Поэтому большой интерес представляет вторая вещь, о которой говорит Санджаи: «Ему отвечал Хришикеша [Кришна], как бы с улыбкой...»
Над чем смеется Кришна? Почему он улыбается? Разве Арджуна, упивающийся болью и горем, Арджуна, столкнувшийся с таким кризисом, заслуживает насмешки? А ведь Кришна смеется над ним! Но до сих пор Кришна ни разу не улыбнулся; только эти слова Арджуны вызвали его смех.
И у этой улыбки есть причина. Кришна видит, как человек, находящийся в состоянии крайней нерешительности, делает решительное утверждение: он не будет сражаться. Кого он обманывает? Кришна смеется над самообманом Арджуны. Любой знающий человек рассмеялся бы в такой ситуации. Кришна понимает, что в глубине ум Арджуны расколот на кусочки. Он разделен, разбит: в действительности, Арджуна ничего не решил и при этом утверждает, что не будет сражаться. Так он обманывает себя.
Все мы поступаем так же. Если вслух человек говорит слишком категорично, значит, внутри себя он скрывает неуверенность. Если мы слишком пылко признаемся в любви, значит, пытаемся скрыть нелюбовь. Мы пользуемся религиозным языком только для того, чтобы никто не узнал о нашем неверии. Люди все время пытаются выставить себя кем-то еще. То, что мы видим на поверхности, диаметрально противоположно внутреннему содержанию.
Итак, смех Кришны является уместным и своевременным. Он не противоречит ситуации. Улыбка Кришны может, конечно, показаться неуместной. От нее не веет ничем хорошим. Трудно свыкнуться с тем, что Кришна смеется над глубоко огорченным Арджуной, но для этой улыбки есть причина. Кришна видит трещину в сознании Арджуны. Герой говорит одно, а думает совсем о другом.
Слова человека с расщепленным умом всегда внутренне противоречивы. И здесь мы видим явное противоречие. Одной рукой Арджуна кладет кирпич и тут же убирает его другой рукой. Одной рукой он строит стену, а другой разрушает ее. Днем Арджуна возводит дом, а ночью обращает его в руины.
Кришна смеется над трещиной в личности Арджуны. Что может сделать человек, охваченный шизофренией, внутренний мир которого лишен целостности?
В улыбке Кришны есть прозрачный намек. Но я не думаю, что Арджуна мог заметить эту улыбку, что герой обратил внимание на смех Кришны.
Прочтите еще одну сутру, на которой мы закончим эту беседу.
Ты мудрую речь говоришь, а сожалеешь о тех, кому сожаленья не надо:
Познавшие не скорбят ни о живых, ни об ушедших.
Слова Кришны, сказанные с улыбкой, еще труднее. Он говорит Арджуне: «Ты говоришь языком писаний, но ты не мудрец. Ты — идиот, дурак, потому что, даже прибегая к языку писаний, ты приходишь к собственным выводам».
Арджуна действительно говорит на языке писаний: «Произойдут вещи, противные религии; все пойдет неправильно и на нас падет зло...» Он полностью переходит на язык писаний. Но Арджуна навязывает себе этот язык. Он уже пришел к тому выводу, к которому стремился; теперь он ищет в писаниях поддержку и одобрение своего решения.
Между мудрецом и идиотом есть только одно различие. Идиот также может говорить на языке писаний — так он и поступает. Помимо всего прочего, идиот виртуозно владеет этим языком. Нет никакого противоречия между идиотизмом и употреблением языка писаний. Но идиот извлекает из писаний тот смысл, который ему нужен. Он не беспокоится о писаниях, он думает лишь о себе. Идиот использует писания в качестве подтверждения своих слов.
Симон Вейл писал, что есть люди, которые хотят, чтобы истина поддерживала их, а есть те, которые стремятся сами поддержать истину. Все люди делятся на эти два типа. Одни хотят, чтобы религия и писания защищали их с тыла, а другим хватает смелости стоять на одной линии с религией. Но стать плечом к плечу с религией — это революционный шаг, поскольку религия уничтожит вас; она не позволит вам выжить. Вы сделаете конформистский, простой и традиционный шаг, если превратите религию в свою опору — поскольку благодаря этому вы приобретете удобную защиту.
Арджуна говорит на языке мудрецов, но его слова не имеют ничего общего с мудростью и знанием. Он хочет использовать писания как опору.
А тот, кто стремится обратить писания в свою пользу, естественным образом становится впереди них. И нет ничего опаснее, чем выступить вперед писаний, поскольку в таком случае человек заранее признает свою правоту. Теперь у него нет возможности быть неправым. Он уже пришел к выводу, что он прав. Он просто ищет поддержку для своих убеждений в писаниях.
