: «Ты дурачок! Мы тебе говорим о врачах, об инженерах, об артистах, а ты хочешь стать каким-то плотником!»
Но если этот мальчик станет врачом,то он будет несчастен. Если он станет инженером, он будет несчастен.
Я слышал историю об одном выдающемся хирурге, прославившемся на весь мир. Пришло его время выходить на пенсию. Ему было уже семьдесят пять,но никто из молодежи не мог с ним потягаться в операционной — семьдесят пять лет, а руки у него были все еще твердые как сталь.
И вот он выходил на пенсию. Собрались все его друзья и коллеги. Закатили пир горой,песни и пляски. Но сам хирург сидел в углу с кислой миной на лице. Кто-то спросил его:
- Не время печалиться! Все радуются за тебя — почему бы тебя не порадоваться вместе с нами?
На это хирург ответил:
- Сейчас для меня как раз самое время печалиться. Я ведь никогда не хотел быть хирургом, но всю свою жизнь я потратил впустую в операционной. И пусть я стал величайшим хирургом в мире, но радости мне от этого никакой. Я мечтал танцевать, и даже если бы я танцевал на улицах городов,то и тогда это было ближе моему сердцу.
Так пусть же люди будут самими собой. Помогайте им быть теми, кем они хотят быть. Никогда ничего никому не навязывайте. Это и есть то самое уважение к человеку.
Глава 2
Самое сложное — это быть со мной
Вопрос первый:
Возлюбленный Ошо,
Тебя приветствует семья индийской «Раджниш Таймс» и все обитатели Раджнишдхама — нео-санньясинской коммуны. И в Индии, и в мире есть множество санньясинов, никогда тебя не видевших, но вместе с тем их любовь к тебе и их преданность твоему видению вызывает благоговение. Как в точности это происходит — откуда столько любви, столько доверия?
На самом деле, любви, преданности даже легче возникнуть, если вы меня живьем никогда не видели. Такая любовь будет гораздо более чистой, более безоговорочной и менее личностной. Видеть меня, быть со мной и при этом любить меня со всей тотальностью гораздо сложнее.
Это происходит потому, что наши умы воспитаны таким образом, что нас всегда переполняют ожидания. Если я соответствую вашим ожиданиям — хорошо; но если я не соответствую вашим ожиданиям, то ваша преданность и ваше доверие начнут колебаться. И если речь идет обо мне, то я просто не могу соответствовать вашим ожиданиям. Если я буду обращать внимание на все, что вы от меня ждете, то я не буду тем человеком, который поможет вам вырасти. Ваши ожидания будут удовлетворены, а вы останетесь прежними, не познав новизны открытий.
Моя задача не состоит в том, чтобы поддерживать ваш ум. Моя задача состоит в том,что вознести его на запредельные высоты.
Но вам мешают ваши же ожидания. Вы ждете чего-то всю свою жизнь — в самых мелочах, бессознательно. И когда что-либо противоречит вашим представлениям, вам и в голову не придет подвергнуть сомнению верность ваших представлений — разумеется, что не прав кто-то другой.
Эта история приключилась, когда я гостил в одной джайнской семье... Было уже, наверное, часов шесть вечера. На встречу со мной приехал старик, отец женщины, владевшей домом, в котором я остановился. Помните, что для джайнов шесть вечера — это уже почти что самое крайнее время для ужина. Как только солнце садится, есть уже нельзя.
Я собирался понежиться в ванной и только затем пойти ужинать, но поскольку этот старик прибыл издалека, и ему было уже почти девяносто пять лет, то я сказал слугам:
- Погодите, спешить некуда. Я могу помыться и позже, да и ужин может подождать — без проблем. Сперва же я должен побеседовать с ним и узнать, зачем он приехал.
Ему было девяносто пять лет,и тридцать последних лет он провел в джайнском монастыре, потому что он отрекся от мира. Он был провозглашен святым и он не мог встретиться со мной, не покидая джайнское сообщество — за ним повсюду следовала уйма джайнов. Он сказал мне... Первым делом он припал к моим ногам. Я сказал ему:
- Это не дело: ведь вам девяносто пять лет. Даже мой дед и тот вас моложе.
Он ответил:
- Я так давно мечтал припасть к твоим ногам. Я прочитал только одну твою книгу — «Путь само-реализации», — но этого было достаточно. Эта книга изменила всю мою жизнь. С тех пор ты был моим мастером. Если бы это было в моей власти... — У джайнов есть двадцать четыре тиртханкара, двадцать четыре пророка на один период творения. Это означает, что спустя миллионы лет, когда это творение канет в лету, и возникнет новое творение, в мир придут новые двадцать четыре великих учителя. Он сказал: — У нас уже есть все двадцать четыре тиртханкара, но была б моя воля, я бы объявил тебя двадцать пятым, потому что ты сделал для меня то, что не смогли сделать те двадцать четыре.
Он весь буквально изошелся в похвалах. Но вот в комнату заглянул слуга и сказал:
