Спрашивающий продолжает:
Чувствует или испытывает ли капля по-прежнему какую-то жизнь внутри, когда она впервые сливается с океаном?
Капля, исчезающая в океане, впервые чувствует безбрежную жизнь. Лишь границы, которые делали ее мелкой каплей, исчезли. Капля по-прежнему есть, но это больше не капля, она стала океаном.
Я рассказывал вам о Кабире, одном из самых значительных мистиков Востока...
Когда он стал просветленным, он написал: «Капля исчезла в океане — Бунда сомами самунда мен», Но перед смертью он позвал своего сына Камаля и сказал ему:
«Пожалуйста, исправь это. Это был мой первый опыт, теперь я знаю лучше. Не капля вошла в океан; наоборот, океан вошел в каплю. Поэтому напиши, что океан вошел в каплю».
Это означает одно и то же, но первое — это переживание начинающего. Капля, исчезающая в океане, чувствует себя так же, как и вы, проникая в безграничное ничто. Но если вы достигли этой безграничности, если вас больше нет, внезапно эта безграничность есть вы. В этом опыте не будет личности, не будет чувства «я», будет лишь ощущение тотальности, целостности.
Трудно передать это в словах. И то, что Кабир изменил свое выражение, демонстрирует эту трудность. Фактически, никакое выражение не правильно. Говорите ли вы, что капля вошла в океан, или говорите, что океан вошел в каплю, вы все еще говорите о двух вещах — о капле и океане.
Если бы я присутствовал там, я бы сказал: «Лучше вычеркнуть и то, и другое. Что случилось, то случилось, ничего не может быть сказано об этом. Определенно одно: больше нет разделения. Поэтому не имеет значения, что во что входило. Там было двое, теперь нет двоих».
Сутра:
Возлюбленный Ошо,
Гиозан сказал. Секиши-цзы: «Скажи мне, во что верить и на что полагаться?»
Секиши-цзы трижды воздел руки к небу и сказал:
«Нет такой вещи, —в которую ты можешь верить, на которую ты можешь положиться. — Нет такой вещи».
Что же он подразумевает, трижды воздевая руки к небу?
Существование это просто необъятное небо без конца и без начала, без границ. Нечему верить и не на что полагаться. Нужно просто исчезнуть. Все виды веры сфабрикованы человеком, и любая опора, надежда на Бога, на Христа исходит из вашего собственного страха. Но вам не на что полагаться; гарантии нет.
Не цепляйтесь ни за что. Все, за что вы цепляетесь, есть ваше воображение. Существование не имеет богов, и существование не имеет философий — просто чистое безмолвие, но безмолвие, которое музыкально, безмолвие, которое есть танец; безмолвие, которое цветет многими цветами и многими благоуханиями; безмолвие, которое проявляется в безмерном разнообразии; безмолвие, которое многомерно. Расслабьтесь в нем. Не старайтесь верить или доверять, потому что всякая вера и доверие есть цепляние.
Секиши-цзы трижды воздел руки к небу и сказал:
«Нет такой вещи. Отбрось, пожалуйста, саму идею о том, чтобы полагаться на что-нибудь или верить во что-нибудь. Просто расслабься. Все это существование — твое. Почему ты хочешь уцепиться за нечто особенное? Все это одно и то же — одно и то же небо, одно и то же молчание, одна и та же чистота, одна и та же невинность».
Гиозан спросил: «Что ты скажешь о чтении сутр?»
Человек хочет чего-то конкретного. Его ум всегда находит какой-то путь избежать ничто или полноты существования.
Гиозан сейчас же спросил: «Если нечему верить и не на что полагаться, что ты скажешь о чтении сутр?»
Секиши-цзы ответил: «Обо всех этих сутрах не может быть и речи. Заниматься вещами, которые даны другими, есть двойственность ума и материи. А если ты в двойственности субъекта и объекта, возникают различные взгляды. Но это слепая мудрость, это еще не Дао.
Помимо того, что дадут тебе другие, нет ни одной вещи.
Вы задумывались когда-либо над этим? — все, что вам известно, вы получили от других. Если вы отложите это в сторону, чтобы выяснить, что же ваше, вы обнаружите, что вам свойственна лишь чистая пустота, все остальное дали вам другие. Тогда кто вы? — чистая пустота, скрытая за всеми этими словами, верованиями и религиями, которые были даны вам.
«Помимо того, что дадут тебе другие, нет ни одной вещи. Вот почему Бодхидхарма говорил:
«Изначально нет ни одной вещи»...»
Утверждение Бодхидхармы имеет чрезвычайную ценность. Нет ни единой вещи, которая была бы отдельной от целого. Все разделение, вся двойственность — это игра ума. Как только ум утихает, вся эта игра исчезает, всех этих игроков больше нет.