Христианские мистики часто говорили, что даже дьявол цитирует писания. Именно так он и поступает! Нет ничего проще, чем говорить словами писаний. Арджуна точно так же цитирует их.
И в чьем же присутствии Арджуна заговорил языком писаний? Когда пред тобой стоит живое писание, только дурак может говорить цитатами. Перед кем Арджуна произносит все эти мудрые слова? Когда рядом с тобой стоит воплощенная мудрость, только дурак способен обратиться к чужому знанию. Кришна имел право улыбаться. И правильно сказал Арджуне, что тот говорит как мудрец, а ведет себя как дурак — и в чьем присутствии?
Я слышал, что один человек пришел к Бодхидхарме с книгой Будды. Он попросил Бодхидхарму объяснить ему эту книгу.
Бодхидхарма ответил: «Если ты думаешь, что я могу объяснить книгу Будды, то отбрось книгу, и слушай только меня. Если ты считаешь, что я не смогу ее объяснить, то отбрось меня и читай саму книгу».
Улыбка Кришны уместна. Для кого Арджуна приводит все эти цитаты? Интересно, что одновременно он продолжает обращаться к Кришне как к «Блаженному», но при этом произносит слова из писаний.
Некоторые глупцы даже в присутствии просветленных людей продолжают держаться за свои писания. Их глупость бесконечна. Если случайно такой человек встретится с просветленным, с благословенным, он все равно будет цитировать Гиту. И поэтому просветленному придется засмеяться: «Ну хоть сейчас забудь Гиту!» Но он не сможет отбросить ее.
Арджуна повторяет глупости, сказанные обычными учеными, а Кришна говорит прямо и ясно. Очень и очень редко что-то говорится прямо и ясно, но Кришна способен на это и не без причины. Вместе с тем, трудно сказать, слушает ли его Арджуна. Почти всю Гиту — большую ее часть — Арджуна ведет себя так, словно он одновременно слеп и мертв. В обратном случае, вероятнее всего, Гита бы не потребовалась. Если бы Арджуна хоть раз открыл глаза и внимательно посмотрел на Кришну, этого было бы достаточно. Но он продолжает называть Кришну «блаженным» и при этом не обращает на него никакого внимания.
Если в его колеснице стоит просветленный человек, если он действительно знает, что Кришна пробудился и управление колесницей в его руках, то зачем Арджуна, безо всякой необходимости, берет на себя груз ответственности за классификацию вещей? Если он понимает, что Кришна просветленный, то о чем спрашивать? Вожжи в руках Кришны, и теперь Арджуна должен выкинуть все из головы. Но он называет Кришну «блаженным» только на словах. Арджуна не знает этого наверняка.
Мы все говорим «О, блаженный», сами не понимая, что это значит. Человек может стоять в храме и, сложив руки, молиться: «Я безработный. Пожалуйста, Господи, найди мне хорошую работу». Если этот человек сознательно молится всесильному и всезнающему, то он должен также понимать, что всесильному и всезнающему уже известно, что он безработный! Нет нужды сообщать ему эту информацию. А если богу не достает силы самому узнать об этом, значит, ему в равной мере не хватит мощи найти для вас работу! Вы впустую складываете руки в мольбе.
Именно так большинство верующих и ведут себя перед богом: они называют его «блаженным» и при этом беспокоятся, получат ли их дети работу!
В последний момент, когда Иисуса прибили к кресту, он произнес такие слова: «О, Боже! Что ты делаешь со мной? Через что мне предстоит пройти?»
Что может значить реплика Иисуса? Он жалуется! Что это значит? Иисус хотел чего-то другого, но реальная ситуация не соответствовала его желаниям. Это значит, что он не сдался. Его вожжи еще не в руках сущего. В этот момент Иисус считает себя мудрее целого.
Но Иисус немедленно собрался. Арджуна не способен так же быстро осознать происходящее. Иисус мгновенно понял суть ситуации. За вопросом «Почему я должен пройти через это?» последовали слова: «Прости меня. Да будет воля твоя». Иисусу стало понятно: «Как я мог сказать такие слова? Во мне поднялось сомнение».
Я думаю, что, когда Иисус шептал первое предложение, он был сыном Марии, а произнося последнюю фразу, он стал Христом. Революция произошла в одно мгновение. До этой секунды Иисус был только сыном Марии, человеком, который говорит: «Через что мне предстоит пройти?» Он жаловался. В сердце религиозного человека нет места для жалоб. Поэтому в следующее мгновение он сказал: «Прости меня. Да будет воля твоя», — все, что ты делаешь, правильно. Вопрос о том, что прав может быть кто-то еще, больше не стоит. И немедленно Иисус превращается в Христа. С этого момента он перестает быть обыкновенным сыном Марии; он сын всего сущего.