Что происходит, когда вы просыпаетесь утром от своих снов? Сомневались ли вы в сновидениях в том, что все, что вы видите, правда? Никто не может сомневаться во сне. Что бы ни пригрезилось во сне, в тот момент это кажется верным. Лишь утром, когда вы просыпаетесь, внезапно вы осознаете, что всю ночь вам снились вещи, которые не были истинными, которые были только порождениями ума, цветами в небе — вы понимаете Бодхидхарму: «Изначально нет ни единой вещи».
«... Посмотри, когда ребенок появляется, из утробы, читает он ли сутры или нет? В это время ребенок не знает, существует ли такая вещь, как природа будды. По мере того, как он растет и учится различным взглядам, он выходит в мир и говорит: «Я поступаю хорошо и понимаю». Но он не знает, что это вздор и заблуждение.
Из шестнадцати способов или фаз действия детский способ лучший. Пора детскою лепета сравнима с искателем, когда он оставляет ум, разделяющий и выбирающий. Вот почему ребенком восхищаются. Но если ты возьмешь это сравнение и скажешь: «Ребенок есть путь» — люди нынешних дней поймут его неверно».
И это истинно даже сегодня.
Когда я говорю вам: «Будьте ничем» — я говорю, другими словами: «Будьте просто новорожденным ребенком, чистым сознанием, не разделенным на известное и неизвестное. Сознание ребенка чисто. Оно не знает ничего, оно даже не знает того, что оно есть».
Вы, наверное, слышали, как маленькие дети говорят о себе в третьем лице. Они могут сказать: «Ребенок голоден. Ребенок хочет пить». Для того чтобы выросло «я», потребуется еще немного времени. Обществу понадобится, по меньшей мере, три-четыре года для того, чтобы создать эго, чтобы ребенок начинал говорить «я» — чтобы вместо «ребенок голоден», он говорил «я голоден». И в тот момент, как ребенок скажет: «Я голоден» — он больше не ребенок. Он вступил в мир, он усвоил определенный этап обучения.
Но согласно дзен вы еще раз должны стать в точности как ребенок. Это второе детство - есть величайшая возможная революция.
Иисус прав, когда он говорит: «Пока вы не родитесь снова, вы не поймете истины». Он семнадцать лет путешествовал по Востоку, и он собрал многое. И это на самом деле было проблемой, из-за которой евреи не могли принять его. Он говорил на языке, который был им чужд. Он придал старой еврейской традиции неслыханную интерпретацию, которую он принес с Востока.
А в то время весь Восток был полон вибрациями Гаутамы Будды. Всего пятьсот лет минуло с тех пор, как жил Гаутама Будда, и его вибрации все еще витали в воздухе. И по всей вероятности, Иисус посещал не только Индию и Тибет. В Японии есть место, где, как говорят, он побывал. В Библии эти семнадцать лет полностью пропущены. Никаких других аргументов не слушали, поскольку это могло бы нарушить все то, что до сих пор удавалось поддерживать как Святую Библию.
Иисус находился под сильным влиянием учений Будды. Это учение: «Пока вы не родитесь снова» — имеет вкус Гаутамы Будды, который постоянно учил, что вы должны отбросить все то, что было сказано вам, вы должны забыть все то, что было заложено в вас. Гаутама Будда принес миру первую депрограммирующую философию. А когда вы полностью депрограммированы, кто вы? — просто чистое ничто, просто молчание. Все слова были заимствованы, все сутры были даны вам, все религии были привиты вашему уму. Вы не христианин, и вы не индуист, и вы не мусульманин. Вы были рождены просто как чистое сознание.
Вы должны обрести это чистое сознание снова. Это и есть рождение снова. И это второе рождение приносит будду, чистое сознание, сознание, которое не знает границ; поэтому оно и не может называть себя «я». Сознанию, которое стало единым с целым, нечего сказать.
Будда, когда он стал просветленным, семь дней оставался в молчании, не зная, стоит ли говорить об этом. «Высказанное любым возможным образом», — размышлял он, — «это будет неверно понято. Лучше оставаться в молчании». Но сострадающее сердце не могло успокоиться в молчании, видя, что каждому необходимо это исследование, эта экскурсия внутрь себя. «Я знаю путь, и если я промолчу, это будет преступно. Но если я выскажу что-нибудь, тогда тоже я не буду абсолютно прав, поскольку то, что за пределами слов, невозможно выразить в словах».
Итак, через семь дней сострадание взяло верх, и наконец он попытался. Сорок два года он продолжал говорить людям, и всегда разъяснял: «Не принимайте буквально того, что я говорю. Я хочу, чтобы вы испытали это. Только тогда вы поймете смысл — не слушая меня, но переживая это. Лишь испытав этот опыт, вы узнаете его сладость».
